Хэдленд Дэвис - Мифы и легенды Японии

В городе Тоттори находился небольшой и скромный постоялый двор. Это было новое заведение, а так как хозяин бедствовал, то был вынужден обставить помещение подержанными вещами из ближайшей лавки старьевщика. Его первым постояльцем стал купец, которого обслужили с величайшим почтением и подали много подогретого сакэ. Когда купец выпил освежающего рисового вина, то прилег отдохнуть и вскоре заснул. Дремал он недолго, когда услышал в комнате детские голоса, жалобно спрашивающие:

– Старшему братцу, наверное, холодно?

– Нет, это тебе, наверное, холодно?

Дети снова и снова повторяли свои жалобные вопросы. Купец, думая, что дети по ошибке забрели к нему в комнату, мягко пожурил их и приготовился было снова уснуть. Но после минутного затишья детские голоса послышались снова.

– Старшему братцу, наверное, холодно?

– Нет, это тебе, наверное, холодно?

Гость поднялся, зажег андон (ночной фонарь) и принялся осматривать комнату. Но там никого не оказалось; все шкафы были пусты, а все сёдзи (бумажные перегородки) закрыты. Купец, озадаченный и удивленный, снова прилег. И опять он услыхал детский плач совсем рядом с его подушкой:

– Старшему братцу, наверное, холодно?

– Нет, это тебе, наверное, холодно?

Плач повторялся и повторялся, и гость, похолодев от ужаса, обнаружил, что звуки доносятся от его футона (ватного одеяла).

Он быстро сбежал по ступеням вниз и рассказал хозяину постоялого двора, что произошло. Тот очень рассердился.

– Ты выпил слишком много сакэ, – сказал он, – подогретое сакэ навеяло тебе дурные сны.

Но гость расплатился по счету и отправился искать ночлег в другом месте.

Следующей ночью другой гость спал в этой комнате с привидениями, и он тоже слышал те же самые таинственные голоса. Он тоже поспешил рассчитаться с хозяином и покинуть постоялый двор. Тогда хозяин сам пошел в эту комнату. Он услышал жалобный плач детишек, исходящий от футона, и теперь был вынужден поверить тому, что рассказали оба гостя, останавливавшиеся на его постоялом дворе.

На следующий день хозяин гостиницы отправился в лавку старьевщика, в которой приобрел этот футон, и стал расспрашивать о нем. После того как он обошел несколько лавок, то наконец-таки услышал историю об этом загадочном футоне.

Когда-то в Тоттори жил бедный человек со своей женой и двумя детьми, мальчиками шести и восьми лет. Родители их вскоре умерли, и дети были вынуждены продавать свое и без того скудное имущество до тех пор, пока у них не остался только тоненький и обветшалый футон, чтобы укрываться от холода по ночам. В конце концов, у них совсем не осталось денег, чтобы заплатить за жилье и купить себе какую-либо пищу.

Когда наступили холода и снег так сильно облепил скромное жилище, детям ничего не оставалось делать, как завернуться в тоненький футон и успокаивать друг друга:

– Старшему братцу, наверное, холодно?

– Нет, это тебе, наверное, холодно?

И, повторяя эти слова снова и снова, они прижимались друг к другу, боясь темноты и резкого, пронзительного ветра.

Пока они прижимались телами, пытаясь согреть друг друга, вошел бессердечный хозяин и, поняв, что больше некому платить за жилье, выгнал несчастных детей, одетых только в легкие кимоно, из дома. Они попытались дойти до храма Каннон, но снег валил так сильно, что дети спрятались за своим старым домом. Покрывало из снега укутало их, и они уснули на сострадательной груди богов и были похоронены на кладбище у храма Тысячерукой Каннон.

Когда хозяин постоялого двора услышал эту печальную историю, он отдал старый футон священникам храма Каннон, заказал молитвы за упокой душ детей, и с тех пор футон больше не издавал жалобных голосов.

В деревне Мотида-но-Ура жил крестьянин. Он был очень беден, тем не менее жена родила ему шестерых детей. Как только рождался ребенок, безжалостный отец бросал его в реку и говорил, что ребенок родился мертвым, и таким ужасным способом он убил шестерых своих детей.

С течением времени крестьянин становился все более зажиточным, и когда родился седьмой ребенок, мальчик, он очень обрадовался и нежно его полюбил.

Однажды ночью крестьянин взял сына на руки и пошел в сад, восторженно приговаривая:

– Какая прекрасная летняя ночь!

Младенец, еще только пяти месяцев от роду, вдруг заговорил, как взрослый:

– Луна выглядит в точности так, как и тогда, когда ты последний раз бросал меня в реку!

