Анатолий Ким - Собачонка Оори

Дорога от Сеула до женского приюта была немалой, но My Гун-Хва всегда охотно пускалась в путь. На этот раз ее сопровождала собачонка Оори, бежала впереди своей новой хозяйки, которой было удивительно, что собачка ведет так уверенно, никуда в сторону не сбивается, словно хорошо знает эту дорогу.

Ведь My Гун-Хва было неизвестно, что Оори и на самом деле знает дорогу от Сеула до «Убежища для беглых жен»!

А там, в доме попечительницы, куда трактирщица My Гун-Хва привела собачонку Оори, ее увидела Миндя, самая первая хозяйка. И тоже со слезами кинулась обнимать черную собачку. Удивление женщин было велико! Они сели в уютном месте на веранде и стали рассказывать друг другу обо всем, что с ними приключилось.

И когда выяснилось, кто же стал супругом трактирщицы My Гун-Хва, произошло следующее. Она заявила перед всеми, что должна отказаться от мужа, уступить его в пользу Минди. У нее, мол, больше прав на него, ведь она была нареченной невестой Пака. Однако Миндя тоже отказалась от своих прав:

— Я была лишь сговорена покойным отцом за Пака, а вы спасли ему жизнь.

Вернулась My Гун-Хва домой, все рассказала мужу. И когда дошла до того места, где поведала о трогательной встрече дворняжки Оори с прежней хозяйкой, у Пака потемнело лицо. Он надолго умолк, потупившись. И тогда жена стала утешать его:

— Не стоит переживать. Я знала, что тебе захочется увидеть ее, потому и пригласила к нам. Скоро она придет в гости.

И через некоторое время состоялась наконец встреча между двумя нареченными, которых разлучили злые люди. Пришла Миндя в дорогих нарядах, что были куплены для нее приемной матерью, попечительницей женского приюта, и выглядела девушка прекрасной, как фея-небожительница. Хозяйка усадила молодых людей, сама села рядом и повела такой разговор:

— Когда-то по окончании школы при убежище жен я вынуждена была думать о том, как жить дальше. Моя приемная матушка спросила, пойду ли я замуж, если она через сваху найдет хорошего жениха. На что я ответила, что замуж идти желания нет, но, если матушка поможет мне приобрести винную лавку, я лучше займусь торговлей. Приемная матушка была удивлена таким моим решением, но не отказала мне. А я долго и усердно работала — и вот накопила за это время немало денег… Я ведь матушке не все сказала, когда просила не выдавать меня замуж. Хотелось мне когда-нибудь заработать много денег и пойти учиться в университет. И вот теперь такое время наступило для меня. Я оставляю вас в своем доме, живите вместе и продолжайте дальше дело. «Винный дом у дядюшки Карпа» приносит неплохие доходы. А я уже решила — поеду в Японию учиться в Токийском университете. Как закончу университет — тогда и вернусь.

Долго ли, коротко — но прошло с тех пор ровно пять лет, и вот однажды пришло письмо из Японии, в котором сообщалось, что госпожа My Гун-Хва завершила учебу и собирается возвращаться домой. Стали готовиться к почетной встрече хозяйки.

За время ее отсутствия у Пака и Минди Шек родилось трое детей. Вернулась My Гун-Хва, стали жить все вместе, и вскоре у нее также родился ребенок. Дом стараниями рачительных хозяев процветал, прикупили рядом еще земли и построили большой ресторан под названием «Небесная река».

В старину жили два брата, старший Удунди и младший Саридун. Отцовское подворье и земля по смерти родителя достались, как это было положено, старшому, и он стал гнать из дому меньшого. Тот заплакал от обиды, но делать было нечего, ушел.

Очутился вдали от дома, в пустынном месте, неведомо где. Присел отдохнуть под большим придорожным деревом. Вдруг упало ему на голову что-то круглое, скатилось на землю — дерево-то оказалось ореховым! Подобрал Саридун орех и спрятал за пазуху, приговаривая:

— Это для матушки, если домой вернусь.

Упал другой орех и третий, и все их положил за пазуху, каждый раз произнося вслух:

— Это для старшего брата, хотя он и выгнал меня из дома.

— А это для моей жены, которая скоро должна родить и не могла покинуть дом, чтобы пойти со мной бродяжить.

И только когда свалился на землю четвертый орех, Саридун сказал:

— Вот этот орех я, пожалуй, съем сам, когда сильно проголодаюсь.

Отдохнул он, поднялся и отправился дальше. К вечеру подошел к какому-то заброшенному дому с дырявой крышей, с пустыми окнами.

Страшновато было, но что делать. Решил ночевать. Внизу все в пыли, в паутине, — пришлось лезть на чердак, где оставалась старая солома. Залег там, очистил орех, положил в рот и только хотел разгрызть его, как вдруг внизу зашумело, застучало — явились бесы-токеби, тоже, видимо, на ночевку.

Повозились они, пристроились, утихомирились, потом начали разговаривать, новости друг другу рассказывать.

— Слыхали, нет, почтенные? Брат родного брата выгнал из дома, — говорил старый бес. — А он оказался добрым, тот, которого прогнали. Сидел я на дереве, бросался в него орехами, так он не стал есть их, а отложил про запас: для матери, для брата, для жены. Только последний орешек для себя оставил…

— Бедняку этому невдомек, наверное, — сказал бес помоложе, — что в дворовом колодце, мимо которого он сегодня прошел в двух шагах, спрятан клад с несметными сокровищами…

— Тише ты, — прервал его старый бес. — Чего об этом болтать. Спать давайте.

И тут Саридун раскусил орех. Щелкнуло столь громко, что бесы перепугались: балки трещат! Как бы крыша не рухнула на голову! И в единый миг их словно вымело из старого дома.

Когда рассвело и время нечисти миновало, путник слез с чердака и нашел во дворе упомянутый бесовнею колодец, который уже давно, видимо, высох и почти обрушился. Спустившись на дно его, Саридун откопал котел, полный золота, серебра, изумрудов и жемчугов.

Значит, вернулся он на родину, купил много хорошей, плодородной земли, отгрохал высоченный дом с загнутыми углами крыши. Забрал к себе жену с ребенком, старую матушку и зажил барином.

Не выдержал, пришел к нему Удунди. Расскажи да расскажи, дескать, как получилось, что ты вдруг разбогател. А младший ничего-то и скрывать не стал, обо всем поведал так, как оно и было. Мол, когда выгнали его, он отправился по такой-то дороге, отдыхал под деревом, набрал орехов, потом далее наткнулся на дом с чертями… И обо всем, что дальше было, также рассказал Саридун.

— Ну-ка, прогони и ты меня! — выслушав его, так и подскочил на месте старшой. — Гони скорее!

— Как так! — удивился меньшой. — С чего бы это?

— Да ни с чего! Просто дай мне пинка под зад, — упрашивал Удунди.

— Не могу, — отказывался Саридун.

Тогда старшой заорал, замахал руками и побежал, направляясь прямехонько к той дороге, о которой только что поведал ему младший брат.

Долго ли, коротко — пришел он наконец к ореховому дереву. Сел под ним отдыхать. Стали падать орехи — и первый же орех Удунди сгрыз сам. Второй — сунул за пазуху, молвив: «Для жены». Третий — «Для сына». Когда же упал четвертый орех, он ничего не сказал, а молча кинул его за пазуху, вскочил и помчался дальше по дороге.

Добрался до заброшенного дома, влез на чердак. Пришли в темноте бесы-токеби, долго возились внизу, устраиваясь на ночлег, потом стали рассуждать.

— Говно такое, этот старший-то, — сказал пожилой бес. — Орехи ему подкидывал, так он сперва сам сожрал, после для жены и для сына запас. А про родню и старую мать даже и не вспомнил!

— Так-то он уважает своих родителей, — с осуждением произнес молодой бес, — которые ему свое имущество по наследству передали! А младший-то молодец. Не обиделся на родителей, сам на спине перенес мать в свой дом — чтобы допокоить ее в почете и уважении.

Надоело Удунди слушать все это: хорошее про младшего брата, плохое о себе.

Положил он на зуб орех и с треском разгрыз его.

Тут бесы так и взвились, заулюлюкали, захрюкали, грозно провозгласили:

— Да он тут, оказывается, этот нечестивец! Ну-ка, изловить подлеца!

Они все скопом кинулись на чердак, откуда и сволокли вниз еле живого от страха Удунди.

Что нам остается сказать про его конец? Да только то, что рассерженные черти отволтузили Удунди как следует, а потом сняли с него штаны, ухватились за этот самый конец и вытянули его на три метра. Так и носит его в мешке, перекинув через плечо, — говорят, до сих пор носит.

В давние времена жил Ким Сондари, в молодости служил наемным солдатом, под старость стал никому не нужен. Вот и стал он свободно бродить по всей Корее, ибо не имелось у него ни кола, ни двора, ни семьи — всего того, что привязывает человека к одному и тому же месту.

Захотелось ему побывать в Сеуле, стать причастным к столичной жизни, хватануть роскоши и прелестей столицы на все деньги, которые только и сумел накопить к тому времени. А накопил он почти что ничего да еще столько же, поэтому его особенно манило в столицу. С тем и вышел на большую дорогу, которая вела прямехонько в Сеул.