Кельтская мифология - Коллектив авторов
Ллеу согласился, и Блодуэдд приготовила ему ванну под камышовой кровлей и привязала возле нее козла. Ллеу вымылся и, выбираясь из ванны, встал одной ногой на ее край, а другую на какой-то миг поставил на спину козла. В этот момент Гронви, давно сидевший в засаде, метнул копье и поразил Ллеу, и тот, испустив ужасный вопль, превратился в орла, взмыл в небо и улетел прочь. Больше он никогда не возвращался, и Гронви Пибиру достались и Дворец Ллеу, и его жена.
Однако Гвидион не прекращал попыток отыскать своего пропавшего сына. Наконец однажды он оказался в доме в Северном Уэльсе, где увидел некоего мужа, страшно беспокоившегося о своей свинье. Дело в том, что каждое утро, как только он отпирал хлев, она стремглав убегала в лес и не возвращалась домой до позднего вечера. Гвидион предложил пойти за ней, и на следующее утро хозяин проводил его к хлеву и отпер дверь. Свинья тотчас распахнула ее и опрометью выбежала на двор. Гвидион поспешил за ней. Он преследовал ее до самого ручья между Сноудоном и морем, доныне носящим название Нант-и-Ллеу, и наконец увидел беглянку: она кормилась под раскидистым дубом. На вершине дуба сидел орел, и всякий раз, как только он потряхивал крыльями, с них падали куски гниющего мяса, которые свинья с жадностью поедала. Гвидион сразу заподозрил, что этот волшебный орел и есть Ллеу. И тогда он запел песню:
Дуб ветви раскинул меж двух берегов,Тьма на холме и на небе!И разве же я не узнаю по ранам,Что это и есть мой Ллеу?!Услышав эти слова, орел спустился на середину. А Гвидион тем временем продолжал:
Дуб корни в землю пустил глубоко,Но ложь не смочил ли егоИ не обсушили ли делить бурь?На ветвях его — сам Ллеу Ллоу!Орел спустился еще пониже, так что оказался на самой нижней ветке. А Гвидион пел дальше:
Дуб, что pacтет на склоне холма,Статен, могуч, величав!И разве не знаю я, что мой ЛлеуСлетит ко мне на колени?!Тогда орел слетел с дуба и уселся прямо на колено Гвидиона. Гвидион тотчас прикоснулся к нему своей волшебной палочкой, и тот вновь стал прежним Ллеу, от которого после удара отравленного копья остались одна кожа да кости.
Гвидион, не теряя ни минуты, отвез сына к Мэту, что бы тот исцелил его, а затем велел Ллеу вернуться в его замок, Мур-и-Кастелл, где по-прежнему жила коварная Блодуэдд. Услышав, что муж ее жив и даже вернулся, она попыталась было улететь, но Гвидион разгадал ее намерения и превратил злую невестку в сову — птицу, которая ненавидит день.
Более ранняя версия этого, по всей видимости, очень и очень древнего, мифа о боге Солнца — резко экспрессивные и нарочито грубые детали которого свидетельствуют о его архаическом происхождении — переносит эпизод превращения Гвидионом Блодуэдд в сову на небеса, где ее следы превратились в звезды, рассеянные вокруг Млечного Пути. Как бы дополняя рассказ мифа, «Мабиноги Мэн фаб Мэтонви» повествует о том, что Ллеу не пожелал принять от Гронви никакого выкупа за содеянное им преступление, кроме того, что они должны были поменяться ролями, чтобы Гронви точно так же встал на краю бассейна. Тот был вынужден согласиться, и Ллеу убил его.
Кроме этих персонажей, у Бели и Дон было еще два сына, о которых мало что известно, так что о них вообще не стоило бы упоминать, если бы не первозданная поэтичность легенды о них, сохранившейся в Манускрипте Йоло и носящей название «История о Ритта Гавре». История эта, записанная книжниками уже в те времена, когда все древние божества давным-давно превратились в простых смертных, гласит, что братья были двумя королями Британии. И вот однажды звездной ночью они вышли прогуляться.
— Посмотри, — обратился Нинниау к Пейбоу, — какой ослепительно прекрасный луг перед нами.
— Где же он? — спросил Пейбоу.
— Да вон там, видишь? — махнул рукой Нинниау. — Вон та яркая полоса на небе, протянувшаяся насколько хватает глаз.
— Ну, тогда погляди вон туда, — отозвался Пейбоу. — Подумать только, сколько я насчитал своих коров, пасущихся на твоем лугу!
— Да где же они? — в свою очередь спросил Нинниау.
— Разве не видишь? Да это же все звезды, которые только может заметить твой взгляд! — отвечал Пейбоу. — И каждая из них — из огненного золота, а луна, словно пастух, присматривает за ними.
— Я не желаю, чтобы они паслись на моем лугу! — воскликнул Нинниау.
— А они будут, — возразил его брат.
— Нет, не будут! — опять воскликнул Нинниау.
— Нет, все равно будут, — стоял на своем Пейбоу.
— Нет и еще раз нет, — заявил Нинниау. Братья повздорили, слово за слово — поссорились, между ними вспыхнула вражда, разгорелась настоящая война, в которой погибли войска обеих сторон, а спорщиков, как зачинателей всякого зла, бог за их грехи превратил в бессмысленных быков. Последней из детей Дон была богиня по имени Пенардун, о которой мало что известно, за исключением того, что она была супругой морского бога Ллира. Этот эпизод весьма любопытен, поскольку он служит параллелью к гэльской легенде, повествующей о браках между богами Туатха Де Данаан и фоморами (см. главу 7 «Возвышение бога Солнца»). Бригит, дочь Дагды, была замужем за Бресом, сыном Элатхана, а Киан, сын Диан Кехта, был отцом Луга от Этлин, дочери Балора. Таким образом, в этих близкородственных мифологиях боги неба связаны с богами моря множеством самых разнообразных контактов.
Имя Ллира, как и имя его ирландского аналога, Лира, предположительно означает «море». Бог моря у бриттов — это тот же самый персонаж, что и его гэльский коллега. В самом деле, два весьма показательных аспекта, а именно то, что он постоянно именуется в валлийской литературе как Ллир Ледиат, то есть «Ллир Чужеземец», а его жену зовут Ивериадд (Ирландия), свидетельствуют о том, что этот образ мог быть заимствован бриттами у гэлов в более поздние времена, когда формирование основного корпуса мифов у обоих народов уже было завершено. В качестве бога бриттов он послужил отдаленным прототипом для шекспировского короля Лира. Город, бывший в древности центром его культа, до сих пор в его честь носит название Лейчестер, то есть Ллир-честер, а в более давние времена — Кэр Лир.
