Как становятся предателями (СИ) - Кацман Изяслав
Последнее время какие-то нехорошие шевеления происходят вокруг. И дело не в разгромленном мятеже – здесь-то всё более-менее понятно. Конечно, заговор зрел давно, втянуто в него оказалось немало народу, а спецслужбы сработали не очень оперативно, но, однако ж, именно начавшиеся аресты попавших в поле зрения «кровавой гыбни» мелких сошек заставили вожаков «истинных дареоев» засуетиться и вывести сторонников на улицы раньше времени. В итоге им пришлось действовать экспромтом, на ходу меняя план «восстания». Так что окончилось всё относительно благополучно: две с лишним сотни убитых и выгоревшая местами восточная половина столицы, где примкнувшие к мятежу ополченцы вздумали отбиваться от верных нам частей, не столь уж и великая плата за подавление путча.
Нет, куда хреновее постоянные интриги и взаимные подсиживания среди тех, кого трудно заподозрить в нелояльности. И в прежние годы, конечно, окружение постоянно грызлось за влияние на Сонаваралингу-таки: пришедшие со мной из Бонко недолюбливали текокцев и веэйхонцев, последние отвечали им тем же, да и друг к другу относились не лучше, полноправные дареои – норовили обгадить бывших ганеоев-сунийцев, все вместе взятые – выдвинувшихся «в люди» «болотных червей» из числа заложников. Ну и про тенхорабитов – как заезжих, так и местного розливу, не забывают.
Но пока вся государственная машина была размером «с велосипед», я мог проконтролировать деятельность каждого подчинённого лично, их вялотекущая взаимная грызня не сильно мешала и напрягала, а скорее смешила. Последнее же время ситуация поменялась кардинально – далеко не все находились в зоне моей прямой видимости, и оценивать работу целого цаба чиновников теперь зачастую приходилось по отзывам коллег и начальства. Ага, в том числе и разбираясь в кляузах или откровенных доносах, пытаясь определить – где сугубо деловая характеристика профессиональных качеств, а где, наоборот, очернение добросовестного работника со стороны желающих его отодвинуть. Так недолго и до паранойи доиграться, когда начнёшь везде видеть подковёрную борьбу вместо деятельности на благо государства, то есть меня с Раминаганивой.
А ведь пятнадцать лет назад казалось – стоит только вырастить новое, накачанное идеями «пырг-хрыша», поколение управленцев на смену папуасским регоям с «сильными мужами», и всё будет замечательно. Размечтался…. Кумовщина и клановость цвели среди воспитанников Обители Сынов Достойных Мужей не менее, чем среди их отцов и старших братьев. Да и выученики «школы помощников» от своих патронов отставали несильно, если вообще уступали им в этом. То, что у «племени молодого незнакомого» большую, чем у прежнего поколения, роль играло не родство, а принадлежность к сложившимся в годы учёбы группам, утешало не сильно. И даже картотека Второго Стола, где все связи чиновников тщательно фиксировались, помогала только отчасти. Ибо заполняли карточки живые люди, да и при нынешних размерах управленческих структур и жутком кадровом голоде раскидать по должностям спевшиеся компашки так, чтобы их участники никак не пересекались и не помогали друг другу, было просто не реально. Вот и Вахотуни может копать под Тагора ради кого-нибудь из однокашников, что ныне трудятся на ниве просвещения….
Утро началось с коллективного визита «младшего поколения дома Пилапи» – как оповестил меня «торжественной речью» Кутукори. Наше с Рами потомство явилось в полном составе: Каноку с Комадаринивой, за ними Касумаринива, держащая за руку Кахилуу-младшего. Вообще-то старшие должны были бы находиться в обители Сынов Достойных Отцов, но сейчас «школа вождей» закрыта – в связи с последними событиями и проверками преподавательского состава и старших учеников на предмет причастности к заговору.
Все одеты «по-палеовийски» – т.е. в рубашки и штаны. Сам-то я уже как-то привык за двадцать лет к набедренной повязке, да и положение «опоры престола» и второго лица в государстве обязывает носить традиционные папуасские одеяния. Молодёжь же следует новомодным веяниям. Наследник одет в форму ученика Обители, застёгнутую под самую горловину; старшенькая же наша открытым воротом демонстрирует некоторую независимость нрава.
«Приветствую вас, дети мои» – говорю, пробуя сообразить, чем обязан такому вниманию от отпрысков.
«Приветствую тебя, отец» – чуть ли не хором ответили дети.
И Каноку сразу же переходит к делу: «Отец, во дворце говорят, что нашего брата Темануя задержали по подозрению в сочувствии мятежникам».
-Которое он сам подтвердил – мой ответ звучит несколько резко – Вы пришли просить за него?
Все четверо пожимают плечами: да, так и есть.
-Вас Таниу послала?
-Нет, мы сами – отвечает на этот раз Комадаринива. Для достаточно патриархального папуасского социума моя старшенькая обладает довольно независимым характером: не зря же в детских забавах и проказах она верховодила и над наследником престола, и над единокровным братом. Одежда – лёгкая рубашка и штаны, ставшие последнее время чуть ли не обязательным атрибутом всякого прогрессивно мыслящего обитателя Пеу – лишний подчёркивают стремление к независимости – Отец, прости его!
На глазах дочери слёзы.
-Темануй примкнул к мятежникам, которые намеревались использовать его для своих грязных целей – говорю, слегка раздражаясь: сопляки со своими родственными чувствами лезут туда, где нужен голый расчёт и радение о государственной пользе – За такое полагается смерть.
Когда-то я радовался, что мои дети от правительницы воспринимают сына от любовницы как своего полноправного брата. Особенно, если вспомнить, как резались за власть наследники Пилапи Молодого и Великого. Теперь же их тесная дружба, выходит боком. Да я же в их глазах буду выглядеть конченым чудовищем. Если руководствоваться государственными соображениями, паршивца казнить нужно, но, видя насупившегося, чтобы не расплакаться, Каноку и начавших реветь Коми и Касу, неожиданно понимаю, что не смогу…. А вот и шестилетний Кахилуу к сёстрам присоединяется….
«Прекратили!» - рявкаю изо всех сил – «Если вы думаете, что своими слезами предо мной поможете брату-мятежнику, то ошибаетесь!» Вру, конечно. Непедагогично и нехорошо, врать детям, но по-другому не получается.
Комадаринива вновь открывает рот. На глазах слёзы, голос дрожит, но шпарит «торжественной речью»: дескать, родная кровь, плоть от плоти, он же ещё молодой и неразумный. Разливалась соловьём старшенькая минут пятнадцать, если не больше – к концу, обнаружив, что её не прерывают, более-менее успокоилась и свой спич в поддержку сводного брата закончила совсем уж на патетической ноте, которая меня неожиданно рассмешила.
«Судьбу молодого Темануя будет решать суд из видных мужей. Как и всех остальных мятежников» – отвечаю, стараясь придать голосу твёрдость. Что не так уж и легко после того, как Коми невольно вызвала мою улыбку. И в итоге завершаю совсем уж тихо: «Но что бы не решил суд, типулу-таками вправе изменить его решение. Идите. А ты, Каноку, останься».
Оставшись вдвоём, я говорю будущему престолонаследнику: «Сын мой, рано или поздно тебе предстоит править Пеу-Дарингой. Мы с матерью не вечны. И очень часто придётся переступать через себя, делая то, чего не хочется. Или выбирать между плохим и ужасным. Такова доля правителя. Определение судьбы Темануя это тебе наглядный пример непростого выбора: во благо страны его следовало бы убить, но смогу ли я взять на себя кровь собственного сына. Думаешь, мне сейчас не тяжело?»
Каноку смотрит на меня мрачно. Всё-таки есть у них с братом что-то общее. «Ты оставишь его в живых?» – наконец спрашивает сын.
«Оставлю» – говорю – «Может быть, это глупо с государственной точки зрения. Но как я после этого буду смотреть вам в глаза».
«Спасибо, отец» – лицо Каноку оживляется. Духи-покровители, за кого же меня принимают родные дети…. Неужели у Сонаваралинги-таки действительно такая жуткая репутация, что даже они не сомневались в моей способности отправить на казнь собственного ребёнка.
