Ярга. Сказ о Жар-птице, девице и Сером Волке - Елена Михалёва
Было бы что бросать.
– Тебя можно понять, – одобрительно произнёс зверь, – и не за что осудить, мне-то уж точно.
Они тем временем углубились в ржаное море. Волк разрезал его легко, как иная лодка волну, и Ярге понравилось наблюдать за тем, как колосья расступаются, мягко хлещут их по бокам и не полностью смыкаются позади, оставляя неровную просеку, которая вскорости обязательно исчезнет. И следов не останется, что они тут пробегали.
Они наискось пересекли поле и углубились в небольшую берёзовую рощицу, где отыскалась низинка, а в низинке – говорливый ручей с чистой студёной водой, от которой после первого же глотка свело зубы.
Ярга умылась и набрала в бурдюк свежей воды, а после Волк выбрал для привала место посуше и потише. Там он разрешил развести огонь и поужинать. Она не спорила, не потому, что всю жизнь привыкла подчиняться, а просто оттого, что Волк ещё ничем не обидел её и всяко знал своё дело, как любой колдовской зверь. Его забота пришлась весьма кстати.
На ужин у маленького костерка были хлеб, половинка луковицы и рыба, такая солёная, что снова пришлось пить. Но на сей раз Ярга воду подогрела на огне, чтоб не застудить горло.
От предложенных угощений Серый Волк насмешливо отказался, сказав, что плотно сыт ещё с обеда. Припоминать невинно убиенного коня девушка не стала.
– Волче, а расскажи мне про Жар-птицу, – попросила Ярга, с аппетитом уплетая нехитрый ужин. – Откуда взялась? Где живёт? Что нам от неё ждать и чего в пути бояться?
Серый Волк обошёл их нехитрый лагерь кругом. Потянул носом, чтобы убедиться, что поблизости никого, после чего сел с противоположной стороны от костра и заговорил:
– Тварь эта разумная, но человечьей речью не владеющая. Она довольно старая, ей уже больше ста лет, а то и все двести. До меня доходил слух, что родилась она в Белых Горах. Случилось там однажды сражение такое, что земля сотрясалась. Дрались кудесники, а что они не поделили – никому не ведомо. Колдовская молния ударила в одного из них, он сгорел заживо, только черепушка осталась. А из этой обугленной, дымящейся черепушки и вылупилась Жар-птица, как цыплёнок из яйца. – Волк усмехнулся. – Что глазки пучишь? Чародейские премудрости этот мир сотворили, они его и ломают, как им вздумается.
Ярга, пока слушала рассказ, даже жевать перестала. Ей сказок в детстве никто толком не рассказывал, а в отрочестве она каждую историю слушала с жадностью и по несколько раз. Наверное, поэтому рассказ Волка столь глубоко заинтересовал её.
– Что же произошло с Жар-птицей дальше? – Она нетерпеливо поёрзала на камне, на котором сидела.
Серый Волк лениво зевнул. Ярга заглянула в его распахнутую пасть сквозь взвившиеся к небесам языки пламени и невольно подумала, что её руку он мог бы при желании заглотить по локоть.
– А дальше птица улетела, – продолжал зверь. – Никто о ней ничего не слышал довольно долгое время, пока средь моего народа не прошёл слушок, что в Благоде у царя Афрона есть высокая башня, а в башне той на самом верху – сокровищница, полная дивных красот, и в этой сокровищнице царь в золочёной клетке держит дивную огненную птицу. Но правда ли это, никому не ведомо, потому что крепость у Афрона неприступная и от чародейства защищённая.
– Но…
– Не волнуйся, тебе я смогу помочь туда пробраться, – заверил Волк. – Там условие одно – не касаться клетки. И, ясное дело, не воровать ничего.
– Но…
– И выбраться с птицей я тебе тоже помогу. Завернёшь её в ту накидку, которой царь клетку сверху покрывает. Этой же накидкой клетку откроешь, если она заперта окажется.
– Да погоди ты! – не выдержала Ярга. – Тараторишь, как сорока, честное слово! Я про Жар-птицу думаю. Если она в клетке томится взаперти, как же могла к царю Демьяну в сад летать? Вдруг это не та Жар-птица?
В ответ Волк усмехнулся и сказал Ярге такое, отчего она чуть хлебом не поперхнулась. Но Серый взял с неё слово никогда никому не рассказывать об этом. Девушка послушно пообещала сохранить услышанное в секрете. После он велел отдыхать. Ярга проворчала что-то насчёт того, что ни за что не уснёт возле дикого зверя, который несколько часов назад съел её коня. А потом свернулась на одной половинке плаща поближе к огню, а другой – накрылась, не снимая неудобных доспехов, и… уснула.
* * *
Он занял пост на краю оврага, так, чтобы сохранить хороший обзор и на девицу, и на рощицу вокруг, принюхался да призадумался.
Она показалась ему необычайно чудной, эта диковатая сиротка, покорная и терпеливая, умеющая сносить всяческие трудности безропотно. Её не пугала ни дальняя дорога, ни кровожадный хищник. Она легко уснула в этой сырости, как человек, привыкший спать и стоя, ежели иного случая для краткого отдыха не представится. Вряд ли эта поездка за Жар-птицей была наибольшей из выпавших на её долю бед. Всяко она бы в чащобу к Велесу без надобности не сунулась, значит, припекло действительно. Недалёкая она, конечно, но уж точно не дура – Демьяна и Добромилу, считай, раскусила. Проведи она с ними больше времени, поняла бы их суть куда лучше.
И всё же она совершенно ничего не умела, ни меч в руке держать, ни передвигаться незаметно. Если всё выгорит в Благоде, то это мелочи, которые не стоят внимания. Ежели нет и путешествие их затянется, то придётся потратить время и обучить её некоторым азам.
Он ехидно усмехнулся, представив тощую Яргу неловко стреляющей из лука против солнца. Бедное дитя, учитель из него суровый и требовательный, никому не пожелаешь.
Лёгкий шелест отвлёк его от созерцания крепко спавшей девицы с золотой косищей. Волчьи уши напряглись, а морда тотчас повернулась на звук. Громадная сизая тварь мелькнула за деревьями и дала дёру ещё до того, как он успел её разглядеть, даже к лагерю не приблизилась. Значит, ветер отнёс его запах аккурат супостату под нос.
Что же, оно и к лучшему. Пусть девица поспит, незачем пугать её новой дракой.
* * *
Озеро Муть раскинулось в самом сердце царства Большая Благода, как громадное пресное море без конца и края. Каждое лето вода в нём была чище, чем слеза ребёнка, но осенью буйно зацветала голубоватыми водорослями, отчего поверхность переставала быть прозрачной, а цветом могла посоревноваться с лазурными небесами. Зимой же озеро сковывало льдом, таким же голубым, как и поднявшиеся к поверхности водоросли. Но на морозе почти все они погибали, и
