Кровь и золото погон - Трифонов Сергей Дмитриевич
На карте, выданной Павловскому в штабе формировавшегося корпуса, имелись пометки с дислокацией красных частей, отрядов ЧОН, волостных военкоматов и милиции. Но это были лишь никем не проверенные предположения разведки, отряду пришлось всё познавать наяву. Главной задачей отряда были скаковые кони. Павловский приказал собирать их в табун, и когда наберётся голов пятьдесят, двигаться назад, к Пскову.
Первая встреча с красными произошла к вечеру вторых суток в четырёх верстах от большого села Славковичи на перекрёстке с широким просёлком Осиновичи-Махновка. Это был важный транспортный узел, просёлок работал как рокадная магистраль, по которой передвигались красные части вдоль разделительной с немцами линии. Поэтому перекрёсток охраняли кавалерийский полувзвод и пикет волостной милиции.
Павловский долго изучал в бинокль обстановку. Красных было человек двадцать. Но это только на перекрёстке. Имелось ли боевое охранение, или секретные посты, было неизвестно. Решили так: Павловский с одним корнетом открыто выходит на красную заставу, двое скрытно заходят слева, двое – с тылу, а поручик Костылёв занимает справа, на открытом лугу, поросший черёмухой бугорок, и держит под обстрелом правый фланг.
Павловский с корнетом медленно подъезжали верхом к заставе, когда от неё отделилась группа всадников и помчалась им навстречу, на ходу стягивая со спин винтовки. Пятеро конных окружили офицеров, старший выкрикнул:
– Пароль!
Павловский, выпрыгнув из седла и таким образом демонстрируя свою незащищённость и миролюбие, уверенно ответил:
– Пароля мы не знаем, так как идём с той стороны, из разведки. А там, – он указал рукой на запад, – за завесой, как вы понимаете, нам немцы никаких паролей не сообщали.
Красные засмеялись шутке незнакомца. Только их старший не смеялся.
– Документы имеются?
– Кто ж документы в разведку берёт? А вот германские документы, добытые нами, везём.
– Давай сюда, – потребовал старший, – и оружие сымайте.
Павловский чуть отступил назад, подтянул поводок, ответил спокойно и уверенно:
– Документы передам только начальнику уездного отдела ВЧК в Порхове, а оружие, что оружие, надо, так берите.
Красноармейцы от его слов размякли, опустили стволы, расслабился и их старший. Он спрыгнул на землю, и в этот момент Павловский, выхвативший правой рукой револьвер из заранее расстёгнутой кобуры, а левой из-за спины засунутый за пояс лёгкий и плоский «штейр», открыл огонь с двух рук. Старший и двое конных, стоявших спереди, погибли сразу. Корнет из карабина застрелил одного из зашедших сзади, а затем и пятого, пытавшегося развернуть лошадь. Тут же ударили карабины слева и с тыла, поручик Костылёв пока молчал. Павловский вскочил в седло, подал знак корнету следовать за ним и помчался к заставе, прикрываясь шеей лошади.
Несколько красных, бросив лошадей, побежали направо, в сторону Костылёва. Поручик, будто в тире, методично их всех расстрелял.
Офицеры, ещё не остывшие от скоротечного и удачного боестолкновения, обшаривали придорожные кусты, надеясь найти боевое охранение красных. Никого не обнаружив, они по приказу ротмистра стали собирать оружие и патроны. Набралось шестнадцать винтовок и карабинов, два «нагана», полтысячи винтовочных и тридцать револьверных. Павловский приказал осмотреть тела, собрать документы, раненых заколоть, трупы закопать.
Когда серая, полупрозрачная июньская ночь легла на придорожные луга и окропила росой травы, листву кустарника, прибила дневную дорожную пыль, собрали лошадей. Трофейных набралась дюжина, из них лишь половину с натяжкой можно было считать строевыми. Павловский приказал взять всех и при удобном случае отбракованных им обменять у крестьян на продукты и фураж. Накормив лошадей и наскоро поужинав, поскакали на юг, в сторону Махновки. До рассвета, до первых петухов вошли в село. Без труда разыскали председателя сельсовета, который до революции был старостой. Нестарый и неглупый мужик быстро согласился на условия обмена. Взамен оставленных ему шести лошадей и пяти винтовок выдал с общественного склада овса, ржаной муки, три фунта сливочного масла и четверть пуда сала. На вопрос Павловского, где раздобыть хороших лошадей, ответил:
– В Жедрицах, в десяти верстах отсюдова в сторону Дедовичей, до войны стоял одного псковского барина завод конский, разводили лошадок для армии. Голов поболее ста держали. Жив ли ён, заводик ентот, знать не могу. Могли и мужики всё растащить, могли и большаки коней умыкнуть.
