Ольга Петерсон - Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа
— Уважаемый гость, — обратился монах к Робину, протягивая рог с вином. — Тебе не кажется также, что воспитанному гостю стоило бы представиться и назвать свое имя?
— Справедливо, — согласился Робин. — Но хозяину приличествует сделать это первому.
— Зови меня отец Тук. Я живу здесь отшельником, потому что не могу выносить подлостей аббата из аббатства Святого Квентина.
— Эту змею я знаю хорошо, — сказал Робин тихо, как бы про себя.
— Алчность и злоба, и прислуживанье власть имущим, и жестокость, и грубость — вот что цветет в аббатстве. И знаешь, сын мой, подумал я, а разве лес — не храм? Разве Богу менее угодно, если с Ним будут разговаривать под куполом небесным, хоралы будут распевать птицы? Ты ведь читал в Писании: «Дух дышит, где хочет», а значит, и в лесу.
— Позволь мне спросить тебя, отец Тук. Когда я подошел к реке, мне показалось, что ты разговаривал с грабом.
— И ты решил, что я тронулся умом? — засмеялся отец Тук. — Нет, милый. И деревья говорят, и травы, и звери. Все мы — творение Божье и должны друг друга понимать. Только в грехах мы погрязли и общий наш язык забыли.
— Ты хорошо говоришь. Ну а как же все это? — Робин кивнул на остатки пиршества.
— Душа не гибнет от хорошей еды, уверяю тебя, сын мой. Но ты–то все–таки кто такой? Сдается мне, что не бродячий певец, а?
— И у меня так же, как и у тебя, было раньше другое имя. Я узнал тебя, отец Майкл. Ты не просто монах, ты священник, удравший от ненавистного аббата. А я — Робин Гуд. Так зовут меня теперь.
— За здоровье Робин Гуда! — поднял отец Тук полный рог вина.
— Послушай, святой отец. Нам в Шервудском лесу нужен священник. Не безбожники же мы, в самом деле. Некому нас наставить на путь спасения! Пойдем со мной. И оленина на лесном костре отлично прожаривается и попахивает дымком. И шотландского эля у нас вдоволь. И молодцы мои — люди верные, надежные и веселые. И уж спуску не дадут аббату, попадись он только! Право же, пойдем. Прямо сейчас. А подраться на дубинках мы еще успеем.
— Ну что ж, — сказал отец Тук. — Пусть будет потвоему. Только погоди минутку. Не пропадать же в самом деле доброму вину.
И, вновь наполнив оба рога, он протянул один Робину и запел во всю свою могучую глотку веселую песню:
Что важно, скажи, для святого отца?На свете прожить, не теряя лица.Молиться? — Молиться!Поститься? — Поститься!А также отведать мясца и винца!Запомни, дружок, и всегда повторяй:Ты только для дела свой рот отворяй.Не вредно для духаВтолкнуть в свое брюхоПобольше мясца и побольше винца!
Глава VI
СЭР РИЧАРД ЛИ
— Поститься очень полезно для здоровья, — сказал Робин Гуд.
На лице у отца Тука изобразились сомнение и тоска одновременно.
— Но! — сказал Робин. — Я пропостился уже целых три часа и думаю, самое время пообедать. Отец Тук, пригляди, чтобы ребята как следует накрыли на стол. А ты, Маленький Джон, давай–ка схлопочи гостя к обеду.
— Охотно, Робин.
— Да прихвати с собой Вилли. Мач, и ты собирайся. Только смотрите, не трогайте честных йоменов, бедных тружеников, и дайте спокойно проехать или пройти любой компании, в которой есть женщина. Поняли? Пусть она будет хоть норманнская баронесса.
— Так какого ты ждешь гостя? — спросил отец Тук у Робина. Он не очень еще привык к Шервудским обычаям.
— А птицу пожирнее! — засмеялся Робин. — Аббата. Или епископа, к примеру. И шерифа изловить тоже была бы удача. Его кошель никогда не бывает пустым. Сойдет и какой–нибудь рыцарь.
Маленький Джон, Вилли Скарлет и Мач, сын мельника, прихватив луки, как всегда, неслышно ступая в своих мягких остроносых сапогах, двинулись в сторону дороги, ведущей в Уотлинг. Это была старая дорога, построенная в незапамятные времена еще римлянами. Начиналась она в Дувре и дальше вела в Лондон, и, кажется еще дальше, через леса Средней Англии на Честер.
Дойдя до дороги, вся троица притаилась на опушке, но, как они ни вертели головами, ни с востока, ни с запада никто не появлялся.
Наконец Вилли Скарлет заметил рыцаря, едущего верхом на коне.
Но, Боже мой, что это был за рыцарь и что это был за конь!
