Гесериада - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Три года прожил там Гесер-хан со своей женой Кюнэ-гоа. По прошествии же трех лет говорит он Кюнэ-гоа:

— Усладил я покоем твоего отца и вот около тебя жил, пока не исполнилось три года. Теперь я хочу возвратиться к себе и, навестив свое хозяйство, приехать обратно.

Отвечает ему Кюнэ-гоа:

— Что за речи изволишь говорить, государь мой, Гесер-хан? Лучше бы жить здесь, а нет — так поехала б и я с тобой. Что мне жить здесь в одиночестве?

— Справедливо, поедем вдвоем! — говорит Гесер. — Едем не откладывая за город; — И с этими словами Гесер садится на своего вещего гнедого коня, а Кюнэ-гоа — на своего синелысого мула и, выехав вдвоем на ночлег за город, уговариваются гадать:

— Если справедливы твои слова и следует нам с тобой вдвоем жить здесь, то пусть мой вещий гнедой конь и твой мул оба после ночевки повернутся в сторону города. Если же твои слова несправедливы, а мои справедливы, то пусть мой вещий гнедой конь повернется в сторону дома!

Согласились и оба заночевали. Рано поутру встал Гесер-хан, государь десяти стран света, смотрит: и мул, и конь оба стоят, повернувшись в сторону города.

— Что ж это ты, мой вещий конь гнедой? — окликнул его Гесер. — Повернись в сторону моего дома! — Тогда повернулся вещий гнедой конь в сторону своего дома. Будит Гесер Кюнэ-гоа:

— Рассвело уж, вставай! Загадали ведь мы с тобой этой ночевкой по коню и мулу увидать, чья правда выходит, а чья — неправда! Пошла Кюнэ-гоа, взглянула и говорит:

— Выходит, твоя правда, а моя неправда: в своей поездке ты волен! Ехать — так поезжай, государь мой, Гесер-хан! И оба они сели верхами.

Проводив Кюнэ-гоа до города, так как она была одна, государь десяти стран света Гесер-хан изволил отбыть. По дороге, доехав до одной очень высокой горы, он присел и говорит:

— С того времени и до сей поры много я дел переделал: посижу-ка теперь в дияне-созерцании!

Спускается тогда к нему сестрица его Боа-Донцон-Гарбо, одна из трех его родимых побеждающих, и говорит:

— Милый мой соплячок! Верхняя часть твоего тела исполнена признаков будд десяти стран света, средняя часть твоего тела исполнена признаков четырех великих тэнгриев, нижняя часть твоего тела исполнена признаков четырех драконовых ханов. От гнева твоего — грехи спадают, от смертной твоей кары — души спасаются. Разве ты не Гесер-хан, государь сего Чжамбутиба? Или ты сидишь в созерцании, чтобы обрести перерождение какого-нибудь будды, еще выше того?

— Справедливо наставление моей родимой сестрицы, но присел я оттого, что и конь, и сам я утомились. Ворочусь же! И с этими словами Гесер-хан сел на коня и пустился в путь-дорогу. Подъезжает он рано поутру, а Рогмо-гоа спит, укутавшись в соболье одеяло.

— Рогмо-гоа моя! Чем лежать, как лежит, укутавшись в мураве, красный теленок-третьячок, встала б ты рано поутру, как сизая лань, ходящая по вершинам гор, и ходила бы, озираясь туда и сюда! — говорит Гесер. — Встает Рогмо-гоа, одевается и будит домашнего своего раба, по имени Нанцона:

— Вставай, мой мудрый Нанцон! — Бегом уходи, вскачь приходи! Златокромым аргалом подбивай, среброкромым аргалом покрывай! Вода словно матушка: побольше лей. Как племянник соль: поменьше клади. Словно батюшка чай: поменьше клади. Молоко словно дядя по матери: побольше лей. Масло как барин-нойон: поменьше клади. Кипение уподобляй волнам молочного моря. Многократное сливание уподобляй сонму монахов-хувараков, читающих номы — писание. Питье уподобляй золотой чечотке, которая входит в свою норку. Видно, подъезжает к дому милый мой Богдо, искоренитель десяти зол в десяти странах света. Поторопись же сварить чай!

Докладывает мудрый Нанцон госпоже своей Рогмо-гоа:

— Что такое ты изволишь приказывать? Хоть и похожа ты с виду на золотой ларец, но похоже также, что внутри он набит сухожилиями. Хоть и похож я с виду на мешок из лошадиного брюха, но похоже также, что внутри-то я набит затканной парчой, называемой ха-гуй-я. Не собираешься ли ты порадовать государя десяти стран света Гесер-хана одной чашей чаю? Дай-ка знать дядюшке его Арслану, кочующему у истоков Арслан-реки! Дай-ка знать дядюшке его Цзану, кочующему у истоков Цзан-реки! Дай знать старшему его брату Цзаса-Шикиру! Дай знать тридцати богатырям и тремстам его хошучинам. Дай знать трем отокам улуса его! Пригласи их всех к нему на великий пир!

— Может быть, неправильны мои речи? — земно поклонился он.

— Эти твои речи правильны, Нанцон мой! — ответила Рогмо-гоа. — Извести их всех на почтовых: пусть пожалуют к своему Гесер-хану! Мудрый Нанцон послал извещение на почтовых, возрадовал их всех, и свиделись они со своим Гесер-ханом на великом пиру. Потом великое собрание разошлось по домам.

Третья песнь о том, как устроил правление у Китайского Кюмэ-хана.

Песнь четвертая

1

Цотон ухитряется изгнать возлюбленную Гесера, Аралго-гоа (Тумен-чжиргаланг), которая с горя уходит к двенадцатиглавому Мангусу

Государь десяти стран Гесер-хан скрывал свою супругу Аралго-гоа от всего улуса и, поселив ее в месяце пути от себя, время от времени навещал ее. Никто об этом не знал, но проведал Цотон-нойон и отправляется к ней. Отправляется он верхом на своем желто-рябом коне Кюнэ-бирова, привесив к поясу мешок с гостинцами. Свидевшись с Тумен-чжиргаланг (как называл ее Гесер), стал он ей говорить:

— Бедная ты, моя невестушка! Не ясно ли, что кажет он тебе только тень свою, именуемую государем десяти стран Гесер-ханом? Направив государственные дела Кюмэ-хана Китайского, прожил он три года в браке с Кюнэ-гоа и приехал. Теперь живет возле своей Рогмо-гоа, а к тебе вот и не является. Ты же, милая, бедняжка моя, маешься с такой-то красой! Бросишь взгляд туда — будто десять тысяч людей смеются, бросишь взгляд сюда — будто десять тысяч людей смеются! Женюсь я на тебе?

— Ого, дядюшка мой Цотон, к чему эти твои речи? Пусть соберется сюда десять тысяч Цотон-нойонов; разве сравняются все они с одною тенью моего Гесера в сновиденьи моем? Пусть услышит эти твои речи вышнее синее вечное небо! Пусть услышит их дольняя Матерь Земля-Этуген, зеленый покров, Златонедрая! Если же слышали все одушевленные твари — пусть уши у них оглохнут, пусть глаза ослепнут! Разве не таковы эти твои речи, что их и вымолвить невозможно? Замолчи, отведай чаю с шулю и выпроваживайся! — С этими