Русские сказки - Народные сказки
— Ну, теперь, мамушка, не зевай, — сказал старичок. — Гляди во все глаза на дорогу: на нее вскоре упадет малое зернышко. Как упадет, бери его скорей, зажимай в руке и береги, покуда домой не вернемся. Смотри, не потеряй зернышка, коль мила тебе твоя Крупеничка.
Вот тронулся караван из становища: проходит он по дороге мимо старичка, а тот на лужайке сидит, разложил вокруг себя сласти и приветливо покрикивает:
— Кушайте, красавицы, соты медовые, пряники душистые, орехи каленые!
И мамушка Варварушка ему поддакивает:
— Кушайте, красавицы, веселее будете, румянее станете!
Увидели их татары, велели сейчас же сладостями красавиц попотчевать, и старики понесли им свое угощение.
— Кушайте, кушайте, на здоровье!
Обступили их девушки: одни весело посмеиваются, другие молча глядят, третьи печалятся, отворачиваются.
— Кушайте, девицы, кушайте, красавицы!
Еще издали увидела Крупеничка свою мамушку Варварушку. Сердце так в груди и запрыгало, а лицо побелело. Чувствует она, что неспроста явилась старуха и неспроста не признает ее, а идет к ней словно чужая, не здоровается, не кланяется, идет прямо на нее, твердит одно и то же:
— Кушайте, милые, кушайте!
Старичок тоже покрикивает, а сам во все стороны раздает кому орехов, кому меду, кому пряников — и всем стало вдруг весело.
Подошел старичок поближе к Крупеничке — да как выбросит в воздух, в левую сторону от нее, у всех над головами, целую горсть гостинцев, да еще горсть, да еще горсть! А когда кинулись со смехом ловить да подбирать гостинцы, он взмахнул рукавом над Крупеничкой, в правую сторону — и Крупенички не стало, а упало вместо нее на дорогу малое гречишное зернышко.
Мамушка бросилась за ним на землю, схватила зернышко в руку и зажала крепко-накрепко, а старичок махнул над нею рукавом — и вместо Варварушки поднял с земли дорожный посох.
— Кушайте, кушайте, красавицы на здоровье!
Отдал он поскорей все остатки, встряхнул пустой мешочек, поклонился всем в знак прощания и пошел потихоньку своим путем, опираясь на посох. Татары ему еще воловий пузырь с кумысом на дорогу дали.
Никто и не заметил сразу, что невольниц стало на одну меньше.
Так возвратился благополучно старичок на тот самый берег, где повстречался с мамушкой Варварушкой, где вдоль по озеру раскинулись зеленые широкие листья и белыми звездами по воде цвела одолень-трава. Кинул он оземь посох дорожный — и перед ним опять стоит мамушка Варварушка: правая рука в кулачок зажата и к сердцу приложена — не оторвешь.
Спросил ее старичок:
— Укажи мне, где здесь у вас поле, никогда не паханное, где земля, никогда не сеянная.
— А вот тут, около озера, — отвечает Варварушка, — поляна никогда не пахана, земля никогда не сеяна; цветет она, чем сама засеется.
Взял тогда старичок из рук ее гречишное зернышко, бросил его на землю несеянную и сказал:
— Крупеничка, красная девица, живи, цвети, молодейся, добрым людям на радость!.. А ты, греча, выцветай, созревай, завивайся — будь ты всем людям на угоду!
Проговорил — и исчез старичок, как будто никогда его здесь не было. Глядит мамушка Варварушка, протирает глаза, будто спросонья, и видит перед собой Крупеничку, красавицу свою ненаглядную, живую и здоровую.
А там, где упало малое зернышко, от шелухи его зазеленело невиданное доселе растение, и развело оно по всей стране цветистую, душистую гречу, про которую и теперь, когда ее сеют, поют старинную песенку:
Крупеничка, красная девица,
Кормилка ты наша, радость-сердце,
Цвети, выцветай, молодейся,
Мудрее, курчавей завивайся,
Будь добрым всем людям на угоду!
Во время посева 13 июня, в день Гречишницы, в старину всякого странника, бывало, угощали кашей досыта.
Странники ели да похваливали и желали, чтоб посев был счастливый, чтоб гречи уродилось на полях видимо-невидимо, потому что без хлеба да без каши — ни во что и труды наши.
Привередница
или были муж да жена. Детей у них было всего двое — дочка Малашечка да сынок Ивашечка.
Малашечке было годков десяток или поболе, а Ивашечке всего пошел третий.
Отец и мать в детях души не чаяли и так уж избаловали! Коли дочери что наказать надо, то они не приказывают, а просят. А потом ублажать начнут:
— Мы-де тебе и того дадим и другого добудем!
А уж как Малашечка испривереднилась, так такой другой не то что на селе, а чай, и в городе не было! Ты подай ей хлебца, не то пшеничного, а сдобненького, — на ржаной Малашечка и смотреть не хочет!
А испечет мать пирог-ягодник, так Малашечка говорит: «Кисел, давай медку!». Нечего делать, зачерпнет мать ложку меду и весь на дочерин кусок ухнет. Сама же с мужем ест пирог без меду: хоть они и с достатком были, а сами так сладко есть не могли.
Вот раз понадобилось им в город ехать, они и стали Малашечку ублажать, чтобы не шалила, за братом смотрела, а пуще всего, чтобы его из избы не пускала.
— А мы-де тебе за это пряников купим, да орехов каленых, да платочек на голову, да сарафанчик с дутыми пуговками. — Это мать говорила, а отец поддакивал.
Дочка же речи их в одно ухо впускала, а в другое выпускала.
Вот отец с матерью уехали. Пришли к ней подруги и стали звать посидеть на травке-муравке. Вспомнила было девочка родительский наказ, да подумала: «Не велика беда, коли выйдем на улицу!» А их изба была крайняя к лесу.
Подруги заманили ее в лес с ребенком — она села и стала брату веночки плесть. Подруги поманили ее в коршуны поиграть, она пошла на минутку, да и заигралась целый час.
Вернулась к брату — ой, брата нет, и местечко, где сидел, остыло, только травка помята.
Что делать? Бросилась к подругам, — та не знает, другая не видела. Взвыла Малашечка, побежала куда глаза глядят брата отыскивать: бежала, бежала, бежала, набежала в поле на печь.
— Печь, печурка!
