Александр Дюма - Исаак Лакедем
— Всякий, пьющий воду сию, — отвечал ей Иисус, — возжаждет опять; а кто будет пить воду, которую я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную.
Удивление самарянки все возрастало.
— Господин! — взмолилась она. — Дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать.
Иисус кивнул и предложил:
— Пойди, позови мужа твоего и приди сюда.
Но она лишь покачала головой:
— У меня нет мужа.
Божий избранник улыбнулся и промолвил:
— Правду ты сказала, что у тебя нет мужа; ибо у тебя было пять мужей и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе.
Пристыженная, но и полная почтения, женщина попросила:
— Господи, Господи! Вижу, что ты пророк. Но просвети меня: отцы наши поклонялись на этой горе, что зовется Гаризим, а ваши пророки говорят, что есть только одно место, где должно поклоняться, и находится оно в Иерусалиме.
— Поверь, женщина, — чуть возвысил голос Иисус, — поверь мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу, ибо Бог есть дух и поклоняющиеся ему должны поклоняться в духе и истине.
— Да, — сказала самарянка. — Знаю, что придет Мессия. Когда он придет, то возвестит нам все.
Несказанная улыбка осветила лицо Спасителя.
— Это я, который говорит с тобою.
Пораженная его ответом, самарянка не могла понять, смеется он над ней или говорит серьезно, но тут подоспели ученики и заговорили, обращаясь к нему со всем почтением, как слуги с повелителем, и рассеяли ее сомнения. Оставив на земле кувшин, она бросилась в город с криком:
— Идите все! Идите! Пойдите, посмотрите человека, который сказал мне все, что я сделала: не он ли Мессия?
На клич этой женщины высыпали люди. Они вышли из города и приблизились к Иисусу.
Но ученики, заботившиеся о том, чтобы он насытился, невзирая на великое стечение народа, стали упрашивать его:
— Учитель, ешь.
Он покачал головой и молвил:
— У меня есть пища, которой вы не знаете.
Ученики стали переглядываться, тихо спрашивая друг друга:
— Разве кто принес ему еду?
— Моя пища есть творить волю пославшего меня и совершить дело его.
И пояснил, как всегда прибегнув к иносказанию:
— Не говорите ли вы, что еще четыре месяца и наступит жатва? А я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве.
Тут мысль Иисуса сделалась понятной даже самарянам. Он продолжал, и они поняли, что он — сеятель, а они — жатва. Тогда они привели его в свой город, называемый Сихем. Христос оставался там два дня, а когда ушел, большинство жителей уже успело уверовать в него.
После этого Иисус отправился в свою верную Галилею, где осталась память о его жизни в Капернауме и гремела молва о нем. И вот в Кане встретился Христу некий царедворец, спешивший ему навстречу.
— О Господи! — закричал он, едва завидев Иисуса. — Умоляю, поторопись: сын мой при смерти, и лишь ты сможешь его излечить!
Но Иисус ограничился тем, что простер руку в сторону Капернаума и с тем выражением, которое не терпит каких-либо сомнений, проговорил:
— Ступай, сын твой здоров!
Проситель же столь уверовал, что в сердце его не осталось и тени страха. Поблагодарив целителя, он отправился домой и еще в дороге повстречал слуг, прокричавших ему:
— О господин! Возрадуйтесь: сын ваш не только вне опасности, но, напротив, совершенно выздоровел.
— А с какого времени? — вне себя от радости, спросил бедный отец.
— Со вчерашнего дня!
— Со вчерашнего дня! А в котором часу лихорадка отпустила его?
— В час после полудня.
Именно тогда Иисус произнес: «Ступай, сын твой здоров!»
Итак, возвращению Мессии в Капернаум предшествовала весть о совершенном им чуде, и потому его появлению там все несказанно обрадовались. В этом городе он решил обосноваться. В предместьях Капернаума он проповедовал слово Господне, а берега Генисаретского озера стали местом, где его божественная сущность явилась во всем блеске и величии. Именно по поверхности этого озера он шел, не касаясь воды ступнями, на его берегах он несколькими хлебами и рыбами накормил тысячи человек, а среди зловещей бури, что вздымала валы воды, угрожавшие потопить лодку, в которой он заснул, и кричавших от ужаса учеников, учитель, проснувшись, приказал взбесившемуся ветру: «Утихни!», а бушующему морю: «Успокойся!» — и воцарились покой и безветрие.
