Как становятся предателями (СИ) - Кацман Изяслав
Что-то я отвлёкся, однако. Возвращаюсь к прерванному надиктовыванию приказа о мобилизации. Кутукори быстро, но аккуратно выводит иероглифы-слога, едва успевая за моим скороговорением. Рутинная, в общем-то, работа немного успокаивает, и, наконец-то, появляются хоть какие-то мысли насчёт минимизации участия моих папуасов в грядущем «веселье».
Идей по большому счёту две. Впрочем, обе требуют предварительной подготовки – пусть и по разным причинам. А сегодня ещё поработаю. Например, посещу штаб армии Великого Пеу, благо идти не далеко – пару кварталов.
Лицо капитану Хонокоре от смущения ещё больше потемнело – так у папуасов проявляется прилив крови, у представителей более светлокожих рас выглядевший, как покраснение кожи. Я между тем, не обращая внимания на замешательство главного штабиста всех вооружённых сил страны, продолжаю, держа в руках стопку листов плотной бумаги: «Значит, это и есть план мобилизации? И что там у нас по этому плану должно делаться в первый день после выхода указа Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, да будут благосклонны к ней духи-покровители?»
Хонокоре нервно дёрнулся и начал: «Согласно плану, первая сотня Первого цаба «пану макаки» разворачивается во Второй цаб «пану макаки» – основой новых сотен становятся полусотни, десятки – основой новых взводов. Для пополнения Первого цаба до полного состава военного времени в пятьсот двадцать бойцов из запаса призывается двести двадцать человек, во Второй цаб призывается триста семьдесят человек. Вторая сотня Первого цаба переименовывается в первую, третья – во вторую, первые взводы этих сотен сводятся в новую третью сотню, новые взводы первой и второй сотен создаются из отделений второго и третьего взводов». По мере проговаривания содержимого папки с названием «План мобилизации войск Пеу-Даринги в случае войны» смущение покидает капитана, голос становится всё уверенней.
«Двадцать первый, Двадцать второй и Двадцать третий цабы «регои-макаки» разворачиваются в девять цабов «регои-макаки». Дополнительные цабы получают номера от двадцать четвёртого до двадцать девятого. На создание новых цабов выделяется половина от наличного состава действующих цабов – сто пятьдесят человек. Триста человек в существующие цабы призывается из запаса. Соответственно в новые цабы направляются по семьдесят пять человек из действующих цабов и по триста семьдесят пять человек из резервистов. Из двух тысяч семисот призываемых запасных триста человек служивших в «пану макаки», тысяча пятьсот в «регои-макаки», девятьсот – в ополчении.
Двадцать цабов и восемь отдельных сотен ополчения переводятся на военный режим несения службы с обязательным постоянным нахождением в распоряжении цабов не менее ста, а в распоряжении сотен – тридцати бойцов, а также с усилением обучения состава.
Из Сто Второго мархонского цаба ополчения выделяются первая и вторая сотня, на основе которых создаётся Тридцатый цаб «регои-макаки» обычной численностью военного времени в четыреста пятьдесят бойцов».
В своё время, когда обсуждали вопрос разворачивания и комплектации вооружённых сил в случае начала войны, пришлось отказаться от кадрированных частей. Основная официальная причина – отсутствие достаточного количества офицерских кадров на девять или десять батальонов неполного состава мирного времени, которые становятся полноценным частям в случае призыва. Впрочем, это была не вся правда. Да и при существующей системе мобилизации офицеров на каждый батальон негусто – так что по большому счёту полноценными воинскими частями можно считать только два гвардейских, три «старых» цаба и отчасти бывший Сто Второй ополченческий, будущий Тридцатый армейский. Но последний скорее по унтерскому и рядовому составу сопоставим с существующими частями «регои-макаки». С офицерами и там беда.
Гораздо важнее было, что в случае с кадрированными батальонами естественным было бы рассредоточение частей по всему западу острова, а также призыв в существующие на бумаге цабы, которые на деле являлись бы ротами, местных ополченцев целыми взводами и сотнями. Но в таком случае существовала опасность, что оказавшиеся в большинстве в разворачиваемых батальонах односельчане начнут качать права и вся дисциплина полетит к морским чертям. Поэтому пришлось выбрать другой принцип создания новых частей, а резервистов из разных местностей мешать, чтобы не было крупных землячеств. Тогда, когда принималось такое решение, оно казалось естественным, но сейчас у меня вполне естественные сомнения насчёт правильности.
«Для вооружения частей «пану макаки» со складов выдаётся пятьсот девяносто единиц нарезного оружия, «регои-макаки» получают триста единиц нарезного оружия и три тысячи шестьсот единиц гладкоствольного. Ополченческим цабам выделяется сто десять единиц нарезного оружия и две тысячи сто пятьдесят гладкоствольного.
Артиллерийский цаб увеличивается до численности военного времени – двухсот двадцати человек. Сапёрный цаб разворачивается в два новых цаба численностью четыре сотни каждый вместо трёх сотен мирного времени. Для нужд этих цабов выделяется двадцать быков и двадцать ослов к уже имеющимся».
«Отлично» – говорю, когда Хонокоре замолчал – «С завтрашнего дня тебе, капитану, предоставляется возможность показать в деле, как будет осуществляться написанное на бумаге. Сообщаю тебе по секрету – утром Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками объявит войну тюленеловам».
«Ух ты!» – выдал радостно начальник штаба – «Всё в лучшем виде сделаем!»
Я мысленно скривился: и этот туда же. Хотя с другой стороны, его-то понять можно. Выпустившийся из Обители Сынов Достойных Отцов семь лет назад в звании лейтенанта сын хонского регоя, толком повоевать, в отличие от многих своих товарищей, не сумел: будучи откомандирован на материк, поймал какую-то желудочно-кишечную инфекцию, после болезни долго восстанавливался, в итоге был отозван домой; спустя год на Иханаре в первом же бою получил палеовийскую пулю в бедро, чудом не умер от кровопотери, приобрёл не прошедшую до сих пор хромоту. Нас сём строевая карьера Хонокоре закончилась. Молодому инвалиду корячилось командование одним из ополченческих цабов, если бы не отмечаемая многими основательность и вдумчивость, демонстрируемая им при исполнении служебных обязанностей. Так что я рискнул и предложил невезучего офицера в начальники армейского штаба. Работы на только что учреждённой должности хватало и хватает, но всё равно тот, похоже грезит о боях и походах. Кехетскую операцию Хонокоре спланировал вполне грамотно, за что и должен стать ещё одним майором в вооружённых силах Пеу-Даринги. Но одно дело «прогулка» по, считай, родной земле, а совсем другое – грядущая война с опасным противником.
Голова моя трещала от сыплющихся со всех сторон сообщений а, к горлу подкатывал тугой комок тоскливой безнадёжности: гладко выглядевший на бумаге план мобилизации отчаянно буксовал и трещал по швам. Едва был озвучен Высочайший Рескрипт об объявлении войны тюленеловам, Хонокоре начал бодро распоряжаться, но уже через «стражу» выглядел совершенно жалко, то и дело, оглядываясь на Великого и Ужасного Сонаваралингу-таки, видимо ожидая начальственного гнева. Но я смотрел на творящийся бардак, не выказывая явных признаков раздражения: слишком долго ваш покорный слуга пробыл на властных должностях, чтобы какое-то там отклонение реальности от написанного могло заставить метать громы и молнии в подчинённых.
Вообще-то происходящее должно было бы меня радовать – чем дольше папуасская военная машина будет пробуксовывать на старте, тем позже мы присоединимся к надвигающемуся «веселью». Идеальным вариантом стало бы вообще оказаться чужими на предстоящем «празднике милитаризма» – пусть вохейцы с тюленеловами убивают друг друга без участия моих папуасов. Но всё равно как-то обидно, наблюдать, как составленные под моим чутким руководством такие замечательные планы идут наперекосяк.
