Достоинство национализма - Йорам Хазони
Таким образом, выбор между имперской и националистической политическими теориями соответствует выбору между двумя теориями познания: в западной истории империализм, в целом, ассоциируется с рационализмом. Безгранично доверяя человеческому разуму, эта теория заявляет, что великие универсальные истины уже в наших руках, и осталось применить это знание к человечеству. С другой стороны, национализм, как правило, базируется на точке зрения эмпиризма, проявляя умеренный скептицизм к плодам человеческого разума, помня о бедствиях, навлекаемых на народы в политической сфере чрезмерной уверенностью людей в собственном разуме. И будучи скептиком, она признает мудрость допущения множество попыток постичь истину, отличающихся друг от друга. Таким образом, одни эксперименты будут успешными, другие - неудачными. И те, кто преуспеет, будут делать это по-разному, так что уникальный опыт каждой нации научит нас разным вещам, которых мы ранее не понимали. Иными словами, мы можем сказать, что националистическая политика приводит к дискуссиям между народами и культивирует мир экспериментов и учения. В то время как имперская политика заявляет, что подобные дебаты опасны и слишком хлопотны, и настало время положить им конец.
Подобный аргумент между рационалистической и эмпирической теориями познания известен из экономической науки. Социалисты считали, что необходимые знания в наших руках, и конкуренция на рынке излишня. Экономикой должно руководить планово, диктуя такое функционирование, которое будем благом для всех. С другой стороны, капиталисты понимали, что подобное предложение - не более, чем тщеславие, продукт человеческого высокомерия и глупости, поскольку в действительности нет ни одного человека или группы, обладающих необходимым разумом и знаниями, чтобы правильно определить, как вся экономика должна развиваться для всеобщего блага. Вместо этого,- утверждает капиталист,- с позиций скепсиса и эмпиризма мы должны разрешить множеству независимых экономических субъектов свободно конкурировать в разработке и предоставлении экономических услуг. Понятно, что, поскольку каждое из конкурирующих предприятий организовано по-другому и преследует свои цели, некоторые добьются успеха, а другие потерпят неудачу. И те, кто преуспеет, сделает это способом, который ни один рациональный план не мог предсказать заранее. Но теперь их открытия будут доступны для подражания и усовершенствования всем. Благодаря этой конкуренции экономика процветает в целом.
Политическое устроение в этом отношении очень похоже на экономическое. Реальность такова, что ни один человек или группа людей не обладают необходимым разумом и знаниями, чтобы диктовать политический строй, приемлемый для всего человечества. Таким образом, любой, склонный к эмпиризму, признает преимущества националистического строя, позволяющего множеству независимых национальных государств свободно соревноваться. Каждое национальное государство организовано по-другому и преследует свои цели. И все же, несмотря на эти различия, правители независимых государств, постоянно соперничая друг с другом, всегда искоса следят за своими конкурентами, наблюдая, что приносит тем успех и подражая тому, что они находят дальновидным, полезным и хорошим в институтах других наций. Таким образом, правители конкретной нации, заботясь в основном о положении своей нации среди конкурентов, тем не менее, в конечном итоге, делятся своим уникальным опытом и экспериментом со всем человечеством.
Это соревнование между независимыми государствами объясняет тот факт, что периоды истории, которые наиболее восхищают нас личностями, которые эти эпохи породили, и плодотворностью этих эпох в науке, религии и искусстве, были периодами политического строя небольших конкурирующих независимых государств, будь то национальные государства или племенные города-государства. Речь идет о Древней Греции и Израиле, а также об итальянских государствах эпохи Возрождения и национальных государствах протестантского строительства в Европе, особенно о Нидерландах, Англии, Франции и германских государствах в Центральной Европе. Это было замечено многими философами-эмпириками, в том числе Джоном Стюартом Миллем, который объясняет прогресс Европы "множественностью путей", допускаемых ее политическим порядком:
Что сделало европейскую семью наций улучшающейся, а не застывшим на месте обломком человечества? Суть не в каком-либо превосходном их совершенстве, которое, если существует, то существует как следствие, а не причина, а в их замечательном культурном разнообразии. Люди, классы, нации были чрезвычайно непохожи друг на друга. Они проложили множество путей, каждый из которых вел к чему-то ценному. И хотя во все времена они проявляли нетерпимость друг к другу, и каждый подумал, что было бы прекрасно, если бы всех остальных принудили идти его дорогой, ... каждый со временем взял добро, предложенное другими. Европа ... целиком обязана этому множеству путей.
Мы не можем игнорировать тот факт, что столь значительная часть наследия человечества была продуктом режимов независимых государств, в то время как вклад имперских государств, по сравнению с этим, был поразительно скудным. Эпоха конкуренции при режиме независимых национальных государств или городов-государств, кажется, предлагает наибольшие возможности талантливым личностям, способным принести преимущество национальному государству или городу-государству. Имперское государство создаёт совершенно иные условия, в конечном итоге, предлагая способному человеку лишь одну возможность: подчиниться желаниям одной великой политической силы. И такая возможность, похоже, маловата в сравнении с разноцветием, которое возможно в режимах независимых национальных и племенных государств, где каждое ревностно блюдёт собственное здоровье и процветание, свою мощь и репутацию.
Этот аргумент в пользу конкурентного политического порядка должен был бы, мне казалось, привлечь экономистов, которые, в конце концов, утверждают, что они разрабатывают эмпирическую науку и по этой причине должны приветствовать мир экспериментов, проводимых многими независимыми странами, каждая предлагающая свою политику. Однако, мы постоянно слышим, как экономисты (многие из них с экономическим образованием) выступают против режима независимых национальных государств, исходя из предположения, что экономическая эффективность будет максимальной на едином мировом рынке, в котором уничтожены все национальные границы. Как Хайек выразился, мир без национальных границ будет тем, в котором все конфликты интересов будут возникать между "группами, постоянно меняющимися по композиции", а не между национальными государствами с постоянной внутренней солидарностью, и, следовательно, с упорно фиксированной местной политикой. Таким образом, экономист, гордящийся своим эмпиризмом, пока речь идет о национальной экономике, где он поддерживает конкуренцию между независимыми предприятиями, дабы обеспечить прогресс свободных инноваций, внезапно превращается в рационалиста, задумываясь о мировой экономике. В
