Гесериада - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

скачущий старый палевый марал. Гесер нацелился и угодил ему прямо в белое пятно на лбу с такою силой, что конец стрелы вышел у него через копчик, но марал бросился наутек, унося с собою стрелу. Когда, неотступно преследуя его, Гесер стал было его настигать, марал вскочил в свою главную ставку, и захлопнулись ворота на каменных столбах в девять рядов. Тогда двумя своими булатными топорами Гесер сокрушил обе половинки ворот и, едва переступив через порог, видит: сидит какая-то седовласая старуха, нижним клыком достает до неба, верхним клыком достает до земли, груди по полу разметаны, из копчика у нее торчит острие стрелы, которая угодила ей пониже маковки; сидит она на корточках и по-собачьи скулит:

— Ой, беда! Ой, пропала я.

Гесер, обернувшись человеком удивительной красоты, входит и говорит:

— Что с тобой такое, бабушка?

— По вольной воле я хожу по Златонедрой Земле, ловлю живность и кормлюсь. Но вот напала было я на какого-то человека, чтоб съесть его, как вдруг он вот этак меня прострелил, и вот я валяюсь в муках: отчаялась я вырвать стрелу за перо, отчаялась я вырвать стрелу за острие. До того прострелил, что изойду я черною кровью, от стрелы приходит моей жизни конец.

— Ах, прекраснейший человек, кто ты таков? Вынь из меня эту стрелу!

— Увы, матушка! Не должен я и сметь вытаскивать из тебя стрелы: ведь стрела-то, должно быть, или вышнего Хормусты-тэнгрия, или срединных асуриев! Я не должен и сметь ее вытаскивать!

— Голубчик! Мы с тобой станем дружками-супругами. Как ты полагаешь по поводу супружества со мной?

— Что это ты? Или не узнаешь своего младшего брата? — говорит он.

— Да кто же ты, мой родимый?

— Разве не Мангус я, твой младший брат?

— С каких же пор, родной мой, ты стал таким красавцем?

— Я стал таким красивым с той поры, как отнял жену у Гесер-хана.

— Так. Но за что же ты застрелил-то меня?

— Сестрица! Ты отроду мне не показывала большого жука, души моей: вот за что я осердился и стрелял.

— Родимый мой! Я рассуждала, как бы не было худо показывать его людям, из-за того, чтоб не убили тебя, моего родного. Потому-то я и взяла за правило ни под каким видом его никому не давать! И за эту услугу ты убиваешь, убиваешь меня! На, возьми! И с этими словами она вытряхнула — выкатила и передала ему жука.

— Поближе, сестрица: я буду вытаскивать твою стрелу! — говорит Гесер, и, притворясь, будто извлекает стрелу и вертя ее туда и сюда, он умертвил старуху. А Мангусову душу загнал он в корявенькую избушку и спалил огнем.

Вечером приходит Мангус:

— Ой, беда! Голова! — и как повалился снопом, так и заснул.

Вот из правой ноздри у него выходит большая золотая рыбка и играет на правом плече его, а из левой ноздри выходит маленькая золотая рыбка и играет на левом плече.

Тумен-чжиргаланг натолкла в два мешка угольной пыли и положила их на том месте, где обычно сидела. С тревогой подняла она Гесера. Встал Гесер и принялся точить свою огромную булатную секиру.

— Что это там шуршит? — взметнулся Мангус, схватил и проглотил находившийся пред ним мешок с углем.

— Пригрезилось тебе, что ли, что? — говорит Тумен-чжиргаланг. Ты, должно быть, и лег с тем, чтобы съесть меня.

— Что это там шуршит? — спрашивает Мангус.

— Сидела я, сучила нитки: и вот нитка при разматывании задевает за котел и шуршит! — отвечает Тумен-чжиргаланг.

— Может быть, а ну-ка я посмотрю! — и он заставил ее произвести шуршание пряжей.

— Как будто похоже! — говорит он и засыпает.

Гесер начинает прилаживать стрелу к тетиве. Мангус вскакивает, хватает другой мешок с углем и глотает его.

— Чем глотать меня впотьмах, лучше проглоти меня при свете лампады! — говорит она.

— Что это звякает? — спрашивает Мангус.

— Это я потянула ремешок на кнутовище: вот и звякнуло!

— Возможно, а ну-ка, потяни?

Она потянула.

— Как будто похоже! — говорит он, и засыпает.

С двумя своими секирами в руках Гесер подходит к нему и велит Тумен-чжиргаланг захватить в обе горсти угля.

— Лишь только я рубну, ты швырни обе эти горсти прямо ему в обе раны!

И Гесер, вместе с золотыми рыбками на плечах его, рассек и самые его плечи, а Тумен-чжиргаланг вслед за ударом секиры швырнула как следует уголь. Грохнулся Мангус оземь, опять вскочил и схватился с Гесером, но тот повалил его и давай сечь-рубить все его двенадцать голов. Срубил уже напрочь одиннадцать голов и стал было рубить двенадцатую, как заводит Мангус такие речи:

— Грозный Богдо, искоренитель десяти зол. Если б ты и казнил меня лютейшею казнью, все же между нами великой распри быть не должно: тебя, моего младшего брата, я никогда не хулил, брать твою собственную жену я никогда не приходил. Давай побратаемся: где бы ни был злой враг, будем воевать его вдвоем! Разве не тепла зима в моей земле? Будем проводить ее здесь. Разве не прохладно лето в твоей земле? Будем проводить его там!

Гесер в нерешительности остановился, думая уж согласиться, но в этот миг с неба раздался голос его сестры Чжамцо-Дари-Удам:

— Ах, соплячок мой, зачем ты веришь его словам? После того как тело его обратится в чугун, его ты уж никак не сможешь убить: живей же!

Гесер стал перерезать ему глотку, а нож бренчит, сунул под мышку, — не берет. Тогда он сунул в тонкую брюшину и, разорвав кишки, выпустил из него чугунную руду и напрочь снял ему голову.

* * *

После того Гесер садится на верхового черно-лысого Мангусова коня, превращается сам в Мангуса и приезжает к его старшему брату, Тарничи-ламе. Приблизившись к юрте пешком и войдя, он делает вид, будто подходит к ламе под благословение, а сам в это время разрывает ему внутренности. Позабыв произнести свое «ом», лама успел только произнести «пад», и оттого на дворе упал черно-лысый конь, но Гесер влил коню в рот крови ламы, и конь поправился.

Тогда едет Гесер к сыну и наследнику Мангуса и, остановившись за семипоясовой оградой ставки его, окликнул:

— Сыночек мой!

— Входи! — отвечает тот и выходит ему навстречу.

— Дай руку приласкаться твоему батюшке! — И держа его за руку через ограду,