Антонио Дионис - Геракл
Что же ты делаешь на охоте под вечер, о славный царь? — спросил Геракл первым, чтобы Лаомедонт не успел поинтересоваться, откуда шли они с Иолаем.
Горестная эта охота, о Геракл, — глубоко вздохнул царь. — Ох горестная. Случилась со мной беда великая. Послушай мою историю, воин, может быть поможешь добрым советом.
И царь Лаомедонт начал рассказывать. Геракл слушал царя и только удивлялся.
Все было хорошо у Лаомедонта, богатства вдоволь, любимая жена, несколько крепких сыновей, красавица- дочь.
Да только невиданное несчастье свалилось на город. Стало появляться из моря, на берег которого выходили городские стены, невиданное чудовище, огромное, мерзкое и всегда голодное. Оно стало потихоньку есть людей, которые зазевавшись, гуляли по морскому берегу, проглатывало рыбацкие лодки вместе с сидящими в них рыбаками.
Чудовище рычало так громко, что его голос был слышен в самых отдаленных уголках города, и в ужасе ходили все люди и не знали, что делать, как от зверя избавиться.
Горожане стали бояться выходить к морю, суда перестали приставать к берегу, свернулась торговля, голод стал одолевать Трою.
Долго ломал голову Лаомедонт, как избавить город свой от невиданной напасти, как вдруг, когда гулял царь по городской стене, выходящей на море, явился ему великий морской бог Посейдон, и сказал, что до тех пор чудовище не оставит в покое город, пока не принесет в жертву царь Лаомедонт этому ужасному зверю свою прекрасную дочь Гесиону.
Ужаснулся судьбе своей царь, не захотел покориться страшной участи, и отдать дочь свою на растерзание морскому зверю. Несчастной девушке поначалу вообще ничего не сказал. Но чудовище стало все дальше вылезать на сушу и довольно удачно охотиться за населением окрестных сел, наводя панику на всех жителей окрестности.
И решил испробовать царь последний способ: убить на охоте хорошую стройную молодую лань и принести в жертву ее вместо своей дочери.
— Ну какая разница этому зверю, — говорил Лаомедонт Гераклу, — кого съесть? Он и отличия не почувствует! Я видел его голову — хоть пасть у чудовища большая, сама голова такая маленькая, что не может быть в ней мозгов — слишком лоб низкий!
Геракл кивал головой. Да и, собственно, что он мог возразить? Разве мог он сказать отцу, чтобы тот отдал на растерзание морскому зверю любимую дочь?
Лань мы выследили и убили. Ты заметил ее в одной из колесниц?
Геракл кивнул, хотя не помнил, чтобы он ее видел. Но разве это важно?
Она достаточно стройна и я уверен, аппетитна! Она должна заменить мою дочь!
Царь в отчаянии стукнул кулаком по подлокотнику колесницы.
Завтра до рассвета положим у стены города лань — у той, что выходит на море, — сказал, помолчав, царь. — С восходом солнца эта зверюга вылезает из воды и начинает свою заунывную песню. О Зевс, даже мурашки по коже, как вспомню этот голос!
Геракл шумно вздохнул. Он пока не знал, сможет ли помочь чем-нибудь Лаомедонту. Как говорится, надо сначала увидеть неприятеля, а потом уже определять, сможешь или нет его победить.
Поэтому и молчал Геракл, хотя в глубине души ему казалось, что не спроста старик ему это все рассказывает, ждет заступничества, хитрый.
Геракл подумал: «Надо еще и на девушку посмотреть, стоит ли из-за нее жизнью рисковать?»
Мы осветим лань, может быть, зверь подумает, что это моя дочь! — сказал старик.
Глаза его засветились надеждой.
Но если не удалится после этой жертвы чудовище, — пробормотал Лаомедонт, — и не оставит наш город в покое, тогда… Я не знаю, что мне и делать!
Слезы закапали из глаз старика.
Страшного усилия воли стоило Гераклу не начать тут же бить себя в грудь и обещать свое содействие в таком трудном деле.
Наконец прибыли в город. Он действительно стоял на берегу моря, но действительные размеры Трои, как и ее богатство можно было оценить только днем. Теперь же ничего не было видно.
Ночь уже опустилась и залила все вокруг непрозрачной теменью, однако море угадывалось в наиболее темной стороне, и еще о нем говорил тихий шум волн.
Дворец Лаомедонта примыкал к городской стене со стороны берега.
Когда Иолай слез со своей колесницы и подошел к приятелю, оказалось, что историю появления морского чудовища юноше рассказывал и Меликарт, правда, немного по-своему, без подробностей.
Гераклу и Иолаю отвели богато убранные покои для знаменитых гостей. Геракл еще некоторое время размышлял, куда поселил бы их царь Лаомедонт, если бы знал, что они возвращаются из рабства.
