Дмитрий Шеппинг - Древние славяне
Страх объял немцев, воплями своими они поле битвы огласили. Чехи же возликовали, радость в их взорах светится.
— Видите, братья, — молвил Славой, — Бог победу нам дарует. Теперь разделитесь надвое: гоните врагов вправо, гоните и влево их, проклятых. Меж тем пусть приведут коней быстроногих из долин близлежащих, пусть огласятся окрестности их ржаньем. А ты, брат Славой, лев этой битвы кровавой, преследованием доверши пораженье врагов.
Тут отбросил Забой свой щит, схватил топор в одну руку, меч в другую и бросился на врага, устилая его трупами дорогу свою.
Громят чехи королевское войско. Неведомый ужас охватил немцев, гонит он их с поля битвы, не сопротивляются уже, а спешат в бегстве постыдном жизнь спасти и при этом гибнут на каждом шагу.
Вот и коней привели.
— Гей, на коней, на коней! Мчитесь, воины, летите на конях быстрых, топчите врагов, истребляйте их повсюду.
Вскочили чехи на резвых коней, на врагов поскакали. Удар за ударом наносят, гнев свой вымещают на них. Равнины мелькают, долины и горы позади остаются.
Река преградила им путь, катит свои воды, бурлит средь камней. Немецкое войско бежит, в волны бросается. Уносит чужеземцев река, крутит, тянет к себе на дно, и только немногих отпускает, на другой берег выносит. А чехи на своей земле, знают броды и переправы, счастливо перешли на противоположный берег.
Расправив свои широкие крылья, ястреб, как туча кровожадная, летает по небу, добычу выискивая. Так и дружина Забоя разлилась по полям и долинам, как смерть за врагами носится, везде разит их и топчет копытами коней своих. Ночью при свете луны их громит, днем при солнца сияньи истребляет, в темную ночь лиходеев казнит, в утро седое спать укладывает сном вечным.
— Вперед! — взывает Забой, — Понесем дальше наше мщенье.
— Брат! — отвечает Славой. — Горы родные уже перед нами, врагов совсем горсть осталась, и те уже милости просят. Повернем же назад, а королевские воины и так сгинут.
Словно вихрь, чешские дружины мчатся домой с радостными кликами.
— О братья! Вот и гора! Здесь боги нам победу дали, здесь души погибших остались, взад и вперед они по деревьям летают, и птицы и звери боятся их, лишь одни только совы ночные меж ними витают спокойно. На вершине горы предадим земле тела павших, а спасителям нашим, богам, пищу поднесем, молитвы вознесем им усердно, сложим костер из оружия врагов истребленных.
СУД ЛЮБУШИ[32]
«Ах Волтава, что мутишь ты воду, что мутишь воду сребро пенную? Или буря понеслась в поднебесье, затянула тучами синеву широкую, охватила темными верхи гор зеленых, взволновала вихрями твои воды светлые, взбороздила дно песчаное?»
— Вод бы светлых не мутила я, волны пенистой не взрывала бы, да родные братья завязали распрю, жестокую распрю об отчем наследии: лютый Хрудос на извилистой Олаве, на Олаве извилистой златоносной; Стоглав храбрый на хладной Раддуже; спорят и враждуют два брата родные, оба Кленовичи, ветви от древнего корня Попела, что войска чехов через три реки сюда перевел — в край благодатный!»
От Олавы извилистой прилетела ласточка, в гнездышке Любушином, золотом отцовским, в святом Вышеграде села над окошечком, села над разложистым с печальною вестию, с чиликаньем жалостньм.
Как ту весть услышала сестра ее родная в Любушином замке, начала княжну умолять — просить, чтоб внутри Вышеграда, у порога отцовского дома, рассудила братьев спорящих, по закону помирила их.
Понеслись гонцы к Зутославу на белой Любице, где зеленеют пышные дубравы; к Лютобору с холма Доброславска, где Орлица вливается в Лабу; к Ратибору от гор Креконоших, где Трут убил лютого змея; к Радовану при каменном мосте; к Ярожиру от рек быстроструйных; к Стрежибору от милой Сазавы; к Самороду от Мжи среброносной, ко всем старцам Лехам и владыкам, и к Хрудосу и Стоглаву, братьям, враждующим об отчем наследии.
Собрались старцы, Лехи и владыки на сейм в Вышеграде, в Любушином замке; каждый занял место по старшинству рода, и княжна вышла вся в белой одежде, вышла и села на престол отчий.
Среди сейма стали две вещие девы; одна держит доски правдодатные, у другой меч для кары порока. Перед ними пламень, обличитель правды, а под ними вода для Суда Святого.
Повела княжна слово с отчего престола: «Мои старцы, Лехи и владыки! Рассудите братьев, завязавших распрю, жестокую распрю об отчем наследии; рассудите распрю их по закону богов векожизных, обоим ли владеть совокупно, или власть им разделить поровну? мои старцы, Лехи и владыки! подтвердите приговор мой, если будет он по мыслям вашим; если же вы мыслите иначе, свой суд дайте о раздоре братьев».
Поклонились старцы, Лехи и владыки и тихонько совещаться стали. Меж собою говорили тихо, и приговор княжны похвалили.
Встал Лютобор с холма Доброславска, и речь к княжне начал он такую: «Княжна славная по златому отчему престолу! обсудили мы твое решенье, вели собрать голоса народа».
В святой сосуд голоса собрали вещие девы, и, собравши, передали Лехам, дабы объявили приговор народа. Тут Радован при каменном мосте стал разбирать голоса по счету; сосчитавши, объявляет приговор народа:
«Братья родные, оба Кленовичи ветви от древня корня Попела, что войска чехов через три реки сюда перевел — в край благодатный, — да покинут распрю об отчем наследии, да владеют им совокупно оба!»
Восстал Хрудос от извилистой Олавы; желчь разлилась у него в утробе, все члены тряслись от злости; махнув рукой, как тур ярый, заревел ужасно: «Горе птенцам, если в гнездо змея заберется; горе мужам, если ими жена завладеет! мужу владеть мужами прилично. По закону старший владеет наследством.
Встала Любуша с золотого отчего престола и сказала: «Старцы, Лехи и владыки! вы слышали мое посрамление; я больше не буду судить ваши распри; сами судите себя по закону. Изберите сами равного вам мужа, да владеет над вами железом, а рука девицы власть держать бессильна».
Встал Ратибор от гор Креконоших и сейму сказал: «Не похвально правды искать нам у немцев; у нас правда во святом законе, а закон тот отцы наши сюда принесли через три реки — в край благодатный…[33]»
«У челяди каждой есть свой воевода; каждый занят своею работою: мужи пашут землю, жены шьют одежду. Если смерть отнимет главу у челяди, то владыку в роде избирают дети: всем равный голос, всем право избранья. Избранный владыка для пользы челяди, ходит на сеймы, как другие старцы, Лехи и владыки…»
Встали старцы, Лехи и владыки, выхваляя законное право.
МОРАВСКИЙ ЭПОС
АДАМЕК
Перевод А. Тверского
Как в бору меж кочек —яркий огонечек.
У костра — двенадцатьразбойничков–братцев.
Атаман — Адамек,с ним всего — тринадцать.
Раненый Адамек —пуля подкосила, —
смертный час почуяв,братьев так просил он:
«Гроб мой закопайтевы под деревами,
где, бывало, частопил я вместе с вами.
Так похороните,надпись надпишите:
«Тут лежит Адамек,атаман наш добрый,
добрый, непродажныйатаман отважный».
ВОЗВРАТИЛСЯ
Перевод А. Тверского
Милый на войну пошел,своей милой наказал:
«Через семь годов приедуи колечко подарю».
Семь лет замуж не спешила, —скоро, мол, приедет милый.
Год седьмой к концу приходит,девка во поле выходит.
А навстречу ей — солдат, —крепок, строен и усат.
«Что же в девках все сидишь, —так красу всю проглядишь».
«Семь лет замуж не спешила:скоро мой вернется милый».
«Аня, милый твой женился,я был на свадьбе, там напился.
Что молчишь, али не знаешь,что ему ты пожелаешь?»
«Пожелаю столько счастья,сколь травинок в этой чаще.
Столько лет на свете этом,сколько листьев красным летом».
«Ой, разумно отвечаешь,что ж еще ты пожелаешь?»
«Поцелуев пожелаю,сколько в небе звезд гуляет.
Пожелаю ночек добрых,сколь костелов в свете гордых.
Сколько на деревьях веток, —столько пожелаю деток».
Засмеялся тут солдатик,Ане перстень показал.
Аня перстень свой узнала,мил ее поцеловал.
И повел ее, повелчерез черный бор в костел.
Руки их священник взял,штолой накрепко связал.
Сжал Андульке крепко руку,слезы проняли Андульку.
«Что ж глаза на мокром месте,аль не мил жених невесте?»
«Как не плакать мне слезами —слова не сказала маме.
И подружкам не сказала,дружками их не позвала».
ПОХОРОНЫ РАЗБОЙНИКА