Великий Гэсэр - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания
Перед выездом в поход нелегкий
перебрал Гэсэр вооруженье,
перед отправленьем в путь неблизкий
в зеркале, что с дверь величиною,
оглядел себя, чтоб ни соринки,
ни пылинки не было, а после
в зеркало, что шириною в локоть,
погляделся, чтобы ни пылинки,
ни соринки не было, — остался
всем доволен: хорошо собрался.
Отвязав коня от коновязи,
отрешась душою от домашних,
поскакал Гэсэр по ходу солнца,
путь держа в страну Тэбид, и если
ехал тихо-тихо, то копыта
скакуна отбрасывали камни
и комки — величиною с чашку,
если быстро-быстро, то копыта
скакуна отшвыривали камни
и комки — величиной с корыто.
Ехал день и ночь он, обогоняя
ветер, что в ушах кони гудит,
и приехал гак в страну Тэбид.
Оказалось дерево огромным:
показалось, что из метра мира
прорастает от земли до неба
и уже почти его проткнуло.
И Гэсзр приблизился и вынул
желтый лук с ханганскою стрелою,
с многими растяжками, который
обладал волшебной силой боя.
Растянувши тетиву до среза
наконечника, Гэсэр ударил
дерево стрелой — и та макушку
начисто снесла, и наземь пала,
и ушла под почву без следа,
потерявши силу навсегда.
“Ты не станешь выше никогда!
Ты не станешь толще никогда!
Но и не сгниешь ты никогда —
будешь так ты долгие года
выситься, не рушась никогда!
Тем, какое нынче, будь всегда!" —
так сказал Гэсэр и возле комля
желтой палочкой провел своею,
чтобы жестом закрепить заклятье.
И с тех пор у мирового древа
прекратился рост: касаясь неба,
высится оно над Средним замби.
И когда к нему приходит путник,
то, чтоб обойти вокруг святыни,
надобно идти три дня, три ночи,
да и то широкими шагами.
Вдоль ствола у мирового древа
шов проходит: в засуху он шире,
в дождь он уже, в этом шве порою
лошади спасаются от зною.
Поспешил Абай Гэсэр обратно,
порешив, что дело как-то сделал:
вроде бы высокое обнизил,
вроде бы широкое обузил.
В сторону Хатана путь направил:
если ехал тихо, то копыта
скакуна отбрасывали камни
и комки — величиною с чашку,
если ехал быстро, то копыта
скакуна отшвыривали камни
и комки — величиной с корыто.
Прибыл ко дворцу в своей долине,
привязал копя у коновязи,
в дом вошел и, посчитав, что время
мирное и доброе настало,
снял с себя оружье и убрал,
и готовить праздник приказал.
Повелел Гэсэр с голы расставить,
попросил созвать гостей на праздник,
и Алма Мэргэн почти что с гору
мяса наготовила и дичи,
нагнала архи почти что с море,
прочих кушаний — почти что с гору.
И Абай Гэсэр собственноручно
в барабан свой золотой ударил —
северных созвал на пир соседей,
в барабан серебряный ударил —
южных пригласил к себе соседей.
Баторы — все тридцать три там были,
воины — все триста, ну а войско —
все три тысячи людей там было.
И три дяди тоже — три великих
тугэшинских хана — прискакали,
чтоб не опоздать на пир Гэсэра.
Восемь дней там гости пировали,
на девятый головы подняли
и Абай Гэсэра слушать стали.
Голосом пророка и провидца
говорил гостям Гэсэр — как будто
обращался он ко всем живущим:
“С неба опустился я сюда
с неизбывной жаждою добра,
старшим я над ханами воссел,
с недругами биться начал я.
И теперь вот можно увидать,
что успел я сделать для людей.
Злобных и коварных усмирил,
злых и кровожадных истребил,
слабых и несчастных укрепил,
бедных и голодных накормил,
тихих и беззлобных ободрил.
Что еще я сделал для людей?
Все высокое принизил я,
а широкое заузил я;
низкорослое возвысил я,
я все узкое расширил я.
Буду жить теперь среди людей
в окружении семьи своей,
в счастье и добре — до склона дней!”
Эпилог
Он говорил с людьми как человек,
он с воинством общался как боец,
он мудрецам открылся как мудрец,
пред тем как начал жить в кругу семьи,
испытывая счастье трижды в день, —
Абай Гэсэр, величием могуч,
Абай Гэсэр, могуществом велик,
небесным светом чей отмечен лик.
Приложения
СТАРИК ХОРЕДОЙ
В давние времена, когда все были счастливы, жил и старик Хоредой[225]. Имел он стадо из двадцати черных баранов, которые паслись в степи. Было у него и два вороных коня — один добрый скакун, а другой плохой.
Однако жил хорошо старик Хоредой.
Но случилось так, что из черных овец одна оягнилась — чисто-белого, прямо для жертвы богам, барашка хозяину принесла.
Вдруг из-под тучи опустились два ворона черных — на бедняжку-ягненка набросились, выклевали ему оба глаза и улетели.
Шибко тут рассердился старик Хоредой. Он вскочил на коня что получше и поскакал в погоню за птицами. Догнал, вырвал у каждого ворона по глазу и вставил своему ягненку, чтобы тот мог видеть траву, как и раньше.
А вороны полетели на небо к Эсэгэ-Малану[226] и нажаловались на старика Хоредоя, мол, он их ни за что лишил глаз.
Тут уже Эсэгэ-Малан рассердился и послал своих верных слуг — девять бурых волков, чтобы съели они у старика Хоредоя его отменного
