Г. Штоль - Мифы классической древности

В то время когда Дедал был занят своим делом, сын его Икар стоял возле него и всячески мешал работе. То, смеясь, бегал он за летавшими но воздуху перышками, то мял желтый воск, которым художник прилеплял перья одно к другому. Изготовив крылья, Дедал надел их на себя и, взмахнув ими, поднялся на воздух. Пару небольших крыльев сработал он и своему сыну Икару и, вручая их, дал ему такое наставление: "Держись середины, сын мой; если опустишься очень низко, волны омочат твои крылья, а поднимешься слишком высоко, солнце опалит их. Между солнцем и морем избери средний путь, следуй за мной". И вот прикрепил он крылья к плечам сына и научил его подниматься над землею.

Давая эти наставления Икару, старец не мог удержаться от слез; руки его дрожали. Растроганный, обнял он в последний раз сына, поцеловал его и полетел, а сын за ним. Словно птица, в первый раз вылетевшая из гнезда вместе с детенышем, боязливо оглядывается Дедал на своего спутника; ободряет его, указывает, как нужно владеть крыльями. Скоро поднялись они высоко над морем, и все сначала шло благополучно. Немало народу дивилось этим воздушным пловцам. Рыбарь, закинув свою гибкую удочку, пастух, опираясь на посох свой, земледелец – на рукоятку плуга, глядели на них и думали, не боги ли это плывут по эфиру. Уже за ними лежало широкое море, слева оставались острова: Самос, Патнос и Делос, справа – Лебинт и Калимна. Ободренный удачей, Икар стал лететь смелее; оставил своего руководителя и высоко поднялся к небу, чтобы омыть грудь свою в чистом эфире. Но вблизи солнца растопился воск, слеплявший крылья, и они распались. Несчастный отрок в отчаянии простирает к отцу руки, но воздух уже не держит его, и падает Икар в глубокое море. В испуге едва успел он прокричать имя отца, как жадные волны уже поглотили его. Отец, испуганный его отчаянным криком, напрасно озирается вокруг, напрасно ждет сына – лег у него сына. "Икар, Икар, – кричит он, – где ты, где искать мне тебя?" Но вот увидел он перья, носимые волнами, и все стало для него ясно. В отчаянии Дедал опускается на ближайший остров и там, проклиная свое искусство, бродит он, пока волны не прибили к берегу Икарова трупа. Похоронил он здесь отрока, и с тех пор остров стал называться Икарией, а море, поглотившее его, – Икарийским.

Из Икарии Дедал направил путь свой к острову Сицилии. Там радушно принят он был царем Кокалом, и много художественных работ исполнил он для этого царя и для его дочерей.

Минос узнал, где поселился художник, и с большим военным флотом прибыл в Сицилию, чтобы вытребовать беглеца. Но дочери Кокала, любившие Дедала за его искусство, коварно умертвили Миноса: они приготовили ему теплую ванну и, в то время как он сидел в ней, разогрели воду так, что Минос из нее уже не вышел. Дедал умер в Сицилии или, если верить афинянам, – на родине, в Афинах, где славный род Дедалидов считает его своим родоначальником {34}.

(Овидий. Метаморфозы. VII, 520-655)

Зевс, приняв вид орла, похитил дочь бога реки Асопа Эгину. На острове Энонии Эгина родила Зевсу сына Эака, который, достигнув зрелого возраста, стал властвовать над этим островом, названным, по имени его матери, Эгиной.

Эак был добродетельнейший муж в целой Греции и за свою правдивость, благочестие, набожность и кротость был любимцем, другом богов. Так правдив был Эак, что даже боги избирали его судьей в своих спорах и, но смерти, вместе с Миносом и Радамантом, посадили его судьей в царстве теней.

Однажды вся Греция страдала от страшной засухи. Дельфийский оракул предсказал, что до тех пор бедствие не прекратится, пока не помолится богам любимец их благочестивый Эак. Изо всей Греции собрались в Эгину послы, и по их просьбе Эак принес на Панэллинской горе жертву Зевсу, защитнику всех эллинов, и по воле Зевса пролился на землю обильный дождь.

Эака любили все боги, кроме одной лишь Геры: не могла она забыть, что Эак – сын Зевса. Самый остров, носивший имя ее соперницы, был ей ненавистен, и решилась она поразить этот остров великим бедствием – страшною язвой. Густой туман поднялся над Эгиной, и только через четыре месяца теплый, но зловредный ветер рассеял туман. Тысячи ядовитых змей появились тогда в источниках, реках и на суше и все отравляли своим прикосновением. Первыми жертвами язвы были: домашний скот, птицы и дичь. Внезапно падал бык за плугом, обессилев, валился ретивый конь у своих яслей, вяло бродил олень, робко поникли головою вепрь и медведь; трупы их заражали воздух, оскверняли леса, поля и дороги. Но вот гибнуть стали и люди. Первыми признаками болезни были: внутренний жар и горячее дыхание. У больного твердел язык, сохли губы и нёбо, разгоряченное тело не могло выносить ни одежды, ни постели. Чтобы освежиться, больные бросались на голую землю рвались к колодцам, источникам и рекам, желая утолить свою жгучую жажду, но все напрасно! Многие, припав к воде или погрузясь в нее, так и не вставал и; но вслед за ними другие с жадностью бросались к той же воде и гибли. Дома опустели. Едва живые, бродили по улицам их обитатели или валялись на земле. Сначала трупы были предаваемы земле или сжигаемы, но скоро для могил не находилось места, для костра – дров. Помощи, спасения ждать было неоткуда, исчезла всякая надежда, всякое мужество.

