Сомадева - Повесть о царе Удаяне
Тем временем, разочаровавшись в своих родичах, Путрака все дальше и дальше углублялся в дикий Виндхийский лес. До тех пор блуждал он в лесу, пока не наткнулся на двух драчунов. «Кто вы такие?» — спросил он. Они ответили: «Мы сыновья асуры Майи[102]. Умер он и оставил нам в наследство плошку, палку да сандалии. Из-за этого мы и деремся. Кто сильнее, тот всем этим и завладеет!» Выслушав такие слова, засмеялся Путрака: «Вот так богатство!» Тогда драчуны в один голос заговорили: «Кто эти сандалии наденет, тот по небу может летать; что палочкой напишешь, то и сбудется; о какой еде подумаешь, та в плошке и окажется!» Услыхав такое, сказал им Путрака: «Чем вам драться, бегите лучше наперегонки. Кто из вас первым прибежит, тот все и заберет».
«Пусть так и будет», — согласились два глупца и кинулись бежать, а Путрака взял палочку, чашу, надел сандалии и взвился в небо. В один миг проделал он путь многих дней и, увидев красивый город, звавшийся Акаршика, покинул небесное пространство и опустился туда. «Где же мне поселиться? — думал он. — Гетеры ловки в обманах, брахманы — не лучше моих родичей, купцы — жадны до денег». Так рассуждая, нашел царь заброшенный дом, вошел в него и увидел там дряхлую старуху. Прежде всего он порадовал ее, дав денег. Когда же она угостила его, он остался жить у нее, скрываясь от людей. Так прошло какое-то время, и довольная им старуха обратилась к нему со словами: «Послушай-ка меня, сынок! Нет у тебя супруги, украшенной разными достоинствами. Но есть у здешнего царя дочь, зовут ее Патали. Держат девушку в верхних покоях дворца и берегут ее, как драгоценную жемчужину!» Выслушал он слова старухи, и вместе с ее словами вошла в его сердце любовь. «Сегодня же я должен увидеть ее, мою возлюбленную», — решил он и, когда опустилась ночь, надел сандалии и взвился в небесную высь. Проникнув в окно высокого дворца, подобного пику горы, увидел он во внутренних покоях спавшую в одиночестве Патали. На нее падали лучи луны, и казалось, будто спит это супруга Бога любви, покорителя мира. «Как бы мне разбудить ее?» — спросил он себя, и словно нарочно проснулся в это время страж, стоявший снаружи покоя. Прочел страж такой стих:
«Сладко позевывающую, объятуюдремотой, сонную, с полузакрытыми глазамилюбовницу самый лучший способ разбудить — обнять ее!»
Услышал он эти стихи и, трепещущий всем телом от страсти, обнял красавицу, и она тотчас же проснулась. При виде царя наполнился ее взор стыдом и удивлением — стыдом оттого, что был перед ней незнакомец, удивлением — от его появления в ночное время. Но началась меж ними любовная беседа, и свершился брак по обряду гандхарвов[103], и все больше разгоралась любовь, и ночь была коротка возлюбленным. Уже на исходе ночи, простившись с горюющей супругой, тем же путем вернулся Путрака в дом старухи. Так вот каждую ночь он проникал к ней, и они проводили ночь в ласках, а затем он уходил. Но заметили однажды стражники на теле Патали следы зубов от нежных укусов, царапины от ногтей, полученные при страстных объятиях, и прочие следы любовных ласк и доложили об этом ее отцу. Тот повелел некой женщине спрятаться в покоях Патали и подсмотреть, что делается там по ночам. Женщина же, чтобы выследить любовника, пометила краской одежду спавшего Путраки.
Когда поутру отец Патали пробудился ото сна и она ему обо всем рассказала, тотчас же послал он по всему городу соглядатаев, и они обнаружили Путраку в жилище старухи. Когда они привели его пред очи разгневанного царя, Путрака снова, надев сандалии, взвился в небо и проник в покои Патали. «Все о нас узнали, — крикнул он Патали, — вставай скорее. Мы спасемся с помощью волшебных сандалий!» Взял он возлюбленную на руки и снова помчался небесной дорогой. Потом спустились они из поднебесья на берег реки Ганга, и Путрака угостил утомленную Патали разнообразными кушаньями, которые дала им волшебная чаша. Восхищенная его могуществом, спросила Патали, что он может еще делать, и тогда начертил он на земле город, а в нем для защиты от недругов войско, состоящее из пеших бойцов, всадников, колесниц и слонов. Тотчас же нарисованный им город стал настоящим, а Путрака стал в нем царем, достиг большой силы и правил честно. Одолев тестя, стал он править всей землей до самого океана. Город же со всеми горожанами, возникший по волшебству, достиг красы и богатства: отсюда его название Паталипутра[104], и в нем обитают постоянно Лакшми, богиня счастья, и Сарасвати, покровительница наук и красноречия».
Так выслушали мы, Канабхути, из уст наставника Варши этот необычайный и весьма интересный рассказ, и много мы ему удивлялись и радовались», — заключил Вараручи.
Вот третья волна книги «Вступление к рассказу» в «Океане сказаний» великого поэта Сомадевы.
