Гесериада - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Цзаса-Шикира, и благородного Нанцона твоего, и прочих тридцать богатырей, перебили и трехсотенный отряд твоих хошучинов, забрали твою жену, Рогмо-гоа, и грабежом увезли все твое имущество, а отец твой, Санлун, живет в холопах у Цотон-нойона. Вот сколь многих дел ты не знаешь! Что ж тебе пользы, что ты угонишь мой табун?

Узнав таким способом обо всех своих домашних делах, Гесер отдал назад Го-Баяну его табун.

* * *

Уже совсем недалеко он от своей главной ставки, а Цотон-нойон, оказывается, занимает Гесер-ханову белую переднюю юрту-дворец на пятьсот человек.

Гесер располагает свое кочевье по реке Балаха. Чудесною силой своей прорастил он две шимнусовых сумы с душами всякого вида скота: и вот по горам и долам пасется несметное множество скота, как будто бы тут много улусов. Сосредоточением мысли он воздвиг тридцать сороков дворцов и среди них, в виде главного, поставил огромный белый дворец, с красным верхом над дымником.

Затем Гесер отправляется в объезд по своей главной ставке, и вот лишь только увидел он при объезде, что сталось с его тринадцатиалмазным храмом-сюмэ, как увидел, что сталось со всем его достоянием, он упал в обморок, потеряв сознание.

Тогда подходит к нему тот человек, которого учила Рогмо-гоа, и окуривает лицо Гесера зажженной ресницей Рогмо-гоа, и вливает ему в рот склянку ее слез. Гесер сейчас же пришел в себя и встал. Этого человека он взял к себе и поместил в своем хороне.

* * *

Оказалось, что Цотон-нойон действительно обратил Гесер-ханова отца, Санлуна, в своего крепостного — табунщика.

— Эй, старик! — говорит он. — Поезжай-ка и разузнай, почему это такое множество людей расположилось кочевьем у истоков нашей реки? Скажи им, чтобы они зря не вынуждали своих сайдов и нойонов к мерам взыскания! Если же они простоят несколько дней, то считай посуточно и забирай их скот!

С такими распоряжениями он посылает старца Санлуна.

Старец Санлун седлает коня, пристегивает к поясу свой колчан и лук, привешивает свою складную саблю и едет. По дороге же ему приходит на ум сравнение: ах, никогда, со времени отъезда моего Гесера, никогда не было здесь такой прекрасной кочевки, совсем как будто бы прежнее кочевье моего родного Богдо, искоренителя десяти зол в десяти странах света! Чьи же могут быть такие прекрасные юрты? — и он подъезжает со слезами на глазах.

Гесер, наблюдая в полуоткрытую решетку изнутри юрты и завидя его, говорит:

— Ну, Тумен-чжиргаланг, надевай шапку: вот он близко, наш старый батюшка! Оставь его, угости, побеседуй с ним и тогда только отпусти его. Боюсь, как бы он, увидав меня, не разгласил своим необдуманным поведением! — и с этими словами Гесер забежал за стол, задернул за собой занавеску и сидит.

Подъехавший старец стал в обычных словах расспрашивать что за люди, откуда, а потом говорит:

— Меня послал хан Цотон: велит вам не мешкая откочевать, а иначе будет забирать скот по суточному расчету. Какое, говорит, они имеют право останавливаться в моем кочевье?

— Ах, дедушка, — говорит Тумен-чжиргаланг. — Умереть со страху, справедливо распоряжение твоего хана. Мы люди маленькие, откочуем, да наших мужчин нет дома: ушли на охоту. А как только они вернутся обязательно откочуем. А вы, дедушка, пожалуйста, сперва откушайте чаю и шолюну, а уж потом и поезжайте.

Тогда старец спешивается, стреножив своего пестрого с крапинами коня, кладет свой колчан и лук у дверей и входит в юрту, выставляя вперед свою складную саблю.

Тумен-чжиргаланг подостлала ему кошму и, налив до краев, подала ему большую розовую чашку чаю. Старик принял и, разглядев чашку, засмеялся; но, выпив чай и подавая чашку, заплакал. Та накладывает ему в чашку мякоть от передней ножки барана. За неимением ножа старец вынимает свою складную саблю, но и ею не может управиться. Гесер-хана это растрогало, и он из-за ширмы перебросил ему свой нож для очинки стрел со стеклянной ручкой. Взял он нож и смеется. Чуть-чуть отрезал и поел старец, отдает мясо и плачет.

Тогда Тумен-чжиргаланг спрашивает его:

— Ах, дедушка! Ведь не даром говорится: того, кто будет смеяться, спроси; того, кто будет плакать, пожалей. Что это значит: как только я подала тебе чашку чаю, ты засмеялся, а выпив, стал плакать? За мясом же, когда ты напрасно пытался вместо ножа воспользоваться саблей и когда тебе подали нож, ты при виде ножа засмеялся, а потом не стал есть мяса и заплакал: что это значит?

— Милая моя, ты имеешь основание так спрашивать! — со слезами отвечает старец. — Тот, кого называют Ачиту-Мерген-хан, искоренитель десяти зол в десяти странах света, — мой сын! Прошло уже девять лет с тех пор, как он отправился освобождать свою жену Аралго-гоа от двенадцатиглавого Мангуса, и я уже привык думать о его гибели, но вот, увидев, что это та самая чашка, из которой он кушал, я подумал было: «Авось он вернется!» — и улыбнулся. «Милый ты мой!» — продолжал я думать. «Чашка твоя вот она, но где-то ты сам теперь?» И тут я заплакал. «И нож твой со стеклянной ручкой — вот он, но где-то ты сам?» И опять заплакал.

Плачет старец, прослезилась Тумен-чжиргаланг, не выдержал и Гесер: вскакивает, обнимает старца и рыдает.

Когда же зарыдал Гесер, задрожала и всколебалась вся Златонедрая Земля.

Потом говорит Гесер:

— Старец мой, храни молчание, ты ведь не женщина! Я прибыл, и довольно... Узнает негодяй Цотон, и весь народ поднимется на ноги и придет в движение. Молчи!

Гесер ставит жертвенник и тем успокаивает Златонедрую Землю.

— Ты же, мой старец, — продолжает он, — никаким способом не показывай вида и никому не проговаривайся. А это вот отвези своей старушке, варите себе вдвоем шолюн и кушайте! — и он подает старику коровью заднюю ногу.

Отправив старика, Гесер волшебною силой навел на него полное забвенье о своем прибытии.

Едет старик и дорогою думает:

— Что же это? Приехал мой Гесер или не приехал? Мираж то был или сон? Да, но если, скажем, он не приехал, то на этой земле нет человека, который бы дал мне вот этот вьюк из коровьей ляжки! — И с этими словами он подъезжает, шлепая своего пестрого коня по правому стегну коровьей ляжкой.

Подъехав, бросает он окорок, выхватывает саблю и со словами:

— А, негодяй! Хватит с тебя сидеть хозяином в чужом нутуке, посиди-ка в своем нутуке гостем! Закатывается слава Цотона и Цзараи, а слава Санлуна и Гекше-Амурчилы