“Nomen mysticum” («Имя тайное») - Владимир Константинович Внук
Впрочем, не отрицая воинской доблести и полководческого дара великого гетмана литовского, Славута был прекрасно осведомлён и о его слабостях, главным из которых было неограниченное властолюбие. Клан Сапег, который, помимо гетмана, возглавляли его родные братья Бенедикт Павел, великий подскарбий литовский, и ныне покойный Франтишек Стефан, бывший великий конюший литовский, отец Барбары, сосредоточил в своих руках всю военную и финансовую власть в Речи Посполитой. Могущество Сапег было столь велико, что великий гетман завёл собственных представителей при дворах Вены, Дрездена, Парижа, вызывая зависть и ненависть иных магнатских родов Республики. Славута, хорошо знавший нравы посполитого панства, не без оснований полагал, что возвышение Сапег может вылиться в очередную междоусобную бойню между магнатами.
– …посему дознание пришло к выводу, что в убийстве мещанки Натальи Кулеши и шляхтенки Барбары Сапеги виновна означенная Агнешка Олейник. Слова эти я подтверждаю подписью своею, и подпись, и слова эти, признаю.
Кастелян окончил чтение. Сапега встал, отодвинул кресло в сторону.
– Я требую выдачи её головой.
– Ясновельможный пан гетман, Агнешка является мещанкой Мира и подлежит городскому суду, – возразил войт и сам испугался своей храбрости.
Сапега повернулся к княгине, ожидая её решения.
– Пан гетман, – холодно-спокойно произнесла Катажина, – закон есть закон, судьбу Агнешки Олейник решит суд.
Казимир Павел Ян воинственно щёлкнул саблей в ножнах – Катажина даже бровью не повела.
– Васпаны, я благодарю всех. Вы выполнили долг, как должно.
Глядя на Катажину, Славута вдруг поймал себя на мысли, что без раздумий доверил бы ей гусарскую хоругвь – столько спокойствия и решительности звучало в голосе её милости княгини Радзивилл.
Значит, возможно, ещё не всё потеряно.
Глава XVI. «Горлом карана маеть бытi»
За столетие до описываемых событий на рыночной площади Мира по приказу I-го ордината несвижского Миколая Кристофа Радзивилла было возведено двухэтажное строение из красного кирпича – городская ратуша. Время и люди не пощадили здание: камень оказался бессилен перед бурями, проносившимися над землями Белой и Чёрной Руси. В сентябре 1655 году в Мир вошли полки московского воеводы князя Алексея Трубецкого и загоны казачьего полковника Ивана Золотаренко. Во время штурма казаки ворвались в ратушу и разграбили казну. То ли по неосторожности, то ли по умыслу, в здании начался пожар – ратуша выгорела почти полностью, остались лишь толстые стены, которым огонь пожарища оказался не страшен. Три последующих десятилетия ратуша страшным каменным остовом с зияющими глазницами окон возвышалась над рыночной площадью – покойный Михаил Казимир Радзивилл уделял нуждам местечка мало внимания.
Овдовев, Катажина всю свою энергию направила на обустройства фамильного гнезда в Мире, не забывая при этом и о нуждах мещан. По приказу княгини были наняты бригады строителей, и их руками ратуша была заново отремонтирована: восстановлены деревянные перекрытия, появилась крыша из красной черепицы, к зданию была пристроена высокая пятиярусная башенка с медным шпилем, увенчанным флажком. Первый уровень ратуши был отведён под зал заседаний, на втором этаже располагались кабинет войта, городской архив, городская казна и зал суда. Последний был отделан с особым изыском: пол покрыт тёмно-коричневой кафлей, стены и потолок обиты морёным дубом. На центральной стене висел позолоченный герб Речи Посполитой: щит, разделённый на четыре поля, на которых в шахматном порядке располагались Орёл и Погоня – гербы Королевства Польского и Великого Княжества Литовского, а в центре красовался герб Янина – Щит Собесских.
В тот день место за кафедрой занял судья Казимир Рымша. Положив руку на Библию, он на русском языке произнёс формулу клятвы Третьего статута Великого Княжества Литовского:
– Я, Казимир Рымша, присягаю Господу Богу всемогущему, и Троице Единой, что в Новогрудском повете, по воле Бога справедливого и согласно этому статуту, данного Великому Княжеству Литовскому, в соответствии с законом и доводами сторон, а не по своему усмотрению, ничего не добавляя и не умаляя, буду судить, делать записи, не давая поблажки ни высоким и нижним сословиям, не глядя на тех, кто имеет достойные чины, на богатого или бедного, ни на родственника, ни на неприятеля, ни на земляка, ни на гостя, ни со страху, ни соблазняясь на дары или иное вознаграждение потом, ни боясь угроз, а самого Бога и его святую справедливость и право. А если справедливо на том присягаю, так помоги мне, Боже, а если несправедливо – убей меня, Боже.
Судья торжественно занял своё место в центре, под гербом Речи Посполитой. Его место заняли подсудок и земский писарь. Под сводами ратуши вновь раздались слова клятвы:
– Я, Антоний Козел-Поклевский, присягаю Господу Богу и Троице Единой, о том, что справедливо, по воле Бога и согласно праву писанному, ничего не добавляя и не опуская, буду записывать речи судьи и подсудка правильно и справедливо, объяснения сторон с обоих, высказывания и пояснения, судебные решения буду вписывать…
Княгиня Радзивилл и Кароль Станислав заняли место напротив кафедры. Казимир Павел Ян Сапега сел справа, за его спиной заняли места два десятка человек его свиты. Слева возвышалась массивная железная клетка, где, под охраной двух жолнеров, находилась Агнешка. Рядом сидел Алесь Корнач, прокуратор [30], нанятый княгиней вести дело. На двух столах, установленных посередине зала, были разложены улики. На первом лежали заскорузлые от ссохшейся крови рубаха, сарафан и алый шёлковый плащ, на втором – два кинжала, пистоль и гетманский пернач.
Наконец, клятвы были зачитаны. Судья, повернувшись к Славуте, произнёс:
– Пан возный, изложите выводы, к которым пришло следствие.
Славута занял место на кафедре.
– Я, Владислав Славута, кастелян Мирский, присягаю Господу Богу и Троице Единой на том, что, будучи возным в Новогрудском повете, повинен верно, грамотно, по-божески и справедливо на этом суде исполнять свои обязанности …
Зачитав текст клятвы, Славута сухо и кратко огласил текст дознания. Закончив чтение, кастелян подал судье развёрнутый лист. Вслед за Славутой вышел невысокого роста пожилой шляхтич – обвинитель.
– Вельможная шляхта! Убита паненка, дочь одного из самых уважаемых обывателей литовских. Святая справедливость и право посполитое требует, чтобы возмездие настигло виновную, настигло скоро и неотвратимо…
Обвинитель говорил долго, витиевато, время от времени замолкая, но лишь затем, чтобы набрать в лёгкие воздуха и продолжить речь. Наконец, он иссяк.
– Сторона обвинения хочет что-то добавить? – обратился судья к Казимиру Павлу Яну.
– Crimina morte extinguuntur [31], – негромко произнёс гетман. Писарь посмотрел на магната, ожидая перевода, однако тот всем своим видом давал понять, что выступление