С отчаянием в сердце смотрит царь на бедствие граждан: куда ни взглянет он, всюду гибнет народ, всюду во множестве распростерты по земле трупы. Как опавшие яблоки под яблоней, как желуди под истерзанным бурею дубом, кучами лежат на земле умирающие и уже испустившие последнее дыхание. У кого есть еще силы, те идут в храм Зевса, приносят ему жертву, молят его о спасении, но во время молитвы вдруг падают они, и тьма покрывает их очи. Сам Эак пожелал принести пред алтарем Зевса жертву за себя, за троих сыновей своих и за народ. Вдруг с ревом упал на землю жертвенный бык. Жертвоприношение не удалось; посмотреть во внутренности животного, узнать по ним волю богов – нет возможности. Спасения нигде нет. Перемер весь эгинский народ, остался лишь Эак да сыновья его.

Безутешный, поднял тогда Эак руки к небу и воскликнул: "О, Зевс! Если правда, что я твой сын, то возврати мне народ мой или дай и мне последовать за ним в область Аида". Не успел он окончить, как заблистала молния, раздались страшные раскаты грома. Обрадовался Эак и воскликнул: "Зевс, отец мой! Пусть этот гром и эта молния будут для меня знамением грядущего счастья!" Тут взглянул Эак на стоявший неподалеку дуб, выросший из желудя додонского священного дуба, и увидел целый рой муравьев, усердно работавших над своим хозяйством. Дивился Эак их многочисленности и воскликнул: "Столько граждан дай мне, отец мой, чтобы я мог заселить ими опустелый город!" Задрожал тогда высокий дуб, зашумел ветвями; ветра не было в то время никакого. Содрогнулся Эак, пал на землю, облобызал он ее, облобызал и священный дуб Зевса. Мало надеялся он на то, что Зевс исполнит его желание, но все же надеялся, и желание свое затаил в сердце.

Настала ночь, и сон объял его усталые члены. Во сне виделся ему тот же ветвистый дуб, а на ветвях те же хлопотливые муравьи. Вдруг затрясся дуб, и муравьи попадали на землю. Вот как будто становятся они все больше и больше, выпрямляются, теряют худобу и черноту свою и принимают человеческий образ. Увидев это, пробудился Эак, и проклял он свое видение и посетовал на богов, что не помогут они ему. Но вот слышит он в доме своем сильный шум: ему послышались человеческие голоса, от которых уже отвык он. "Не сон ли и это?" – думает Эак, но подходит к нему сын его Теламон и говорит: "Погляди, отец мой, ты увидишь то, о чем никогда не думал, на что никогда не надеялся". Царь идет за ним и видит тех же мужей, что являлись ему в видении: мужи подходят к Эаку и приветствуют его как своего царя.

Эак возблагодарил Зевса за милость; новому же народу отдал опустелый город и лишенные владельцев поля. Народ свой он назвал мирмидонами {35} – и справедливо. Люди эти остались верны прежней своей природе: по-прежнему они деятельны, настойчивы в труде, малым довольны и бережливы.

Род Эакидов отличался необыкновенной, вошедшей в пословицу силой. У Эака было три сына: от Эндеиды – Пелей и Теламон, от нереиды Псаматы – Фок. Пелей и Теламон убили Фока за то, что он одержал над ними верх в военных состязаниях, и должны были бежать от разгневанного отца. Пелей удалился в Фессалию и основал там свое владычество во Фтии, где родился у него сын Ахилл; Теламон поселился на острове Саламин, где избран был царем. Сын Теламона Аякс был – после Ахилла – всех храбрее и сильнее в войске ратовавших под Троей греков.

Тантал, сын Зевса и Плуто, царствовал в городе Сипил, на горе того же имени в Лидии. Больше чем кого-нибудь из людей его любили и жаловали боги. Гора Сипил в изобилии давала ему золото; обширны были его роскошные нивы, виноградники и плодовые сады; многочисленные стада быков и овец паслись на его пажитях. Боги почитали Тантала за равного себе и не раз приглашали к себе на Олимп, где он принимал участие в их пирах и совещаниях. Боги посещали его и в Сипиле и пировали с ним в его блестящем златоукрашенном дворце. Но, слабый смертный, Тантал не мог выдержать такого редкого счастья; он уже забыл о разнице между собой и богами, загордился, и преступление ввело его в пагубу.