Тимур Пулатов - Плавающая Евразия
— Замолчи, хулитель! — прервал его Нахангов и хлестнул даджаля плетью меж ушей. — Ты мешаешь мне сосредоточиться. Не забывай, что я должен произнести заключительную речь на конференции.
— Все у черты, — промямлил даджаль, кривясь от боли. — У черты… — И последние слова его поглотило облако, сквозь которое они стремительно пролетели.
Облачко дохнуло на Давлятова прохладой, он поежился, чувствуя, как неудобно ему в ракете — не может вытянуть ноги, чтобы дать им отдых.
— Скряга вы! — повернулся он к Нахангову, напряженно смотревшему вдаль. — Получаете такое жалованье… директорскую ставку — раз, член-корровскую надбавку — два, плюс номенклатурные льготы… и не можете купить Батурбеку ракету попросторнее.
Нахангов недовольно глянул на него и пробормотал:
— Могли бы и не подрывать мой служебный и человеческий авторитет!
Тем более перед этим потусторонним существом, которое разнесет сплетню по всему свету. — И снова в сердцах пнул даджаля сапогом в бок. Даджаль взвизгнул по-поросячьи и поспешил высказать туманное:
— Все у черты… У лукоморья. У огненного ядра. У набоба. У люля-кебаба…
Огненный шар, вязкий на вид, к которому они летели, быстро рос, и от изгиба горизонта выплыли всплески пламени.
— Внимание! — вдруг скомандовал Нахангов, отведя от глаз бинокль. Приближаемся! Прошу всех затаить дыхание и молчать!
Давлятов напряг слух, ожидая услышать от гида что-нибудь сногсшибательное об огне, колышущемся адском пламени, который как магнитом втягивал в себя летящих, но Нахангов снова приставил к глазам бинокль.
— Это же магма земли! — неожиданно осенило Давлятова. — Мне страшно! В ракете моей уже плавится краска. — И попытался влезть в ракету поглубже.
— Вы — паникер! — прикрикнул на него Нахангов. — Нет, не смогли мы еще всех переделать, старые предрассудки живучи! — Он поднял плеть и изящно, как дрессировщик, махнул ею по воздуху, и по его знаку ракета Давлятова резко погасила скорость, покачнулась и повисла, будто встряла в твердое. После короткого замешательства Давлятов овладел собой и увидел, что и даджаль повис рядом с ракетой, и Нахангов чуть привстал, всматриваясь в картину, которая открылась внизу, над пламенем.
— Это и есть тот ад, о котором я говорил так убедительно в своем докладе. Просто поразительно, что он точь-в-точь такой, каким я его представил, — с удовлетворением подчеркнул Нахангов и усмехнулся: — Значит, и во мне, простите, живет пророческое видение…
Давлятов, опасаясь чего-то, не сразу стал всматриваться. Нахангов, заметив его нерешительность, протянул ему бинокль.
— Посмотрите, это космический тысячесильный бинокль. В нем вы разглядите даже тараканов в аду…
Давлятов дрожащей рукой взял бинокль и приставил к глазам. Поначалу он увидел общее в картине — огромную, тянущуюся по горам и равнинам стену со сторожевыми башнями через равные промежутки. Поднимаясь и опускаясь извилисто, стена замыкала территорию ада. Высокие небоскребы были окутаны желтым дымом, соединялись они нижними, верхними, средними мостами, по которым двигались, гудели, дымили автомашины; потерявшие управление и мечущиеся в хаосе, они наскакивали друг на друга и взрывались. В этом общем хаосе глаза Давлятова различили частности и даже отдельные детали в беспорядочной адской жизни. Как и представлял Давлятов, куда ни повернись, глаза натыкались на прыгающие, бегающие, дергающиеся, крутящиеся неоновые рекламы. Изображения толстогрудых дев с тонкими талиями, с манящими улыбками закрывали и окна и цветники, джентльмены, курящие толстые сигары, с бутылками кока-колы в руках, подмигивали девам… и эта внешняя витрина сладкой жизни не могла прикрыть жестокости и коварства… Недалеко от стены, у сторожевых башен которой стояли лучники в кольчугах и шлемах, Давлятов разглядел контуры атомной станции… какое-то мельтешение убегающих людей в противогазах и масках, ныряющих в машины… Здание станции дрогнуло, обвалившаяся крыша открыла светящийся стержень реактора; вспыхнув, пламя обошло вокруг стержня, наматываясь и испуская лучи радиации. Неоновые девы, подмигнув своим кавалерам в последний раз, посыпались на тротуары золой… В нос Давлятову ударил запах гниения, от которого он задохнулся. Это был странный, необычный запах, нет, не запах помидоров и апельсинов, миллионами плавающих в прибрежных водах адского моря, — фермеры умышленно сбросили их в воду, чтобы держать уровень цен на базарах…
— С адом все давно ясно, — проговорил Нахангов. — Все здесь построено по учебнику политэкономии, выпущенному под моей редакцией.
— Калевахта рахат бухарский лукум, — туманным выражением поддержал своего ездока даджаль, распуская хвост, но тут же получил удар в бок, отчего надпись, оставленная улетевшим Азазилем, изрядно потускнела.
И по знаку Нахангова ракета, в которой сидел скучающий Давлятов, отъехала немного и стала, чтобы Давлятов мог разглядеть картину чистилища.
Давлятов смахнул слезу, выкатившуюся из глаз — было такое ощущение, что радиация, поднявшаяся из ада, жжет их, — и снова напрягся, ибо то, что ему предлагал увидеть Нахангов, — чистилище — никак не укладывалось в голове, не было ни в одном из учебников, где в подробностях расписаны ад и рай.
Что же касается учебника политэкономии, о котором упомянул Нахангов… Давлятов хотел сказать, что учился в университете по этому учебнику, но решил на сей раз не льстить автору.
Вид чистилища действительно был не совсем обычным. Справа, внутри ада, просматривался довольно запутанный коридор с множеством ходов и выходов; кончался коридор отсеком, ведущим за стену, — проходом из ада в чистилище.
После мелькающего, прыгающего, скачущего, объятого дымом и пламенем, источающего дурные запахи ада вид чистилища успокаивал глаз.
Само чистилище раскинулось на каменистом пространстве, вокруг которого была воздвигнута чугунная ограда, и с первого взгляда оно напоминало место, где должно было происходить увлекательное действо с элементами маскарада, клоунады, фарса, но не на большой театрализованной сцене, а на нескольких малых сценах, сооруженных в разных местах чистилища. Но это лишь на первый, невнимательный взгляд. При внимательном же взгляде общая картина несколько менялась — на первом и основном плане просматривалась одна широкая и длинная улица, и все остальное, что располагалось внутри чистилища, оказывалось лишь придатком этой улицы. Давлятов напрягся и заметил в самом начале улицы нечто вроде металлической арки с надписью «Мировая улица» и чуть ниже — «При входе предъявлять пропуск в развернутом виде» — и подумал, что, наверное, это и есть врата в чистилище.
Желая рассмотреть открывшуюся картину, Нахангов попытался выхватить из рук Давлятова бинокль, но промахнулся и отлетел на своем даджале в сторону. Давлятов не без злорадства усмехнулся и поправил фокус бинокля, чтобы лучше разглядеть две фигурки, появившиеся в самом начале улицы, у арки. По всему было видно, что это дворничихи, которые следят за чистотой и блеском металлической арки — главного входа в чистилище.
Обе — женщины средних лет, порывистые и нервные, — натирали желтой пастой металл. Металл заблестел, луч устремился высоко, преломляясь в окулярах бинокля. В глазах Давлятова потемнело. Но когда зрение снова вернулось к нему, заметил, что начищенный до блеска металл потемнел от набежавшего облачка, висевшего над аркой. Похоже, что это нисколько не смутило дворничих, которые безропотно, словно приученные к фатальной неизбежности повторения, принялись снова натирать арку, не остужая рвения.
А с дальнего конца улицы к арке уже бежали стройными рядами молодые люди, члены какой-то организации, проделывая на ходу какие-то номера. Они прыгали, приседали, падали все разом, как по команде, вскакивали. Все, что встречалось на их пути — макеты самолетов, автомобилей, домов, — взлетало на воздух от взрывов, а резиновые манекены, на которых они набрасывались, связывая им руки, затыкая кляпом рты, волоча их по земле, должны были имитировать захват заложников.
Не добежав до арки шагов пятьдесят, молодые люди разом повернули, чтобы в таком же темпе проделать путь обратно, и дворничихи, наблюдавшие за ними с восторгом, вдруг крикнули:
— Бодрее, ребята! Еще один бой, и мы победим! — И потрясли в воздухе кулаками.
— Кто эти? — спросил один из молодых людей у бегущего рядом.
— Барбара Бальцерани и Ульрика Майнхоф [15], - ответил тот, презрительно скривив губы. Старушки на пенсии, забавляются…
И побежал резвее.
Сооружение справа, мимо которого они пробегали, было дворцом, стилизованным под шатер, в котором ищут уединения после гаремных утех шейхи пустыни. Для полного ощущения ландшафта вокруг шатра были насыпаны барханы между пальмами. Какой-то служащий ходил с инструментом, напоминающим пылесос, и рисовал на боку барханов ребра, по которым струился песок.