Волна четвертая
Такую историю поведал Вараручи в чаще Виндхийского леса и снова обратился к основному рассказу. «Прожил я какое-то время с Вьяди и Индрадаттой в Паталипутре и со временем стал умудрен во всех науках. Пошли мы однажды полюбоваться праздником Индры[105] и увидели девушку, подобную цветочному луку, оружию Бога любви, только что не было на этом луке стрелы. Спросил я тогда Индрадатту: «Кто эта красавица?» И ответил он мне, что зовут ее Упакоша и приходится она Упаварше дочерью. С помощью ее подруг познакомился я с нею, но она, похитив исполненными страстью взорами мое сердце, ушла к себе домой. Лицо ее было прекрасно, как луна в полнолуние, глаза спорили красотой с синим лотосом, красивые и нежные руки были гибки, как стебли этого цветка, а полные груди порождали страстное желание любовных объятий. Шея девушки походила на изящную витую раковину, сочные губы ее состязались в яркости с красным кораллом, и вся она, чудилось, была полновластной хозяйкой в храме красоты, которому покровительствует бог любви. Как же было не разбиться моему сердцу, пронзенному мириадами стрел Камы? В ту ночь я не мог уснуть, стремясь отведать вкус ее губ, подобных плодам бимбы[106]. Так и не уснув, на исходе ночи увидел я божественную женщину, облаченную в белые одежды. Она обратилась ко мне с такими словами: «В прежнем рождении была Упакоша твоей женой и никого другого, кроме тебя, не хочет она видеть своим мужем. Поэтому не томи себя, юноша, напрасными тревогами. Я — Сарасвати, вселившаяся в твое тело, и не могу видеть, как ты удручен!» После этого она исчезла. Очнулся я и утром пошел к дому возлюбленной моей и сел под манговым деревом. Подошла ко мне ее подруга и рассказала, что Упакоша истерзалась от любви. Тогда еще горше стали мои мучения. Сказал я ей: «Как могу я взять Упакошу в жены без согласия ее родителей? По мне смерть лучше осуждения! Узнай, не согласятся ли мать и отец выдать ее за меня? Сделай так, о прекрасная! Ты и меня и свою подругу вернешь к жизни!» Выслушав меня, она вошла в дом и обо всем поведала матери своей подруги, а мать передала эту весть своему мужу Упаварше. Тот пошел к брату Варше, и брат тоже согласился. Когда был назначен день свадьбы, велел наставник, чтобы Вьяди привез из Каушамби мою мать. И тогда отдал мне Упакошу ее отец в жены. Мать моя в доме хозяйничала, и зажил я счастливо.
Со временем умножилось число учеников Варши. Был среди них отменный глупец, которого звали Панини[107]. Жена Варши, видя, какой он рассеянный да неловкий, посоветовала ему отправиться в Гималаи на подвижничество, и он, жаждущий знаний, пошел туда. Своей самоотверженностью умилостивил он бога, чье чело украшено полумесяцем[108], и тот пожаловал ему знание новой грамматики, высочайшей из наук.
Возвратясь оттуда, вызвал меня Панини на диспут. Семь дней прошло в споре, и никто не одержал победы, а на восьмой с небесной тверди разнесся ужасающий голос Шивы, желавшего победы Панини. Так благодаря этому исчезла с земли изучавшаяся нами грамматика Индры[109], и мы, побежденные Панини, остались ни с чем. Тогда, одолеваемый своим невежеством, поручил я все деньги, что были в доме, купцу Хираньягупте, сказав Упакоше: «Я ухожу в Гималаи поклониться Шанкаре, умилостивить его подвигами и постом». Достойная супруга после моего ухода каждый день совершала священное омовение в Ганге и прилежно возносила молитвы в храме.
Исхудала она в разлуке со мной, побледнела, но, подобная угасающей луне, не потеряла привлекательности для мужских глаз. Однажды весной пошла она купаться в Ганге и попалась на глаза царскому жрецу, начальнику городской стражи и наставнику царевича. Тотчас же все трое оказались мишенью для стрел Бога любви. В тот день долго она пробыла на берегу Ганга, а когда вечером спешила домой, наставник царевича силой попытался овладеть ею. Но красавица так сказала ему: «Любезный, мне хочется того же, чего и ты хочешь, но родилась я в благородной семье и супруг мой на чужой стороне. Вдруг кто-нибудь увидит нас? Ни мне, ни тебе добра не будет! Поэтому потерпи пока, а когда придет день праздника весны, ты, когда спустится ночь и все горожане, утомленные весельем, уснут, поспеши ко мне в первую стражу ночи[110]». С помощью такого обещания она избавилась от любезника и продолжила свой путь. Не успела она далеко уйти, как царский жрец тоже привязался к ней. Упакоша и ему пообещала встретиться, только прийти велела во вторую стражу. Поспешила она дальше, но тут остановил ее начальник городской стражи. И ему, возмечтавшему о ее ласках, она пообещала то же самое, только назначила ему третью стражу ночи. Сумев по воле судьбы освободиться от всех троих, взволнованная, она вернулась домой и, позвав служанок, сказала им: «Если муж уходит на чужбину, то достойной женщине лучше умереть, чем поднимать глаза на тех, кто покушается на ее красоту!» В думах обо мне промучилась она всю ночь без сна, без пищи. Наутро послала она за деньгами к купцу Хираньягупте, чтобы приготовить брахманам угощение. Но тот денег не дал, сам к ней пожаловал и, оставшись наедине с ней, предложил: «Ты отдайся мне, тогда я дам тебе деньги, оставленные мужем». Услышала такие слова Упакоша от купца и опечалилась, так как не было у нее свидетеля, что муж отдал деньги Хираньягупте на хранение. Вида, однако, не подала, а велела купцу прийти к ней в ту же ночь, что и прочим, только в четвертую стражу. Обрадовался купец этому и ушел. Послала Упакоша служанок купить масла, камфары, других благовоний и смолы, а затем смешала все это. Велела она также приготовить четыре куска ткани, чтобы растирать при омовении тело, и большой сундук с наружным запором.
