Народное - Курдские сказки, легенды и предания
Как-то ага сказал Шаро:
— Шаро, я приглашен на свадьбу, ты же постереги дверь.
Шаро повиновался, хотя ему тоже хотелось пойти на свадьбу.
Наступил вечер, а Шаро мысль о свадьбе покоя не дает. Наконец Шаро не выдержал, снял дверь с петель, взвалил себе на спину и отправился на свадьбу. Встал он с дверью за спиной во главе хоровода и пустился в пляс.
Увидел ага своего слугу, подозвал:
― Шаро, кто же дверь стережет?
— Ага, не волнуйся, ты велел мне дверь стеречь, вот она в целости и сохранности у меня за спиной.
— Что ж ты наделал! Скорее беги домой, наверное, воры уже обчистили мой дом.
Вернулся Шаро домой, поставил дверь на место и завалился спать. Скоро и хозяин вернулся домой, отругал он слугу. Наутро ага дал Шаро деньги и сказал:
— Возьми это, сходи на базар, купи мяса и приготовь мне кебаб.
Принес Шаро мясо, разрезал на куски, нанизал на шампур и засунул в тандур жариться. Через какое-то время решил он попробовать, готово ли мясо, вытащил кусок, положил рядом остудить, а тут, откуда ни возьмись, кошка ― хвать мясо и была такова. Рассердился Шаро, схватил кочергу и запустил ее в кошку. А кочерга угодила прямо в кувшин с дымсом. Видит Шаро, что дымс выливается, воскликнул:
— Ей-богу, душа моего хозяина халвы желает, сготовлю-ка я ему халву, ― сказал и высыпал в дымс мешок муки.
На шум и крик прибежал хозяин:
— Шаро, что случилось?
— Ах, хозяин, и не спрашивай, я почернел от стыда. Кошка утащила кусок мяса, я бросил в нее кочергу, а она угодила в кувшин с дымсом. Увидел я: дымс выливается ― и решил, что душа твоя халвы желает, вот и собираюсь ее приготовить.
— Век бы тебе сгорать со стыда, ― только и мог вымолвить хозяин.
— Ах, хозяин, Шаро не создан домовничать, ― ответил юноша.
Прошло несколько дней. Люди собрались в лес за хворостом. Ага сказал слуге:
— Шаро, сходи-ка и ты за хворостом и возьми с собой верблюда и осла.
Пошел юноша. В лесу Шаро привязал осла к шее лежавшего верблюда, а сам стал собирать хворост. Вдруг слышит крики:
— Шаро, Шаро, твой осел подох!
Увидел он, что верблюд встал, а осел висит у него на шее, и ответил:
— Много вы понимаете! Это он бога молит, чтобы у меня в руках силы прибавилось, чтобы я хвороста побольше набрал.
Через некоторое время смотрит Шаро, а осел и впрямь околел.
Дома хозяин спросил:
— А где же осел?
— Осел молился богу за меня, а бог взял да и забрал его душу к себе.
— Ну, Шаро, ходить тебе опозоренным весь свой век.
— Да, ага, Шаро сгорает со стыда, но он не создан, чтоб домовничать.
Однажды ага говорит юноше:
— Шаро, я приглашен на свадьбу, ты же следи за домом, закройся и никому не открывай. А если услышишь: «Это я, Рустам-бек», тогда открывай, это буду я.
Постелил себе Шаро у дверей и только прилег, слышит ― стучат.
— Кто там?
— Это я, Рустам-бек.
Открыл Шаро дверь и, не глядя, снова улегся. Только сомкнул глаза, снова стучат.
— Кто там?
— Я, Рустам-бек.
Шаро и этого впустил.
Только прилег, в третий раз стучат.
— Кто там?
— Рустам-бек.
Шаро снова открыл дверь.
Через некоторое время опять стук.
— Кто там?
— Шаро, открой дверь, это я, Рустам-бек.
Рассердился Шаро, крикнул:
— Да будьте вы все прокляты! Раз Рустам-бек, два Рустам-бека, три Рустам-бека, четыре Рустам-бека!
― Как же так, сынок, видать, ты чужих впустил в дом. Встань-ка с топором у входа, а я буду выгонять воров из хлева, они небось там прячутся. Только кого увидишь, руби!
Встал Шаро с топором в руке у двери. Недолго пришлось ему ждать, видит ― бежит один, а хозяин кричит:
— Шаро, сынок, бей!
Шаро подумал: «Зачем мне грех на душу брать?»
Опустил он руку и пропустил вора.
— Шаро, ты ударил?
— Ах, хозяин, размахнулся я, да топор застрял в потолке, пришлось с доской его отдирать.
— Да чтоб тебя ветер унес, давай поменяемся местами.
Почувствовал Шаро, что рядом что-то зашевелилось, взял да и стукнул топором. Кто-то рухнул на пол.
— Один готов, хозяин! ― крикнул Шаро.
Нащупал Шаро под рукой еще кого-то, ударил и его топором:
— Хозяин, и второй готов.
Прибежал ага посмотреть на работу слуги и ахнул: теленок и осел валяются бездыханные.
— Шаро, сынок, ступай-ка ты отсюда, ты мне больше не нужен, ― в отчаянии воскликнул ага.
А Шаро только этого и ждал, собрал свои вещи, да и был таков.
288. Три глупца
Зап. в сентябре 1964 г. от Ишхане Иско (35 лет) в Тбилиси.
Опубл.: Курд. фольк., с. 245.
Однажды шли три путника по дороге, а навстречу им ехал всадник.
Поздоровался всадник с путниками:
— Салам-алейкум!
Путники в ответ;
— Алейкум-салам, рады тебя видеть, всадник.
Всадник ускакал, а трое путников заспорили между собой, с кем из них он поздоровался.
Первый кричит: «Он со мной поздоровался!», второй: «Нет, со мной», а третий громче всех: «Нет, он поздоровался со мной!» Наконец одни из них предложил:
— Зачем нам ругаться, всадник еще не успел отъехать далеко, догоним его и спросим, с кем из нас он поздоровался.
Догнали путники всадника, спросили, а всадник им в ответ:
— Салам ― это божье «здравствуй», и я поздоровался со всеми вами.
— Нет, так дело не пойдет, ― недовольно заговорили путники, ― ты точно скажи, с кем из нас ты поздоровался?
Призадумался всадник.
— С кем из вас в жизни произошла самая глупая история, считайте, с тем я и поздоровался, ― сказал и ускакал.
Пусть всадник скачет, а мы посмотрим, что делают три путника.
Сели они у дороги и решили по очереди рассказывать свои истории.
Первый путник начал:
«Я был красильщиком. Однажды стал я укладывать пряжу в котел красить и тут увидел свою тень в бассейне во дворе. Я подумал, что это вор спрятался в бассейне и выжидает удобного случая, чтобы украсть мои нитки. Позвал я приятеля, он был крепким молодцем, попросил: „В моем бассейне притаился вор, помоги мне его поймать". Дал я ему дубину и велел встать около. „Следи, ― говорю, ― внимательно, кто высунет голову из воды, немедля бей".
Я влез в воду, пошарил по дну, но вор будто сквозь землю провалился. Только я высунул голову из воды, как этот верзила так двинул меня по голове дубиной, что кровь ручьем побежала. Я давай ему выговаривать: „Ослиная твоя голова, это же я, куда ты смотрел?" А он мне: „Сам ты ослиная голова, велел стукнуть, я и стукнул".
Три месяца я пролежал в постели. Вон, посмотрите, до сих пор на голове шрамы остались. Вот и судите, разве не мне он сказал „салам"?»
Тут второй перебил его:
― Это что, вот послушайте мою историю: «Одно время работал я учителем. И до того я был строг, что дети, только заслышав мои шаги, уже дрожали от страха. Как-то вошел я в первый класс, а все ученики хором запричитали: „Да ослепнут наши глаза, наш учитель сегодня такой бледный". Я немного расстроился, но решил, что детям так показалось. Вошел я во второй класс, и здесь ученики встретили меня теми же возгласами. И третий и четвертый классы ― все: ах да вах, учитель наш заболел! Тут я и впрямь почувствовал себя плохо, отпустил ребят. Я-то не знал, что эти чертенята сговорились. Пришел я домой и слег. Семь дней я ничего не ел и не пил. На восьмой день мать приготовила кюфту400. Только она вышла за дверь, я быстро выхватил из кастрюли кюфту и сунул в рот, тут мать вошла, а я не знаю, что делать с кюфтой, она горячая, жжет мне рот ― я ни глотнуть, ни выплюнуть не могу. Слезы потекли у меня из глаз. Увидела мать мою распухшую щеку, запричитала, как над покойником, позвала доктора. Только доктор разрезал мне щеку, кюфта и выпала. Вот, посмотрите, до сих пор шрам на щеке. Ну что, разве я не глупее вас всех? „Салам" мне предназначался».
Третий остановил учителя и сказал:
— Теперь лучше выслушайте мой рассказ. А потом и решим, кому из нас был сказан «салам»:
«Стало мне известно, что у моей жены есть любовник. Как-то вечером жена говорит мне: „Утром отведи козу на рынок, продай, на вырученные деньги купи мне платье, гребень и другие мелочи. Да смотри, будь осторожен, не потеряйся на рынке", я же ей говорю: „Раба божья, как я могу потеряться, ведь я не иголка". А жена свое твердит: „Тысячи людей толпятся на базаре, среди них и ты можешь затеряться".
Испугался я, а жена меня успокаивает: „Не волнуйся, муженек, я пришью к твоей одежде белую заплату. Как только ты почувствуешь, что потерялся, обернись; если увидишь белую заплату на одежде, значит, это ты. Тогда спокойно возвращайся домой".
Встал я утром, погнал козу на базар. А тем временем жена позвала к себе любовника, пришила к его одежде точно такую же заплату, что и у меня, дала ему козу и с тем же поручением отправила на базар.