Ренессанс - Уильям Джеймс Дюрант
Днем 5 августа 1503 года Александр, Цезарь и некоторые другие обедали под открытым небом на вилле кардинала Адриано да Корнето, неподалеку от Ватикана. Все оставались в саду до полуночи, так как жара в помещении была изнуряющей. 11-го числа на кардинала напала сильная лихорадка, которая продолжалась три дня, а затем пошла на убыль. 12-го числа и Папа, и его сын слегли в постель с лихорадкой и рвотой. В Риме, как обычно, заговорили о яде; мол, Цезарь приказал отравить кардинала, чтобы обеспечить себе состояние; по ошибке отравленную пищу съели почти все гости. Теперь историки согласны с врачами, лечившими Папу, что причиной была малярийная инфекция, вызванная длительным пребыванием на ночном воздухе полуденного Рима.109 В том же месяце малярийная лихорадка уложила половину домочадцев Папы, и многие из этих случаев оказались смертельными;110 В Риме в тот сезон были сотни смертей от той же причины.
Александр тринадцать дней находился между жизнью и смертью, изредка приходя в себя настолько, что возобновлял дипломатические конференции; 13 августа он играл в карты. Врачи неоднократно пускали ему кровь, возможно, даже слишком часто, истощая его природные силы. Он умер 18 августа. Вскоре после этого тело стало черным и фекальным, что придало окраску поспешным слухам о яде. Плотники и носильщики, "шутя и богохульствуя", говорит Берчард, с трудом втиснули разбухший труп в предназначенный для него гроб.111 Сплетни добавляли, что в момент смерти видели маленького дьявола, который уносил душу Александра в ад.112
Римляне радовались уходу испанского папы. Начались беспорядки , "каталонцев" гнали из города или убивали на месте, их дома грабили толпы, сто домов были сожжены дотла. Вооруженные отряды Колонны и Орсини вошли в город 22 и 23 августа, несмотря на протесты коллегии кардиналов. Патриотически настроенный флорентиец Гвиччардини сказал:
Весь город Рим с невероятной быстротой сбежался и столпился вокруг трупа в церкви Святого Петра, не в силах усладить свои взоры видом мертвого змея, который своими неумеренными амбициями и отвратительным вероломством, многочисленными случаями ужасной жестокости и чудовищной похоти, выставив на продажу все без исключения, как священное, так и профанное, опьянил весь мир.113
Макиавелли был согласен с Гиччардини: Александр
Он не делал ничего, кроме обмана, и не думал ни о чем другом в течение всей своей жизни; ни один человек не давал более сильных клятв, чтобы выполнить обещания, которые он впоследствии нарушил. Тем не менее ему все удавалось, ибо он был хорошо знаком с этой частью мира.114
Эти осуждения основывались на двух предположениях: что истории, рассказанные об Александре в Риме, были правдой, и что Александр был неоправдан в методах, которые он использовал для отвоевания папских государств. Католические историки, защищая право Александра на восстановление временной власти папства, в целом присоединяются к осуждению методов и морали Александра. Говорит честный пастор:
Его повсеместно называли чудовищем и приписывали ему всевозможные преступления. Современные критические исследования во многих вопросах оценили его более справедливо и отвергли некоторые из худших обвинений, выдвинутых против него. Но хотя мы должны остерегаться принимать без проверки все истории, рассказанные об Александре его современниками... и хотя горькое остроумие римлян находило свои любимые упражнения в том, чтобы без жалости разрывать его на куски и приписывать ему в популярных пасквинадах и ученых эпиграммах жизнь невероятной мерзости, все же так много против него было ясно доказано, что мы вынуждены отвергнуть современные попытки обелить его как недостойную фальсификацию истины..... С католической точки зрения невозможно слишком строго обвинять Александра.115
Протестантские историки иногда проявляли великодушную снисходительность к Александру. Уильям Роско в своей классической книге "Жизнь и понтификат Льва X" (1827) был одним из первых, кто сказал доброе слово в адрес Папы Борджиа:
Каковы бы ни были его преступления, нет никаких сомнений в том, что они сильно преувеличены. То, что он был предан идее возвеличивания своей семьи и использовал авторитет своего возвышенного положения для установления постоянного господства в Италии в лице своего сына, не подлежит сомнению; но когда почти все государи Европы пытались удовлетворить свои амбиции столь же преступными средствами, кажется несправедливым клеймить характер Александра какой-то особой и исключительной долей позора в этом отношении. В то время как Людовик Французский и Фердинанд Испанский сговорились захватить и разделить Неаполитанское королевство, пример вероломства, который никогда не может быть достаточно порицаем, Александр, несомненно, мог бы считать себя оправданным в подавлении буйных баронов, которые в течение веков раздирали владения Церкви междоусобными войнами, и в подчинении мелких государей Романьи, над которыми он имел признанное главенство, и которые в целом приобрели свои владения средствами столь же неоправданными, как те, которые он принял против них. Что касается столь распространенного обвинения в преступной связи между ним и его собственной дочерью... было бы нетрудно доказать его неправдоподобность. Во-вторых, пороки Александра сопровождались, хотя и не компенсировались, многими замечательными качествами, которые при рассмотрении его характера не должны быть обойдены молчанием..... Даже самые суровые противники признают, что он был человеком возвышенного гения, прекрасной памяти, красноречивым, бдительным и ловким в управлении всеми своими делами.116
Епископ Крейтон подвел итог характеру и достижениям Александра в общем согласии с суждением Роско и гораздо более милосердно, чем Пастор.117 Позднее более благоприятное суждение высказал протестантский ученый Ричард Гарнетт в книге "Кембриджская современная история":
Характер Александра, несомненно, выиграл от пристального внимания современных историков. Вполне естественно, что человек, обвиненный в стольких преступлениях и, несомненно, ставший причиной многих скандалов, должен был попеременно представать то тираном, то сладострастником. Ни то, ни другое описание ему не подходит. Основой его характера была крайняя буйность натуры. Венецианский посол называет его плотским человеком, не подразумевая ничего морально унизительного, но имея в виду человека сангвинического темперамента, не способного контролировать свои страсти и эмоции. Это вызвало недоумение хладнокровных бесстрастных итальянцев дипломатического типа, преобладавших тогда среди правителей и государственных деятелей, и их опасения неоправданно предвзято отнеслись к Александру, который на самом деле был не менее, а более человечным, чем большинство принцев своего времени. Эта чрезмерная "плотскость" действовала на него и во благо, и во вред. Не сдерживаемый ни моральными угрызениями, ни духовной концепцией религии, он предавался