И позже каждое следующее возвращение в Капернаум становилось новым поводом для чудес: изгнания нечистой силы из бесноватого, исцеления тещи Петра, воскрешения дочери Иаира… Великая страница его божественной жизни разворачивается перед нашими глазами, и каждая ее строка отмечена благодеянием роду человеческому.
«И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах их и проповедуя Евангелие Царствия, и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях. И прошел о нем слух по всей Сирии; и приводили к нему всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и он исцелял их. И следовало за ним множество народа из Галилеи и Десятиградия, и Иерусалима, и Иудеи, и из-за Иордана».
Не мудрено, что, когда Иоанн Предтеча, томясь в узилище, но беспокоясь не о своей участи, а о святом подвижничестве Спасителя, просил от него вестей, Иисус отвечал его посланцам:
— Пойдите и скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют.
Приближалась новая Пасха. Иисус опять отправился в Иерусалим, и везде по пути его добрые дела вызывали всеобщую благодарность; однако, обретая славу, он множил и число своих врагов. Он не первый объявлял себя Мессией. Но предшественниками его были мессии политические, новые Иуды Маккавеи, пытавшиеся поднять против римлян еврейский народ, а жители Иудеи, устав от чужеземного ига, провоевав с ними два века, всегда были готовы к новому восстанию. И вот, как только распространился слух о Христе, толпы вооруженных людей пытались похитить его и объявить царем. Но сам Иисус изгонял этих людей, говоря о них: «Все, сколько их ни проходило предо мною, суть воры и разбойники; но овцы не послушали их».
Когда он уже приближался к Иерусалиму, до него дошла весть о казни Иоанна Крестителя. Это был знак новой, грозной опасности, поджидавшей и его.
Как известно, Предтечу бросили в узилище прежде всего за его предсказания: он предрекал приход нового владыки мира. Однако мир принадлежал мнительному Тиберию, в то время укрывшемуся на скалах Капреи, а его осведомители не умели или не желали отличать царство духа, к обретению которого стремился Иисус, от царства земного, по закону принадлежащего их повелителю. Кроме того, Иоанн Креститель не убоялся порицать тетрарха Галилеи за его брак с племянницей Иродиадой, и Ирод, прикрывая заботами о благе отечества собственную мстительность, повелел схватить и заточить нарушителя спокойствия.
Возможно, Ирод этим и ограничился бы, но Иродиада сочла, что наказание слишком мало.
Ее дочь, юная, прекрасная, обожаемая ни в чем ей не перечившим отчимом, разумеется, встала на сторону матери. Однажды на пиру Ирод попросил ее сплясать для него, но она согласилась лишь при условии, что тетрарх исполнит первое же ее желание. Ирод поклялся исполнить при условии, что требуемое было бы в его власти. Дочь Иродиады исполнила танец, а после попросила голову Иоанна Крестителя.
Ирод оказался заложником данного слова: голову Предтечи принесли на золотом блюде, и, как послушная дочь, прекрасная преступница положила ее к ногам своей матери.
Та же участь грозила и Христу.
Поэтому он решил остановиться в некотором удалении от столицы. Вифания, находившаяся всего в пятнадцати стадиях от Иерусалима, была укрыта от него восточным склоном Масличной горы. Это отвечало намерениям Иисуса, и он остановился там.
Едва слух о его прибытии распространился, как некий фарисей, прозванный Симоном Прокаженным, пригласил Иисуса к себе на трапезу.
Иисус согласился: он желал доказать, что его ненависть вызывала сама секта фарисеев, известная своим высокомерием и непреклонностью, а не люди, оказавшиеся в ней.
Обед был роскошен. Все, что он имел, Симон употребил в дело, чтобы достойно приветить того, кого называли сыном Божьим; но одно обстоятельство, на которое и сам хозяин дома не рассчитывал, придало этому обеду особое величие.
Когда подали сладкое, вошла молодая девушка из Вифании, чьи брат и сестра по имени Лазарь и Марфа жили по соседству в том же селении. Она была в дорогих одеждах и вступила в трапезную с алебастровым сосудом, наполненным благовониями.
