Ольга Петерсон - Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа
— Чего ты, милая, испугалась? Останься у меня: ведь, если ты будешь хорошо у меня в доме работать, так тебе здесь будет хорошо. Только ты прежде всего должна тщательно взбивать мою перину, когда будешь стелить постель, — так, чтобы перья летели во все стороны, потому что от этого на земле снег идет[12]. Зовут меня старуха Холле.
Девушка согласилась остаться у нее и поступила к ней в услужение. Она верно служила своей госпоже, угождала ей во всем и за то ни разу не слыхала от нее дурного слова, а всякого кушанья, питья и лакомств получала от нее вдоволь. Как ни было ей хорошо жить у старухи, однако же вскоре захотелось вернуться домой и повидаться со своими. Она сказала старухе:
— Меня одолела тоска по своим домашним, и хоть мне у тебя хорошо, однако же я чувствую, что не в силах жить вдали от своих близких.
Старуха похвалила девушку за привязанность и прибавила:
— Ты мне служила верно, а потому и я хочу наградить тебя по заслугам.
Тут взяла она ее за руку и подвела под большие ворота. Едва только подошла она под их свод, как на нее пролился обильный золотой дождь и все золото к ней пристало и покрыло ее с головы до ног.
— Это тебе на память от меня за прилежание твое, да вот кстати захвати и веретено свое, что в ручей–то упало.
После того ворота захлопнулись, и девушка очутилась на земле, недалеко от дома своей мачехи, которая на этот раз приняла ее ласково, потому что видела, какое она несла с собой богатство».
В сказках и легендах водяные феи описываются по–разному: то коварными и злыми, то добрыми и справедливыми, как в вышеприведенных двух легендах. Вообще говоря, они, кажется, так же капризны и раздражительны, как и все уже известные нам существа невидимого мира. Часто их уловки и шутки бывают очень грубы и жестоки. Часто приходится и людям дорого платить за услуги, оказанные им водяными феями, как рассказывает одна немецкая сказка, которую мы заимствуем из собрания братьев Гримм.
«Жил–был некогда мельник, который вдруг так стал беднеть, что едва–едва мог содержать свою мельницу. Встал он однажды ранешенько, потому что во всю ночь не удалось ему сомкнуть глаз от беспокойства, и вышел в поле развеять тоску свою. Когда он ступил на мельничную плотину, солнце только что показалось на горизонте, и он услыхал позади себя в пруду какой–то особенно странный плеск. Оглядывается и видит: из воды медленно поднимается прекрасная женщина; ее длинные волосы, которые она рассыпала по плечам своими нежными руками, падали с обеих сторон широкими волнами и покрывали собой ее белое тело. Мельник понял, что это, должно быть, никса его пруда, и сам не знал, что ему делать: бежать ли без оглядки или оставаться на месте. Никса назвала его по имени и спросила, почему он так печален. Тот сначала молчал от страха, однако же, услыхав, как она с ним ласково говорила, собрался с духом и рассказал ей про свое горе.
— Будь спокоен, — отвечала никса, — я тебя сделаю и богаче, и счастливее, чем когда–либо, только ты должен обещать, что отдашь мне то, что у тебя теперь в доме появилось на свет нового.
«Что же это может быть другое, как не щенок или не котенок? » — подумал мельник и ответил никсе, что он согласен.
Никса ласково кивнула ему головой и опустилась в воду, а мельник, успокоенный и обрадованный, поспешил домой. Еще не успел он и до дому дойти, как выбежала к нему навстречу служанка и закричала издали, что дома ждет его большая радость, что жене сейчас дал Бог сына. Бедняк остановился, как громом пораженный этой вестью, и тут только понял, что коварная никса очень хорошо знала, чего у него потребовала взамен своей услуги.
Скоро мельник разбогател, но богатство, приобретенное такой дорогой ценой, было ему постыло. Он все только ухаживал за своим сыночком, с которым должен был вскоре расстаться, и все твердил ему:
— Берегись, дружок, не подходи к пруду, не касайся воды его, а то, чуть только ты к ней наклонишься, никса тотчас тебя схватит и утащит к себе под воду.
Однако же годы шли за годами, а никса и не думала требовать к себе его сына. Мальчик тем временем вырос и поступил в учение к одному охотнику: потом, когда сам стал хорошим охотником, поступил на службу к одному землевладельцу, который подарил ему небольшой домик и женил его на одной из своих дочерей. Наш охотник зажил себе припеваючи и думать забыл об отцовском предостережении.
Однажды случилось ему, после долгого преследования, убить оленя невдалеке от озера никсы. Выпотрошив свою добычу, он подошел к воде, чтобы смыть с рук своих кровь. Но едва успел он опустить руки свои в воду, как никса с диким хохотом обхватила его своими мокрыми и холодными руками и так быстро увлекла под воду, что только волны запенились у того места, где он наклонялся с берега к воде.
