Антонио Дионис - Геракл
Нет в мире предела несчастьям!
Задумавшись, Лысый не заметил выпирающий из горы камень и слету врезался в гранитную глыбу левым боком. Впечатление было такое, будто не осталось ни одного целого ребра.
Все из-за тебя, чертенок! — взвыл человек- птица, ткнув кулаком мальчишку.
Но тут запах горячей похлебки, ароматизированной травами, сменил направление кровожадных мыслей Лысого.
— Твое счастье, что сегодня на ужин грибная похлебка! — проурчал Лысый, пикируя к расположенному в ущелье костру.
Вокруг, словно тени из ада, столпились остальные члены шайки, рассматривая вновь прибывших.
У, мальчишка! — протянул кто-то из разбойников.
Лучше б ты, придурок, утянул жирного барашка у зазевавшегося пастуха! — выкрикнул следующий.
Насмешки и издевки сыпались на Лысого градом.
Лысый решил записаться в няньки! — громче всех хохотал Красная борода.
Геракл с любопытством прислушивался к перепалке. Стоянка разбойников, видимо, была временной: ни построек, ни мало-мальского уюта. Узкая полоска растительности на дне глубокого ущелья, да небо вместо крыши — вот и все жилище. Горы здесь поднимались вертикально, словно гигантский колодец, вытесанный временем в каменных громадах. Ни узкой тропинки, ни единого уступа, даже выступающего камешка не видел Геракл. «Да, непрост будет путь к свободе!» — прикинул мальчик, но печальные мысли отложил на потом. Теперь же Лысого, видно, допекли, и Геракл с интересом следил, как разворачиваются события.
Ты, мешок с отбросами! — надрывался Лысый.
А ты овечий помет! — под хохот толпы ответствовал рыжий детина, подбадриваемый собравшимися.
Твоя мать-самка шакала!
А ты сам скоро станешь беременной бабой!
Сверкнули кинжалы: Лысый, с пеной у рта, кинулся на рыжеволосого.
Поединок! Поединок! — зашумела толпа, чьи симпатии были полностью на стороне Красной бороды.
Тотчас люди-птицы расступились, образовав круг. На Геракла никто не обращал внимания, но он сам не хотел пропустить занятное зрелище. Ужонком протиснулся мальчик между ног людей-птиц, чтобы оказаться в первых рядах.
Красная борода стоял неприступной скалой, а низкорослый Лысый скакал вокруг. Рыжеволосый ловко парировал удары: молнией сверкали кинжалы в его руках. Лысый подпрыгнул, стараясь неприметно поддержать тело крыльями.
Мухлюешь! — сурово осудили разбойники: пользоваться крыльями считалось нарушением правил.
Красная борода, разозлившись на такой откровенный обман, всерьез пошел в атаку, тесня Лысого. Тот засуетился, пропуская удары. Взмах — и по крылу Лысого потекла кровь. Вид крови лишь разжег накал поединка.
Наподдай ему, Красная борода! Бей, не отступай, Лысый! — слышался возбужденный рев.
Следя за движениями Лысого, Красная борода сделал несколько обманных взмахов кинжалами, не достигшими цели, но заставившие противника раскрыться. Лысый пошатнулся, отслоняясь от разящей молнии в руках врага. Попытался удержать равновесие, но упал, откатываясь.
Сдавайся! — тут же подскочил Красная борода, приставив лезвие кинжала к горлу жертвы.
Еще нет! — хрипло пискнул Лысый, со спины поворачиваясь на живот.
Красная борода снисходительно отступил, давая противнику возможность подняться на ноги, чтобы продолжать бой.
Но если для Красной бороды и прочих битва была лишь шуточным развлечением, пробой сил в преддверии настоящих схваток, то для Лысого победа стала смыслом жизни и смерти. В гибели Красной бороды видел Лысый расплату за все обиды, что наносила ему судьба.
Готовься к смерти! — вскричал Лысый.
Но лишь вызвал новый хохот толпы: так нелепо смотрелась тщедушная фигурка Лысого на фоне его противника-крепыша.
Встревожился лишь Геракл: лежа на траве вниз животом и подперев голову ладонями, лишь мальчик видел то, что проделал Лысый перед тем, как подняться на ноги. Геракл не был уверен, но ему показалось, что Лысый, покопавшись в одежде, выудил маленький кожаный мешочек, спрятанный на груди. Немного белого порошка поднялось в воздух, когда Лысый посыпал содержимым мешочка лезвие своего кинжала.
Геракл не мог больше лежать молча. Он вскочил на ноги, привлекая всеобщее внимание:
Он обманщик! Он заколдовал свой кинжал!
Кто? Что заколдовал? — забеспокоились разбойники.
Я видел, как он посыпал чем-то оружие!
Первым сориентировался длинный и тощий, как сухой гороховый стручок, человек с непропорционально вытянутым лицом.
Быстрее молнии метнулся он в круг к сражающимся и ударил Лысого по кисти ребром ладони. Кинжал со звоном вывалился из онемевшей от удара руки.
Длинный поднял оружие, осторожно понюхал лезвие.
Это не колдовство! Это — яд! — возвестил длинный, показывая кинжал толпе.
Лысый попятился. Слово было произнесено: предателю не будет пощады. Разбойники, плотно сомкнувшись, наступали на Лысого, осмелившегося в честном поединке нанести смертельное оскорбление. Лысый размахивал в отчаянии крыльями:
Это не я! Я больше не буду!
Но толпа неумолимо прижимала его к каменной стене ущелья. Когда спина Лысого коснулась гранита, он понял, что пощады не будет. В последнее мгновение жизни мужество вернулось к трусу. Отчаянным взглядом Лысый нащупал среди людей того, кто стал причиной его смерти и за секунду до того, как десятки кинжалов вонзились в его плоть, Лысый выкрикнул:
Алкид! Твое имя-Алкид! — злорадствуя, что теперь душа глазастого гаденыша покинет тело мальчишки. Бронзовые лезвия вспороли живот и грудь Лысого — свет в глазах умирающего померк.
А разбойники, оставив тело двуличного Лысого на съедение червям, с сожалением сгрудились вокруг Геракла.
Бедный ребенок! — сокрушались в толпе. — Такой юный возраст, а уже должен принять смерть!
Несчастное создание!
Геракл удивленно взирал на переполох: видимо, никто его убивать, пока, по крайней мере, не собирался, но люди-птицы почему-то были уверены в его скорой кончине и говорили о смерти мальчика, как о деле решенном.
Надо его чем-нибудь одарить напоследок, чтобы его душа могла замолвить за нас словечко перед богами!
Все одобрительно подхватили дельную мысль. Разбойники разлетелись. Лишь шум и хлопанье крыльев указывали направление их полетов: не доверяя друг другу, у каждого из разбойников был свой тайник в горных пещерках. Теперь каждый торопился первым вернуться и принести мальчику подарок: золотую чащу, украшенную рубинами, колечко, стянутое с хорошенького пальчика молодой красавицы, горсть монет из заповедного бочонка с драгоценностями. Разбойники торопились спасти свою душу: всем известно, что боги прощают смертного, если за его грехи вступится безвинное дитя.
Только-только ущелье было наполнено гулом и голосами — и вот Геракл остался один с мертвецом. Лишь похлебка булькала на оставленном костре. Мальчик подивился странному развитию событий, но, здраво рассудив, что у каждого племени свои обычаи и привычки, махнул на все рукой и принялся за еду, пальцами вылавливая из похлебки разваренные грибы и кусочки мяса и обжигая губы о горячий край посудины. Когда с ужином было покончено, Геракл подобрал валявшуюся у костра палку, которой разбойники ворошили уголья, и двинулся вдоль ущелья туда, где, по его меркам, мог быть выход к морю.
Первый из вернувшихся людей-птиц был потрясен боги живым забрали ребенка на небо!
Расчет Геракла оказался верен к рассвету он оказался у выхода из ущелья. Тут горы смыкались почти вплотную, оставляя узенькую щель, в которую, плескаясь, вливалось море. Мальчик побрел по воде, пока вода не достигла груди, а потом поплыл вдоль острова, рассудив, что так он, конечно, быстрее вернется в лагерь, чем пробираясь по суше.
Но все же солнце стояло высоко над горизонтом, когда Геракл предстал перед разъяренным Амфитрионом.
За плечом отца ехидно выглядывал Аристид.
Где ты был, негодный? — плюнув на церемонии, заорал Амфитрион. — Ты должен был охранять лагерь, а сам прошатался невесть где?!
Отец! — смело отвечал Алкид. — Не стоит ждать, пока опасность придет к тебе — лучше самому первым найти ее источник.
Царь, удивленный смелыми речами, внимательно внимал рассказу сына Узнав о странных крылатых людях, Амфитрион недоверчиво потиснул плечами:
Ну, не знаю, уж не придумал ли ты все это, чтобы избегнуть наказания за провинность!
Геракл обидчиво насупился
О великий царь! — запальчиво выкрикнул ребенок, — разве хоть раз я сказал тебе неправду, что ты унижаешь меня подозрением в обмане?!
И, словно в ответ на оправдания ребенка над горизонтом, почти задевая кроны деревьев, медленно пролетели крылатые люди.
Пришлось поверить и остальному в рассказе Алкида Задумался Амфитрион: одно дело — муштровать мальчиков на пустынном острове, и совсем другое — подвергать их опасности, что в любую минуту из темного облака вынырнет крылатый демон и украдет у отца сына.