После того как младенец произнес эти слова, он стал опять таким же, как и все остальные дети, но крестьянин тотчас осознал всю чудовищность своего преступления и с тех пор постригся в монахи.

Когда-то жила-была прелестная девушка, которой, вопреки японским традициям и обычаям, разрешили самой выбрать себе мужа. Многие поклонники добивались ее руки, приносили подарки и изысканные стихи и говорили слова любви. Она была приветлива с каждым из своих поклонников и говорила так:

– Я выйду замуж за того человека, который будет достаточно храбрым, чтобы пройти через испытание, которое я назначу для него, и, каким бы ни было это испытание, я рассчитываю на клятву самурая, что он не разгласит эту тайну.

Поклонники с готовностью шли на такое условие, но один за другим оставляли невесту с ужасом на лице, прекращая свои ухаживания, но никто из них не проронил ни слова об этом ужасном и загадочном испытании.

Наконец, один бедный самурай, единственным имуществом которого был меч, пришел к девушке и заявил, что готов пройти любое испытание, пусть даже очень жестокое, чтобы взять ее в жены.

После того как они вместе поужинали, девушка покинула комнату и возвратилась далеко за полночь, одетая в белые одежды. Они вместе вышли из дома, прошли по бесчисленным улицам, где выли собаки, вышли за пределы города и шли, пока не дошли до большого кладбища. Здесь девушка пошла впереди, а самурай следовал за ней, держа руку на мече.

Когда глаза самурая привыкли к темноте, он смог разглядеть, что девушка копает землю лопатой. Она копала быстро, и вскоре откопала крышку гроба. В следующий момент она выхватила оттуда труп ребенка, оторвала руку, разломила ее и начала откусывать от нее кусок, передав другую часть своему поклоннику со словами:

– Если ты любишь меня, то съешь то, что я ем! Ни секунды не колеблясь, самурай уселся рядом с могилой и начал поедать кусок детской руки.

– Вкусно! – воскликнул он. – Умоляю, дай мне еще! В этой части легенды ужас благополучно исчезает, когда становится понятно, что ни девушка, ни самурай на самом деле никакого трупа не ели – рука была сделана из вкусной карамели!

Девушка с радостным криком вскочила на ноги и сказала:

– Наконец-то я нашла храброго человека! Я выйду за тебя замуж, ведь ты тот самый мужчина, которого я так долго искала и до сегодняшней ночи никак не могла найти!

Глава 26

ТРИ ДЕВЫ

Девушка по имени Унаи жила со своими родителями в деревне Асиноя. Она была необычайно красива, и так случилось, что у нее оказалось сразу два пылких и настойчивых поклонника – Мубара, что был жителем той же деревни, и Тину, родом из Идзуми. Эти двое влюбленных в девушку парней вполне могли оказаться близкими друзьями из-за сходства во всем: в возрасте, лице, фигуре и росте.

К несчастью, они полюбили девушку с одинаковой страстью, так что и здесь было невозможно различить их. Они делали одинаковые подарки, не было разницы и в манере ухаживать. Представление о том, какое сильное соперничество было между ними, можно получить из «длинной песни» Такахаси-но Мусиморо (VIII в.):

Каждый в воду и огоньЗа нее готов идти!И когда в тех состязаньяхДруг для друга стал врагом…[115]

У девы Унаи стало тяжело на сердце. Она не принимала даров ни от Мубары, ни от Тину и расстраивалась, видя их стоящими у ворот ее дома месяц за месяцем. Родители девушки Унаи, по-видимому, не понимали всей сложности создавшейся ситуации, поскольку говорили ей:

– Печально для нас нести бремя твоего неподобающего поведения, столь беззаботного месяц от месяца и год от года, повергающего других в скорбь. Если ты выберешь одного из них, в скором времени любовь другого угаснет.

Эти разумные слова не принесли ни утешения, ни помощи бедной девушке, поэтому ее родители послали за влюбленными, объяснили сложившуюся ситуацию и решили, что кто застрелит водяную птицу, плавающую в реке Икута, текущей рядом с плоской возвышенностью, на которой был построен их дом, тот и женится на их дочери.

Влюбленные обрадовались такому решению, им не терпелось положить конец такой жестокой неопределенности. Они одновременно натянули тетиву своих луков, и их стрелы одновременно попали в птицу: одна стрела – в голову, другая – в хвост, так что опять ни один не мог превзойти другого в меткости.

Когда Унаи увидела, какой безнадежной оказалась вся эта затея, она воскликнула: