Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица - Андриенко Владимир Александрович
Елизавета Петровна передала престол империи Российский нам, Петру III сыну её родной сестры принцессы Анна Петровны и герцога Карла Фридриха Голштейн-Готторпского.
Я же для восстановления справедливости и не желая верховной власти в империи Российской, И для примирения двух враждующих ветвей дома Романовых, повелел трон законному наследнику императору Иоанну VI Антоновичу вернуть, который до сих пор в положении узника находится в крепости Шлиссельбургской. Императорский трон он получает при условии учреждения Императорского совета империи Российской.
Собственной его императорского величества рукой подписано:
Пётр».
Соколов сложил документы обратно в футляр и вышел с ними на порог своего дома.
– Вот возьмите! – он передал футляр уряднику. – Сие то самое что надобно Лариону Даниловичу.
– Передам в самые руки, ваше благородие. Не извольте беспокоиться…
Эпилог
Казнь
17 октября. Год 1768. Красная площадь.
В 11 часов утра Красная площадь была заполнена народом до отказа. Люди собрались на казнь московской помещицы Дарьи Николаевны Салтыковой.
Этой казни ждали. И еще за неделю по Москве были распространены листовки сообщавшие населению про сие событие. Государевы офицеры и чиновники доводили до ведома народа слова о милости государыни Екатерина Алексеевны и про то что она наказывает токмо по справедливости и что в её правление империю ждут процветание и благоденствие.
– Когда привезут, душегубицу-то? – спросил пожилой купец, что явился поглазеть на казнь со всем семейством.
– Дак уже должны были привезти! – проговорил высокий крестьянин.
– Чего-то задерживаются они. Может милость вышла царская и не будет казни-то?
– Вона везут! – заголосил мальчишка в драном армяке. – Вона там!
Черный возок в сопровождении полуэскадрона гусар стал вползать на площадь по специально отведенному коридору. Его образовали солдаты, дыбы толпа не мешала им проехать к лобному месту.
Саму Салтыкову в возке окружали четыре гренадера с обнаженными саблями. Мало ли чего могло произойти.
– Сейчас почнётся! – проговорил крестьянин.
– Чего почнётся-то? – купец посмотрел на крестьянина.
– Дак казнь и почнётся! Чего указ зачитают и почнётся!
– Не-е! – произнес продавец сбитня. – Никто казнить не станет. Про то господа уже почитай неделю баят. Да и плахи и топором то нету. А стал быть казнить не станут.
–Салтыкова то в родстве с такими барами состоит, что и сама матушка-царица руки на неё поднять не посмеет, – проговорил сын купца, что готовился выйти в офицеры. – Там и Строгановы, и Толстые, и Головины, и Голицыны. Поди тронь их!
–Дак царице все мочно! – крестьянин посмотрел на купеческого сына. – Она ить от бога поставлена.
– Ой ли! – хохотнул купеческий сын. Но далее углубляться в опасный политический спор не решился.
– Дак бают государь-то истинный жив! – проговорил кто-то в толпе. – И не Катерина, а Петр Федорыч от бога ставлен-то.
– Помер он! Брехня то!
– Не брехня! Господь спас императора!
– А ну прекратить речи низменные! Где находитесь, сволочи! – выкрикнул некий полицейский чин.
– А ты нас не сволочи!
– Тихо! Сейчас учнут!
У эшафота черный возок остановился. Гренадеры заставили узницу выйти из возка и подняться на эшафот. Дарья Салтыкова осмотрела эшафот в поисках орудий казни, но кроме столба там ничего не было.
Стало понятно, что казнь будет токмо гражданская. Екатерина не решилась пойти дальше этого.
Чиновник в мундире вышел вперед и провозгласил зычным голосом:
– Народ московский! Слушай указ всемилостивейшей государыни императрицы Екатерины Алексеевны!
На площади стало тихо. Имперторский гвардейский офицер из Петербурга стал зачитывать указ Екатерины II от 2 октября 1768 года. Площадь во время чтения документа молчала. Поначалу были перечислены все преступления Салтыковой, и было сообщено, что замучила она сто тридцать восемь человек.
Тогда из толпы послышались крики:
– Мучительница!
– Руби голову!
– Казни сего изверга!
Чиновник снова выступил вперед и потребовал тишины. Чтение указа государыни законченно еще не было. Офицер смог продолжить.
«За душегубство и многочисленные смертоубийства душ христианских, помещицу московской губернии Салтыкову Дарью на один час приковать к столбу позорному и повесить ей на шею лист с надписью со словам и «мучительница и душегубица».
После того заключа оную помещицу в железа, отвести ее в женский монастырь и посадить её в специально подготовленную подземную тюрьму, дабы никогда она света божьего не видела».
– Видали? – спросил сыне купеческий. – А вы баили показнят её! Не показнили.
– В монастырь определили в подземное сидение. А сие рази смерти не горше? – спросил крестьянин. – Тамо больше года никто не поживет.
– Бывало и три проживали! Но больше нет.
Затем Салтыкову согласно указу приковали цепями к большому столбу, что возвышался посреди эшафота. Затем палач надел не шею жертве деревянный щит с надписью «Мучительница и душегубица».
По истечении часа Салтыкову свели с эшафота и снова усадили в черный возок, который под караулом отправился в Иваноновский женский монастырь….
***
Дело закончилось, приговор был вынесен и казнь состоялась. Но умерла осужденная помещица, заключенная в подземной тюрьме, где были воистину нечеловеческие условия содержания, не через год.
В подземельях Салтыкова содержалась до 1779 года или одиннадцать лет. Затем в её судьбе наступили перемены и по указу высочайшему её перевели в пристойное помещение при монастыре в коем она прожила вплоть до смерти своей, что последовала 27 ноября 1801 года.
И более никто по тому делу не пострадал. Против Хвощинского и Молчанова и их приближенных никаких дел не заводили, и они спокойно продолжали служить на своих постах.
А тайный секретарь императора Петра III Волков, тот самый что Манифесты к Салтыковой переправил, был назначен генерал- полицмейстером Петербурга…
***
А вот от коллежского секретаря Соколова после того дела Фортуна отвернулась.
Спустя год начальник канцелярии юстиц-коллегии в Москве статский советник Федор Дурново вынудил его уйти в отставку. Ибо Ивану Александровичу Бергофу довелось стать графом и московским генерал-губернатором. И он Соколову ничего не простил и все припомнил.
Ларион Гусев пытался вступиться за чиновника, но все без толку. Бергоф оставил бы и самого Гусева, но за спиной того стоял всесильный статс-секретарь Шешковский.
– Сей чиновник много пользы отечеству принести еще может! – сказал Гусев губернатору.
– Не думаю, Ларион Данилович. Соколов зело высокомерен и начальству никакого почтения не оказывал.
– Разве это главное, ваше высокопревосходительство?
– Почтение начальству первый долг чиновника! Верно ли, Федор Петрович?
Дурново ответил:
– Истинная правда, ваше высокопревосходительство. Всяк сверчок знай свой шесток. А Соколов никогда места своего не знал.
–Он получил отставку без пенсиона, ваше высокопревосходительство,– настаивал Гусев. – А все известно что Степан Елисеевич имения никакого не имеет. Крепостных людишек нет у него. Жил государевым жалованием.
– Неужто в том наша вина? – спросил Дурново.
– Верно, Федор Петрович. Молодой еще – проживет! – отрезал генерал-губернатор…
***
Но спустя несколько лет, благодаря стараниям господина Гусева, получил Степан Елисеевич приказ из Петербурга о назначении своем чиновником в Тайную экспедицию при Сенате Российской империи!
Документ о назначении привез ему старый знакомец уже титулярный советник Иванец-Московский. Ивана Ивановича Фортуна баловала, ибо не позабыла про сего смелого молодого человека императрица.
– С возвращением на службу, Степан Елисеевич.
– А кто надо мной стоять будет, Иван Иванович?