Седок уныло глядел перед собой, взгляд его застыл, и, казалось, он не видит дороги и не замечает ничего вокруг. На нем был какой–то изодранный плащ с капюшоном и сапоги, на которых никаким чудом не удержались бы шпоры, так они были разношены. У бедной лошади ввалились бока и торчали ребра. В нечесаной гриве было полно репьев. От обоих веяло такой тоской, такой неизбывной бедой, что Маленький Джон засомневался было, уж не оставить ли бедолагу в покое. Но Маленькому Джону очень хотелось есть, а Робин велел непременно кого–нибудь привести к обеду. Он вышел на дорогу и схватил лошаденку под уздцы.
— Добро пожаловать в наши леса, сэр рыцарь, — сказал он учтиво. — Мы тебя давно уже поджидаем. Наш хозяин в рот ничего не берет, все ждет тебя к обеду.
Рыцарь откинул капюшон. Это, безусловно, был сакс, потому что норманны брили бороду, а у этого была курчавая, русая с проседью бородка, светлые глаза и очень мягкая, добрая улыбка.
— Ты принял меня за кого–то другого, приятель. Меня никто не знает в этих краях. И поэтому никто тут ждать не может.
— Уверяю тебя, я послан именно за тобой. Окажи нам честь и отобедай с нами.
— Но кто же послал тебя? — недоумевал рыцарь.
— Меня послал Робин Гуд. Знакомо ли тебе это имя?
— Я слышал о нем, — отвечал рыцарь. — Люди говорят о Робин Гуде как об отважном и независимом человеке, который не покоряется ни аббатам, ни норманнским баронам. И еще ходят слухи, что он помогает простым людям и многих уже выручил из беды.
— Все это — чистая правда, сэр, а потому не будем больше мешкать.
Сильная рука верзилы крепко держала уздечку его коня. К тому же рыцарь действительно был голоден.
— Ну что ж, — согласился он. — Я последую за тобой, если ты укажешь мне путь.
— Добро пожаловать, благородный рыцарь!
Так приветствовал прибывшего Робин Гуд, когда Маленький Джон, Вилли Скарлет и Мач доставили грустного седока на поляну, где в самой глуши леса рос огромный дуб.
— Ты, верно, долго был в пути, — продолжал Робин. — У тебя усталый вид. Прошу тебя, будь нашим гостем. Обед уже давно готов.
И он подвел прибывшего к столу.
А на столе были разложены горы хлеба, и стояли большие кожаные бутыли с вином, и было сколько душе угодно жареных лебедей и фазанов, и много рыбы, выловленной в прозрачных водах лесного ручья, не говоря уже о запеченной на вертеле оленине. Как принято с давних пор говорить в Англии — стол стонал от изобилия.
— Спаси тебя Господь, Робин Гуд, а также всех твоих молодцов. Давно уже не приходилось мне сидеть за таким роскошным пиршественным столом. Знай, что я бедный и несчастный рыцарь, сломанный жизненными напастями. Зовут меня сэр Ричард Ли.
— Расскажи нам потом о себе, — сказал Робин, — но сначала утоли голод.
Отец Тук, умильно сложив руки на животе, прочел молитву, и все принялись за еду.
И был этот пир таким дружеским и веселым, что сэр Ричард Ли ненадолго забыл о своих печалях.
А Робин все подкладывал и подкладывал ему на большую деревянную тарелку самые лучшие кусочки.
— Благодарю тебя, благородный Робин Гуд. Я не ел так много аж с самого Михайлова дня. Если Бог даст мне снова жить в этих краях, я угощу тебя столь же роскошно, поверь мне.
И сэр Ричард Ли стал собираться в путь.
— Повремени немного, рыцарь, — сказал Робин. — Наш обычай таков — всякий, вкусивший хлеба за нашим столом, оставляет за это плату.
Рыцарь ответил ему горьким смехом.
— Мне не хватит средств расплатиться хотя бы за один кусок, не говоря уже о столь богатом угощении. В моем кошельке — всего десять серебряных шиллингов.
— Пожалуйста, не прими это в обиду, рыцарь. Но у нас принято проверять, правду ли говорит наш гость. Пойди, Маленький Джон, отвяжи поклажу от седла и проверь содержимое.
Затем, снова повернувшись к гостю, Робин продолжал:
— Если ты сказал правду, ни одного пенни из твоих денег мы не тронем. И если тебя в самом деле одолела нужда, мы готовы помочь тебе, чем сможем. Никто из обитателей Шервудского леса никогда не относился к благородному рыцарю с презрением изза его бедности.
Тем временем Маленький Джон расстелил на траве плащ и вытряхнул на него содержимое седельных мешков. Оттуда вывалились скудные пожитки рыцаря и выкатились ровно десять серебряных монеток. И не было в этих мешках решительно ничего, что имело бы какую–либо ценность.