Когда они с Иолаем осмотрели отведенные им комнаты, Геракл предложил прогуляться по двору. Иолай отказался, сказав, что будет спать, а Лаомедонт увязался с Гераклом, царю неловко было оставлять гостя одного.
Когда они вышли во двор, Геракл вдруг услышал громкое ржание.
Что это, о царь — с любопытством спросил сын Зевса.
Лаомедонт внезапно засмущался, замялся и отвел взгляд в сторону:
Да так, понимаешь… Кони, конечно, кто же еще ржать может?
Покажи! — загорелся Геракл.
Зачем? — начал отговаривать его старик. — Кони как кони. Ты что, лошадей не видел?
Да видел, — притопнул ногой Геракл. — Но тут я слышу, ржание какое-то особенное! А ну покажи, не жмись!
Так что, царь, покажешь ты мне этих коней? — в третий раз спросил Геракл.
Царь все не решался ответить.
А как же священный закон гостеприимства? — наседал Геракл.
Наконец, царь махнул рукой:
Ладно, идем!
Они зашли в конюшню.
Геракл ахнул, когда увидел двух коней, чье ржание привлекло его внимание. Он узнал коней своего отца Зевса, которых когда-то в глубоком детстве видел у отца и играл с их гривами.
Хорошие мои, хорошие, — погладил Геракл лошадей по холкам.
Кони тихо заржали и потянулись к Гераклу мягкими губами — они узнали его.
Откуда у тебя эти благородные животные? — спросил у Лаомедонта, как бы невзначай, Геракл.
Старик снова замялся.
Да так, понимаешь… Продавал тут один человек… Грех было такой товар упускать, я и купил!
И дорого заплатил? — с иронией в голосе поинтересовался Геракл.
Дорого, ой дорого! — запричитал старик, схватившись за вопрос Геракла как утопающий хватается за протянутую руку. — В десять раз переплатил!
Ну что же, повезло тебе… — ответил Геракл. — Смотри за ними хорошо, знатные кони!
А про себя подумал: «Врет, старый хрыч! Откуда у него кони моего отца? Не хочет говорить! Ладно, я узнаю это другим способом».
Лаомедонт и Геракл вышли из конюшни во двор. Царь попросил прощения у гостя за то, что не проводит того до выделенного ему покоя и стал прощаться:
Пора мне, о Геракл, удалиться! Я старый больной человек, должен я ложиться спать в строго определенное время! К тому же завтра вставать рано, еще до рассвета! Ведь лань надо подсунуть зверюге этой ненасытной, чтобы ее разорвало, проклятую…
Геракл не стал настаивать на присутствии Лаомедонта во дворе. Старик скрылся на своей царской половине дворца.
Оставшись один во дворе, силач как бы случайно подошел к Меликарту, который возился у колесницы, и спросил:
Слушай, что это за такие красивые кони у старика Лаомедонта?
A-а, эти? — протянул Меликарт и махнул рукой. — Да ну их! От них проку никакого — жрут много, а ездить на них Лаомедонт не дает. Бережет, видите ли!
А откуда они у вас?
Погоди, сейчас отвечу…
Меликарт решил поменять колесо повозки. Он прикатил новое колесо и прислонил его к колеснице. Потом схватился могучими волосатыми руками за бок колесницы и приподнял ее над землей.
А ну-ка подсоби! — попросил он Геракла.
Геракл с готовностью согнулся и подставил плечо под повозку. Меликарт отпустил руки и быстро и деловито поменял колесо.
Все, можешь ставить! — весело сказал он. — Будет ездить, как новенькая!
Что это ты сам исправляешь колесницы? — удивился Геракл, опуская повозку. — Слуг у тебя нет, что ли?
А ну их, слуг этих! — просто сказал Меликарт. — Пока докличешься, так проще самому все сделать. Да и мускулам хорошая разминка!
Так что насчет коней? — напомнил Геракл.
А царь тебе не рассказывал?
Нет! — Геракл покачал головой.
Надоел уже старик со своей таинственностью, — вздохнул Меликарт, — этаким хитрым все прикидывается. Кони вот откуда. Был у старика сын, звали его Ганимед. Красивый мальчишка был, шустрый, ловкий. Стал подрастать — мускулистым сделался, девки на него заглядываться стали. Так вот, однажды прилетел орел к Лаомедонту и говорит: я твоего сына, говорит, заберу на Олимп, он там у меня виночерпием будет! Старик рассмеялся орлу в лицо, и ответил, что какой виночерпий у птицы? А орел нахохлился и говорит: не орел я, а бог, значит.
Меликарт передохнул и спросил у Геракла:
