Западная Сибирь.Мифы сказочной тайги - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания
Старушка горько заплакала: видно, не будет больше житья в тайге, видно, придется от голода умереть. Вместе старики загоревали. Три дня прошло, снова анчи Абышка пошел силки осматривать. Опять все силки испорчены. К Белому озеру пошел — все морды кто-то опять переломал и на берег выбросил.
Стоя на берегу, бедный анчи заплакал, слезы на грудь ему падали. «Что я теперь старухе скажу? — думал старик. — Пищи у нас нет, добывать зверей и птиц теперь нечем. Большое горе на голову мне свалилось!» Вышел старик на яр, сел и думать стал о своей судьбе.
Вдруг под яром он услышал голос тихий. Насторожился анчи, ушам своим не поверил: если голос принадлежит человеку, откуда здесь человеку взяться? Если зверь какой-нибудь близко — звериных таких голосов анчи никогда не слыхал.
Абышка, ружье наготове держа, стал с яра спускаться к воде и тут увидел большую нору, на зев печи похожую. Из норы прежний голос слышался. Старик к норе тихонько подполз, в нору заглянул — ничего не видно. Незнакомый голос тотчас умолк. Анчи в сторону отполз, стал за норой наблюдать. Снова голос из норы послышался.
«Наверное, этот мошенник мои силки попортил! Сейчас я с тобой разделаюсь», — подумал анчи Абышка. В нору ружье нацелив, приблизился, громко крикнул:
— Эй, человек ты или зверь, выходи, не то стрелять буду!
Снова в норе стало тихо.
— Выходи, еще раз говорю! Сейчас стрелять буду! — закричал опять анчи.
Тут из норы показалось что-то черное, мохнатое — медвежонок выполз и вдруг по-человечьи заговорил:
— Погоди, погоди, анчи, не стреляй. Зачем ты на меня нацелился? Лучше с собой уведи, может, тебе пригожусь когда-нибудь.
Старик, удивленный, ружье опустил.
— Раз ты со мной хочешь идти, впереди иди, я дорогу буду указывать.
Когда старик с медвежонком в шалаш вошли, старуха испугалась, закричала и в темный угол запряталась.
— Не бойся, старуха, — сказал Абышка. — Хотел я его застрелить, а он в сыновья к нам напрашивается, помогать нам в работе хочет. Нам, старым, подмогой будет.
Медвежонок сразу повеселел, ласково заговорил:
— Не бойся, мама, меня, хоть я и медвежью шкуру имею, но от человека родился. Отец мой проклял меня, и я в медвежонка превратился, среди зверей обречен был жить. А мне с людьми веселее. Вы бездетные, лишним в семье не буду, что прикажете — все буду делать!
Согласились старик со старухой его в сыновья взять.
— Живи с нами, дите, — сказал анчи Абышка.
Вечер настал. Медвежонок, как щенок, у порога заснул. Утром чуть свет медвежонок поднялся, что-то сам с собой залепетал, потом к старику обратился:
— Ну, отец, пойди взгляни вокруг шалаша, черный туесок там найдешь, сюда его принеси.
Анчи Абышка из шалаша вышел, кругом его обошел и черный туесок нашел. Никогда здесь этого туеска не было. Старик в шалаш туесок принес. Медвежонок продолжил:
— Теперь три раза по туеску постучи, крышку сними и скажи: «Сколько кушаний есть в тебе, все выкладывай».
Так старик и сделал. Посреди шалаша вдруг белая скатерть раскинулась, на скатерти множество кушаний появилось, да все такие, каких анчи никогда и не пробовал. Только молока куриного нет, а вина и кушаний сколько хочешь.
— Мои отец и мать, что вы на пищу глядите, за еду не принимаетесь? — спросил медвежонок стариков. — Теперь, мой отец, на охоту тебе ходить не придется, снасти в Белое озеро закидывать незачем. Ешьте сколько угодно, еды не убавится, на всю жизнь хватит!
Сели старик со старухой по одну сторону скатерти, сын их приемный — против них. Пир богатый в шалаше начался. Сколько ни ели все трое — кушаний не убавилось.
— Пусть твой век долгим будет, приемный наш сын, — сказали они медвежонку. — Богатой пищей ты нас угостил. Хоть и звериную шкуру имеешь ты, а ум, видно, у тебя человечий. Сердце, видать, у тебя доброе.
До ночи старик со старухой радовались, веселились, так и не кончив еды, не подымаясь с места, уснули. Утром, проснувшись, опять за еду принялись, снова до вечера пировали.
На третий день пробудились утром, видят — кушаний как не бывало, черный туесок кружком плотно закрыт. Старики встревожились.
— Эзе[69], эзе, мой отец и моя мать, — успокаивал их медвежонок, — когда захотите есть — снова туесок откроется. Я среди зверей и птиц вырос, с друзьями надо мне повидаться. После еды туесок закрывайте, без меня никому туесок не показывайте, никого едой из него не кормите. Три дня меня дома не будет, по земле родного отца моего похожу.
Старик со старухой медвежонка проводили, вдруг у них на глазах он исчез, сказать, что убежал, — звука шагов старики не слышали, сказать, что улетел, — хлопанья крыльев не слышали. Как в землю провалился.
Вдосталь насытившись, старики из шалаша вышли и видят — красавец конь вороной к шалашу спешит. На коне человек незнакомый сидит, такой же сморщенный и седой, как сами анчи и старуха. Едет старик с закрытыми глазами, еле в седле сидит, качается, руками за гриву коня держится. В богатые одежды старик одет. Лицо у старика суровое. Конь, словно боясь уронить его, не бежит, а плывет: спина коня не шелохнется. К шалашу всадник подъехал, остановился, глаза открыл и сказал:
— Ну, теперь, может, и живым останусь, а то совсем умирать собрался.
Вздохнул тяжело старик и с просьбой к анчи Абышке обратился:
— Дай приют мне в твоем шалаше, накорми скорей, от голода я умираю.
Сняв старика с коня, анчи Абышка со старухой его в шалаш ввели, постель ему приготовили и на нее положили. Незнакомец тотчас уснул, немного поспал и, проснувшись, еды попросил.
— Век свой охотой кормился я, — сказал анчи Абышка, — теперь удача мне изменяет, нечем, путник, тебя покормить.
Со слезами пришелец пищу выпрашивать стал. Абышку стоны старого человека разжалобили, у старухи глазами совета он спрашивает. Сердце старухи не выдержало. Из темного уголка анчи волшебный туесок вытащил, прячась от старика, открыл. Из туеска разной пищи вынул и подал плачущему старику. Полдня ел старик — вдосталь насытился, сразу помолодел и повеселел. У анчи Абышки спросил:
— Кто ты такой, хозяин, что столько пищи имеешь?
— Бедный анчи Абышка, в черной тайге живущий, — ответил анчи.
— Слышал я о тебе, Абышка. А я Чашкан, хозяин этой тайги. Поохотиться думал, да вот заблудился, шесть дней плутал, чуть от голода не погиб.
Говоря о себе, Чашкан от анчи не отставал: откуда берет Абышка столько кушаний сладких, кто их ему готовит?
