Век Людовика XIV. История европейской цивилизации во времена Паскаля, Мольера, Кромвеля, Мильтона, Петра Великого, Ньютона и Спинозы: 1648—1715 гг. - Уильям Джеймс Дюрант
Удивительно, как долго он удерживал власть, несмотря на свою непопулярность. Крестьяне ненавидели его, потому что их тяготили налоги, с помощью которых он вел войну. Купцы ненавидели его за то, что его поборы вредили торговле. Дворяне ненавидели его за то, что он не соглашался с ними относительно достоинств феодализма. Парменты ненавидели его за то, что он ставил себя и короля выше закона. Королева усугубила его непопулярность, запретив критиковать его правление. Она поддерживала его, потому что ей противостояли две группы, видевшие в младенчестве короля и предполагаемой слабости женщины возможность получить власть: дворяне, надеявшиеся восстановить свои прежние феодальные привилегии за счет монархии, и парлементы, стремившиеся превратить правительство в олигархию юристов. Против этих двух сил - старой аристократии меча (noblesse d'épée) и молодой аристократии магистратов (noblesse de robe) - Анна искала защиту в тонкой, гибкой настойчивости Мазарина. Его враги предприняли две жестокие попытки сместить его и управлять ею; они и составили Фронду.
Парижский парламент положил начало первой Фронде (1648-49), стремясь повторить во Франции движение, которое в Англии только что возвысило парламент над королем в качестве источника и судьи закона. Парижский Парламент был, ниже короля, верховным судом Франции; по традиции ни один закон или налог не получал общественного признания, пока эти магистраты (почти все юристы) не регистрировали закон или налог. Ришелье сократил или проигнорировал эти полномочия; теперь Парламент был полон решимости утвердить их. Он считал, что пришло время сделать французскую монархию конституционной, подчиняющейся воле народа, выраженной каким-либо представительным собранием. Двенадцать парламентов Франции, однако, не были законодательными палатами, избранными нацией, как парламент Англии; это были судебные и административные органы, члены которых унаследовали свои места или магистратуры от своих отцов или назначались королем. Успех первой Фронды должен был превратить французское правительство в аристократию юристов. Генеральные штаты, состоящие из делегатов от трех сословий - дворянства, духовенства и остального народа, - могли бы превратиться в представительное собрание, проверяющее монархию; но Генеральные штаты могли быть созваны только королем; ни один король не созывал их с 1614 года, и никто не созывал до 1789 года; отсюда и революция.
Парижский парламент стал косвенно и на мгновение представительным, когда его члены осмелились говорить от имени нации. Так, Омер Талон в начале 1648 года осудил налоги, которые при Ришелье и Мазарине привели к обнищанию народа:
Вот уже десять лет Франция находится в состоянии разорения. Крестьяне вынуждены спать на соломе, потому что их имущество продано для уплаты налогов. Чтобы позволить некоторым людям жить в роскоши в Париже, бесчисленное множество невинных людей вынуждены выживать на самом скудном хлебе... не владея ничем, кроме своих душ, и то лишь потому, что никто не придумал, как выставить их на продажу". 6
12 июля Парламент, собравшийся во Дворце правосудия вместе с другими судами Парижа, обратился к королю и его матери с несколькими требованиями, которые должны были показаться им революционными. Все личные налоги должны были быть снижены на четверть; никакие новые налоги не должны были взиматься без свободного согласия Парламента; королевские комиссары (интенданты), которые управляли провинциями через головы местных губернаторов и магистратов, должны были быть уволены; ни один человек не должен был содержаться в тюрьме более двадцати четырех часов, не будучи доставленным к соответствующим судьям. Если бы эти требования были удовлетворены, они превратили бы французское правительство в конституционную монархию и позволили бы Франции обогнать Англию в политическом развитии.
Королева-мать была сильнее укоренена в прошлом, чем в видении будущего. Она никогда не сталкивалась ни с какой другой формой правления, кроме абсолютной монархии; такая передача королевской власти, как предлагалась сейчас, должна была, по ее мнению, непоправимо расколоть устоявшуюся форму правления, подорвать ее психологическую опору в традициях и обычаях и рано или поздно обрушить ее в хаос суверенной толпы. И каким позором было бы передать своему сыну не ту власть, которой обладал его отец (или Ришелье)! Это было бы нарушением долга и осуждением ее на суде истории". Мазарин согласился с ней, видя свое собственное угасание в этих наглых требованиях педантов закона. 26 августа он приказал арестовать Пьера Брусселя и других лидеров Парламента. Но престарелый Бруссель стал популярен благодаря своему лозунгу "Pas d'impostes" - "Никаких налогов". Перед Пале-Роялем собралась толпа, требовавшая его освобождения. Рогатки или катапульты, которые многие из толпы несли с собой, дали им название frondeurs, метатели, и дали имя восстанию. Жан Франсуа Поль де Гонди, впоследствии де Рец, коадъютор и будущий преемник архиепископа Парижского, посоветовал королеве отпустить Брусселя. Когда она отказалась, он в гневе удалился и помог поднять народ против правительства. Тем временем он тянул провода, пытаясь получить кардинальскую шляпу, и ухаживал за тремя любовницами.
27 августа члены Парламента в количестве 160 человек пробились к королевскому дворцу через толпы и баррикады. Их подстегивали крики "Vive le roi! À mort Mazarin!". Осторожный министр решил, что настало время для благоразумия, а не для храбрости; он посоветовал королеве отдать приказ об освобождении Брусселя. Она согласилась; затем, разгневанная этой уступкой толпе, удалилась с мальчиком-королем в предместье Рюэль. Мазарин временно удовлетворил требования Парламента, но медлил с их исполнением. Баррикады остались на улицах; когда королева осмелилась вернуться в Париж, толпа выкрикивала в ее адрес свои презрительные замечания, а она выслушивала шутки по поводу ее отношений с Мазарином. 6 января 1649 года она снова бежала из города, на этот раз вместе с королевской семьей и двором в Сен-Жермен, где шелк спал на соломе, а королева заложила свои драгоценности, чтобы купить еду. Молодой король так и не простил эту толпу, так и не полюбил свою столицу.
8