Он согласился за умеренную плату временно попридержать у себя и остальных шесть лошадей, захваченных у красных. Павловский ему уверенно заявил:
– Потерпи малость, староста. Осенью придём с большим войском, будем гнать красных до самого Урала. Так что собирай ватагу мужиков, вооружайтесь, налоги не платите, комиссаров гоните взашей. Людям скажи, новая власть придёт, белая, чистая, без большевиков и жидов, уважающая хозяина, работящего мужика. Но её нужно будет поддержать людьми.
– Ты, вашбродь, не сумлевайся, у нас, считай, вся деревня супротив большаков. Ежели надобно, мужики вновь шинели наденут.
Конезавод в Жедрицах, конечно, оказался разорённым. Но не до конца. В стойлах офицеры обнаружили три десятка голодных лошадей орловской скаковой породы. Как выяснилось, новая власть организовала здесь кооператив, работать в котором никто из крестьян задарма не желал, вот присланный директор и резал потихоньку на мясо высокопородистых кобыл и жеребцов и снабжал кониной воинские части красных, дислоцированные в Порхове, Дедовичах и Великих Луках. Директора Павловский приказал расстрелять, лошадей накормить изъятым у крестьян овсом и тщательно осмотреть.
Переночевали в Жедрицах, а поутру под холодным дождём (как обычно похолодало в июне) погнали лошадей обратно в Махновку. За версту до села в отряд вернулся подпоручик, высланный в передовой дозор. Подскакав к Павловскому и отдав по уставу честь, доложил:
– Господин ротмистр, в селе красные, до взвода пехоты и полувзвод кавалерии. Останавливаться на ночлег, похоже, не собираются. Винтовки в «козлах», кони стреножены и пасутся у дороги, полевой кухни нет. – Доложил и тут же ускакал обратно.
Павловский подозвал Костылёва.
– Ваши предложения, поручик?
Костылёв, поёживаясь от холодного дождя, ответил не сразу:
– Надо «языка» брать.
– Как, – скривил лицо Павловский, – днем, на открытой местности?
Вновь прискакал подпоручик из передового дозора.
– Господин ротмистр, – взволнованно докладывал он, – там стреляют.
– Где «там»?
– В деревне. Сильно палят.
Павловский вытер ладонью мокрый от дождя лоб, вновь натянул насквозь промокшую фуражку, оглядел своё войско. Громко крикнул:
– Слушай приказ! Двое остаются с лошадьми, уводят их вон туда, – он указал плетью в сторону густого кустарника, – там ждут. Все остальные со мной. Я на левом фланге, поручик Костылёв на правом. Идём пешими, цепью, дистанция – тридцать метров. Сигналы – жестами. У села залечь и ждать приказа. Вперёд.
А в Махновке происходило вот что. После того как село покинул Павловский со своими людьми, туда прибыл продотряд Порховского уездного продовольственного комиссариата, усиленный полувзводом кавалерии. Отряд собирал в уезде у сельчан по продразвёрстке зерно, муку, мясо, масло, яйца, сало, фураж. В трёх сёлах с большим трудом (крестьяне повсеместно прятали продукты) отряду всё же удалось что-то собрать, но в Махновке сельчане упёрлись, отказали комиссару напрочь. Тогда по его приказу арестовали председателя сельсовета (бывшего старосту), а вооружённые мужики в ответ заняли общинный склад с продовольствием и попытались силой вызволить председателя. Красноармейцы открыли огонь, мужики тоже стали палить в ответ.
Обо всём этом Павловскому поведал местный парнишка, пасший за огородами коз. Босоногий, в промокшей от дождя одежонке, он, увидев идущих к селу вооружённых людей, не испугался, видимо, почувствовав в них своих спасителей. Паренёк закричал, обращаясь к Павловскому:
