Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант
К этим элементам в его характере добавились качества, странным образом напоминающие те, которые, как нам говорят, отличали основателя христианства. Он не произносил имени Христа, но вел себя так, словно принимал каждое слово Нагорной проповеди. Со времен святого Франциска Ассизского ни одна известная истории жизнь не была так отмечена мягкостью, бескорыстием, простотой и прощением врагов. К чести его противников, но еще больше к чести его самого, его несгибаемая вежливость по отношению к ним получила в ответ прекрасную вежливость с их стороны; правительство отправило его в тюрьму с пышными извинениями. Он никогда не проявлял ни злобы, ни обиды. Трижды на него нападали толпы и избивали почти до смерти; он ни разу не ответил, а когда одного из нападавших арестовали, отказался предъявить обвинение. Вскоре после самого страшного из всех беспорядков между мусульманами и индусами, когда магометане-моплах зарезали сотни безоружных индусов и принесли их жертвы в жертву Аллаху, эти же мусульмане были охвачены голодом; Ганди собрал для них средства со всей Индии и, не обращая внимания на лучшие прецеденты, переслал каждый анна, без вычета "накладных расходов", голодающему врагу.57
Мохандас Карамчанд Ганди родился в 1869 году. Его семья принадлежала к касте вайшья и секте джайнов и исповедовала принцип ахимсы - не причинять вреда ни одному живому существу. Его отец был способным администратором, но еретическим финансистом; он терял место за местом благодаря честности, отдал почти все свое состояние на благотворительность, а остальное оставил семье.58 Еще в детстве Мохандас стал атеистом, недовольный прелюбодейными галантностями некоторых индуистских богов; чтобы продемонстрировать свое вечное презрение к религии, он ел мясо. Мясо не понравилось ему, и он вернулся к религии.
В восемь лет он был помолвлен, а в двенадцать - женат на Кастурбай, которая хранила ему верность во всех его приключениях, богатстве, бедности, тюрьмах и брахмачариях. В восемнадцать лет он сдал экзамены в университет и отправился в Лондон изучать право. За первый год обучения он прочитал восемьдесят книг о христианстве. Нагорная проповедь "запала мне в душу с первого прочтения".59 Советы воздавать добром за зло и любить даже врагов своих он воспринял как высшее проявление человеческого идеализма; и он решил скорее потерпеть неудачу с ними, чем преуспеть без них.
Вернувшись в Индию в 1891 году, он некоторое время занимался адвокатской практикой в Бомбее, отказываясь от судебного преследования за долги и всегда оставляя за собой право отказаться от дела, которое он считал несправедливым. Одно из дел привело его в Южную Африку; там он обнаружил, что его соотечественники-индусы подвергаются такому жестокому обращению, что он забыл о возвращении в Индию, но полностью, без вознаграждения, отдался делу устранения инвалидности своих соотечественников в Африке. В течение двадцати лет он боролся с этим вопросом, пока правительство не уступило. Только тогда он вернулся на родину.
Путешествуя по Индии, он впервые осознал полную нищету своего народа. Его ужасали скелеты, которые он видел, работая на полях, и ничтожные изгои, выполнявшие рутинную работу в городах. Ему казалось, что дискриминация его соотечественников за границей была лишь следствием их нищеты и порабощения дома. Тем не менее он преданно поддерживал Англию в войне; он даже выступал за призыв в армию индусов, которые не принимали принцип ненасилия. В то время он не был согласен с теми, кто призывал к независимости; он считал, что британское неправильное управление в Индии было исключением, а британское правительство в целом было хорошим; что британское правительство в Индии было плохим только потому, что оно нарушало все принципы британского управления дома; и что если английский народ сможет понять случай индусов, то он скоро примет их в полном братстве в содружество свободных доминионов.60 Он верил, что когда война закончится и Британия подсчитает жертвы, принесенные Индией ради империи в людях и богатствах, она без колебаний даст ей свободу.
Но по окончании войны агитация за внутреннее правление была встречена законами Роуланда, положившими конец свободе слова и печати, созданием бессильного законодательного органа в рамках реформ Монтагу-Челмсфорда и, наконец, резней в Амритсаре. Ганди был потрясен и начал действовать решительно. Он вернул вице-королю награды, полученные им в разное время от британских правительств, и обратился к Индии с призывом к активному гражданскому неповиновению правительству Индии. Люди ответили не мирным сопротивлением, как он просил, а кровопролитием и насилием; в Бомбее, например, они убили пятьдесят три несимпатичных прихожанина.61 Ганди, поклявшись соблюдать ахимсу, разослал второе послание, в котором призвал людей отложить кампанию гражданского неповиновения, сославшись на то, что она перерастает в самоуправство. Редко в истории человек проявлял больше мужества, действуя по принципу, презирая целесообразность и популярность. Нация была поражена его решением; она считала себя близкой к успеху и не соглашалась с Ганди в том, что средства могут быть так же важны, как и цель. Репутация Махатмы опустилась до самого низкого уровня.
Именно в этот момент (в марте 1922 года) правительство приняло решение о его аресте. Он не оказал никакого сопротивления, отказался от услуг адвоката и не предложил никакой защиты. Когда прокурор обвинил его в том, что он своими публикациями несет ответственность за насилие, которым была отмечена вспышка 1921 года, Ганди ответил в выражениях, которые сразу же вознесли его в ранг благородных.
Я хочу подтвердить всю вину, которую свалил на мои плечи уважаемый генеральный адвокат в связи с инцидентами в Бомбее, Мадрасе и Чаури Чауре. Глубоко размышляя над ними и засыпая над ними ночь за ночью, я не могу откреститься от этих дьявольских преступлений. . . . Ученый генеральный адвокат совершенно прав, когда говорит, что как человек ответственный, как человек, получивший достаточное образование, ... Я должен был знать о последствиях каждого своего поступка. Я знал, что играю с огнем, я рисковал, и если бы меня освободили, я бы все равно поступил так же. Сегодня утром я почувствовал, что не выполнил бы свой долг, если бы не сказал то, что говорю сейчас.
Я хотел избежать насилия. Я хочу избежать насилия. Ненасилие - это первый пункт моей веры. Это также последняя статья моего вероучения. Но я должен был сделать