Долго ждала его возвращения бедная жена, наконец пошла всюду искать его и, когда увидела на берегу озера мужнину охотничью сумку, поняла, что опасения его отца сбылись, что никса забрала себе обещанное. Мысль о вечной разлуке с мужем так поразила несчастную, что она без чувств упала на землю и впала в забытье. В этом странном состоянии привиделось ей, что она поднимается на одну из крутых соседних гор. Буйный ветер дует ей навстречу; терновник и колючие растения заграждают ей путь. Но вот она всходит на гору, и картина совершенно изменяется: небо там ярко–голубое, солнце жарко светит на красивые холмики, а на одном из них стоит опрятная избушечка. И вот она подошла к двери, отворила ее и видит, что в избушечке сидит старушка старенькая, седенькая и ласково манит ее к себе. Тут бедняжка и очнулась. Она тотчас же решилась выполнить в действительности то, что привиделось ей в тяжелом сне. Так все и случилось: она действительно отыскала старушку в избушке, та ласково подозвала ее к себе, расспросила о ее горе и сказала:
— Утешься, моя милая; я тебе помогу. Вот тебе три вещи: золотой гребень, флейта и прялка. Сначала ты расчешешь гребнем свои волосы и положишь его у пруда, на берегу; потом сыграешь на флейте песенку и тоже положишь ее поближе к воде; наконец, выпрядешь всю пряжу, какую видишь здесь на прялке, и положишь ее тоже у воды. Что из этого выйдет, сама увидишь. Только ничего не делай прежде, чем луна взойдет высоко на небе.
Жена охотника поблагодарила добрую старушку и тотчас снесла все три вещи к озеру. С нетерпением ожидала она вечера. Наконец стемнелось, луна показалась из–за облака, и она стала расчесывать золотым гребнем свои длинные черные волосы. Чуть только она положила гребень на берег, как тот соскользнул в воду и упал на дно; закипело озеро, расступилось на середине, и из воды показалась на минуту голова молодого охотника и тотчас же снова скрылась. Жена его схватилась за флейту, сыграла на ней песенку и поспешно положила ее у воды; флейту тотчас же смыло водой, и опять заволновалось озеро, опять расступилось оно на середине и показался из воды молодой охотник, но уже по пояс. Тогда жена его, подгоняемая надеждой, стала быстро прясть, и, когда пряжа была готова, она подставила прялку к воде и с нетерпением ожидала, что–то будет. Пришла к берегу огромная волна, утащила за собой прялку в озеро, и в ту же минуту молодой охотник поднялся весь из воды, быстро выскочил на берег, взял жену за руку и пустился бежать. Однако же никса не хотела так легко расстаться со своей добычей. Едва успели они сделать несколько шагов, как все озеро выступило из берегов и со зловещим плеском, с ужасающим шумом погналось за бежавшими супругами. Яростно пенившиеся волны уже настигали их, уже радостно хлопала в ладоши и хохотала жестокая никса, рассчитывая на верный успех погони, но старушка, которая помогала жене охотника в ее горе, сжалилась над несчастными, поспешила к ним навстречу и обратила на время мужа в лягушку, а жену — в жабу, так что те успели укрыться от преследования никсы и зажили потом припеваючи…»
Из всех легенд о водяных феях выразительны ирландские. Они изобилуют яркими чертами из жизни этих существ, живыми поэтическими подробностями. Нам не раз еще придется использовать из богатого Крокерова наследия легенды для подтверждения на–ших слов. Между прочим, теперь же приведем одну, в которой рассказывается, что у водяных фей есть своя шапочка–невидимка (как у трольдов), но в которой заключается не только способность исчезновения, а их все могущество.
«В одно прекрасное летнее утро, незадолго до восхода солнца, молодой ирландец Дик Фицджеральд стоял на берегу моря близ Смервикской гавани. Солнце всходило из–за громадной скалы и красными лучами своими прогоняло седой туман, еще лежавший над волнами. Вскоре все море засияло на солнце, как громадное зеркало, в которое спокойно гляделись окрестные берега. Дик с восторгом любовался чудной картиной солнечного восхода, а сам думал: «Как грустно смотреть на все это одному, когда нет ни живой души возле, с которой бы можно было поделиться дорогим впечатлением, передать свои мысли, свои чувства. А вокруг меня, — сказал он, оглядываясь, — все пусто, ни живой души, — одно только эхо отозвалось бы, может быть, на слова мои…» И вдруг он остановился. Невдалеке, у подошвы утеса, увидел он женщину ослепительной красоты; она сидела на берегу и, медленно, грациозно поднимая руку, белую как снег, расчесывала золотым гребнем свои длинные, ярко–зеленые волосы. Дик, еще будучи ребенком, слышал от матери, что если у морской девы (а он, конечно, тотчас же понял, что это не кто иная, как морская дева) отнять ее маленькую островерхую шапочку, то дева теряет способность возвращаться в подводное царство, пока не вернет свою шапочку. В голове Дика тотчас созрел план: подкрасться тихонько к морской деве и овладеть шапочкой, лежавшей возле нее на песке. Подумано — сделано. Но едва успел Дик спрятать шапочку в карман, как морская дева обернулась в его сторону, потом закрыла лицо руками и горько–прегорько заплакала. Дик, понимавший очень хорошо, что причиной этих слез была мысль о вечной разлуке со своей родиной, подсел к ней поближе, взял ее за руку и стал утешать, как мог. Но фея продолжала плакать по–прежнему; однако же ласки взяли свое: она, наконец, подняла голову, взглянула на Дика и сказала ему:
