Мифы и легенды народов мира. Библейские сказания и легенды - Немировский Александр Иосифович

Сказав это, Давид неторопливо снял с плеч торбу, достал оттуда камень, вложил его в пращу и, занеся за спину, швырнул что было сил. Камень врезался в место, не защищенное медью, в лоб. Гремя доспехами, упал Голиаф на землю вниз лицом.

Подойдя к павшему, Давид вынул из его ножен меч и отсек им голову, которая покатилась вниз по склону горы. Видя это, филистимляне бросились врассыпную. Израильтяне же гнали их до ворот городов. И заполнилось все пространство от Эфес–Дамима до Экрона их трупами.

Тем временем Давид сдирал с Голиафа доспехи, а отыскав его голову, снял и шлем. Взяв все это в одну руку, а голову Голиафа за волосы в другую, он отправился в стан.

— Как зовут этого молодца? — спросил Саул военачальника Авенира.

— Это пастушок Давид! — ответил он.

— Да! Я Давид, сын твоего раба Иессея из Бетиля, — подтвердил юноша, помахивая головой Голиафа.

Свидетелем подвига Давида был сын Саула Ионафан, возлюбивший его, как свою собственную душу. И снял Ионафан с себя одеяние и все свое вооружение от меча и лука до защитного опоясания и отдал Давиду. Саул же поставил Давида над войском. И было это приятно не только всему народу, но и царским слугам. Во время возвращения победившего воинства выходили из городов Израиля женщины, чтобы встретить Саула пением и плясками. И возглашали они: «Саул поразил тысячи, а Давид — десятки тысяч!»

Очень досадно было это слышать Саулу, и он сказал в сердцах: «За мною числят тысячи, за ним — десятки тысяч! Недалеко до того, что ему отдадут и царскую власть».

И стал Давид внушать Саулу подозрение.

Мелхола[288]

И отрок играет безумцу царю И ночь беспощадную рушит, И громко победную кличет зарю И призраки ужаса душит. И царь благосклонно ему говорит: «Огонь в тебе, юноша, дивный горит, И я за такое лекарство Отдам тебе дочку и царство». А царская дочка глядит на певца, Ей песен не нужно, не нужно певца. А. Ахматова

Злой дух то неожиданно покидал Саула, то внезапно для окружающих, и, кажется, и для него самого, им овладевал. Однажды, когда Давид тихо перебирал струны арфы, он вдруг ощутил какое‑то дуновение и повернулся. Копье, брошенное царем, едва не угодило ему в лоб. Давид собирался покинуть дворец, где на каждом шагу его могла ждать гибель. Но этому помешала дочь Саула Мелхола, ее девичья красота. Конечно же, о браке с ней сын Иессея не мог и мечтать. И надо же! Саул, каким‑то образом догадавшись о чувствах юноши, сам предложил Мелхолу ему в жены. «Конечно, — подумал Давид, — злой дух покинул царя, и он, как до победы над Голиафом, видит во мне не соперника, а сына». Но вскоре он понял, что это ошибка. За предложением стояла хитрость. Саул, улыбаясь, спросил:

— А что ты намерен подарить невесте?

— Я не богат, мой господин, — ответил Давид.

— Это я знаю, — подхватил Саул. — Но ты силен и известен всему Израилю. Пусть твоим свадебным даром будут сто голов филистимлян, которых ты убьешь.

Саул рассчитывал, что, добывая свадебный дар, Давид погибнет. Но тот отправился со своими ратниками в поход и принес двести отрубленных рук филистимлян и представил их царю. Тогда отдал ему Саул в жены Мелхолу. Узнав же, как она любит Давида, Саул еще больше стал его бояться и сделался заклятым его врагом. И говорил он слугам своим, что надо умертвить Давида.

Давид и Ионафан

Убежав из дому, Давид пришел к Ионафану и сказал ему:

— Брат мой! Что я сделал такого, в чем я виноват, в чем согрешил перед отцом твоим? Почему он ищет моей смерти?

— Не бойся! — попытался успокоить Давида Ионафан. — Ведь мой отец не делает ни одного дела, значительного или малого, не посоветовавшись со мною.

— Это так! — согласился Давид. — Но ведь отцу твоему известно, каким благоволением я пользуюсь у тебя, и он может замыслить такое, о чем тебя не поставит в известность. Поэтому мне лучше уйти. Завтра праздник новолуния, когда мне надо сидеть за царским столом. Я скроюсь, ты же скажи отцу, что Давид поспешил в Бетиль, ибо там годовое жертвоприношение Господу от его семьи[289]. Если он отнесется к этому спокойно, значит, он ничего против меня не замыслил. Если же разгневается, мои опасения не напрасны. И лучше тогда убей меня сам, чем приводить к отцу.

— Так и будет, как ты просишь! — согласился Ионафан.

— Но кто же мне сообщит, как будет себя вести твой отец? — спросил Давид.

Они вышли в поле. Положив руку на плечо Давида, Ионафан сказал:

— Я сам сообщу тебе об этом. Если же я не сделаю этого, пусть накажет меня Господь. Иди к скале Азель и жди. Я пущу близ нее три стрелы, как бы стреляя в цель. За стрелами я пошлю мальчика–слугу. Если я ему крикну: «Стрела не долетела!» — значит, отец мой не гневается на тебя, если же крикну: «Перелетела! Ищи дальше!» — значит, твои опасения обоснованны, и тебе надо немедленно уходить.

На том они и расстались. На следующий день за столом сел Ионафан рядом с Абинером. Место же Давида оставалось незанятым. Саул сделал вид, что это ему безразлично. Но на следующее утро Саул спросил Ионафана:

— А где Давид? Почему он ни вчера, ни сегодня не явился к столу?

Ионафан ответил, как ему было сказано. Тогда Саул пришел в ярость и крикнул:

— Не верю я тебе, ублюдок[290]! Ведь ты полюбил его, к стыду своему и к посрамлению своей матери! Пойми! Пока Давид жив, тебе не утвердиться на царстве. Пойди приведи его ко мне, ибо ему должно умереть!

— А что он такого сделал? — спросил Ионафан. — Зачем его убивать?

Отец в гневе швырнул в сына копье, но промахнулся. Ионафан встал из‑за стола, не вкусив пищи, и вместе с мальчиком–слутой отправился в поле. Там он сказал ему:

— Беги! Собирай стрелы!

Мальчик побежал. Ионафан же пустил стрелу и крикнул ему вслед:

— Беги дальше! Стрела впереди!

Выстрелил он еще дважды, крича:

— Иди вперед! Не останавливайся!

И собрал мальчик стрелы и вернулся к своему господину, ничего не понимая. Только Ионафан и Давид знали, в чем дело. После этого Ионафан снял с себя доспехи и приказал их отнести в город. Когда мальчик ушел, Давид вышел из‑за скалы. Повергнувшись лицом на землю, он трижды поклонился Ионафану. Потом встал и бросился ему в объятья. Они целовались, обливаясь слезами. Давид плакал дольше. Прощаясь с Давидом, Ионафан сказал:

— Иди с миром! И помни, что мы поклялись перед лицом Господа быть друзьями. Вовеки будет дружба между моим потомством и твоим.

Беглец

Прощай, праща! Тебя сберечь Не удается мне. Тебя заменит на войне Железный этот меч. Его я кинул среди трав, Но он отныне мой. И станет он, как Голиаф, Теперь моей судьбой.

Ионафан отправился во дворец, а Давид поспешил в Ноб, в жреческий город[291]. Увидев Давида одного, жрец Ахимилек, сын Ахитуба[292], заподозрил неладное и боязливо приблизился к царскому зятю.

— Почему ты без свиты? — спросил он у него.

— Я отослал своих людей, — ответил Давид, — потому что у меня к тебе от царя тайное дело. Слугам своим я назначил место для встречи. Мне же от тебя нужен хлеб и иная провизия.