Макунаима, герой, у которого нет характера - Мариу Раул Морайс ди Андради
– Идет.
Англичане потрясли дерево, и упал ранний пистолет. Англичане сказали:
– Этот хорош.
Макунаима поблагодарил их и отправился восвояси. Он хотел, чтобы все поверили, что он говорит по-анлийски, но он даже sweetheart не умел сказать. А братья, те умели. Маанапе тоже хотел пистолет, пули и виски. Макунаима сказал ему:
– Ты по-английски плохо говоришь, братец Маанапе, придешь, значит, к ним, а они над тобой и подшутят. Ты скажешь: давайте, дескать, пистолет, а они тебе шиш. Давай-ка лучше я схожу.
И герой снова отправился к англичанам. Англичане трясли-трясли пистолетное дерево, но так ни одного пистолета с него и не упало. Тогда они пошли к пульному дереву, потрясли его, и посыпался целый град пуль, которым Макунаима позволил упасть на землю, а потом собрал.
– А теперь виски, – потребовал он.
И они пошли к висковому дереву, англичане стали трясти его, и с дерева свалилось два ящика виски, которые Макунаима поймал на лету. Герой поблагодарил англичан и отправился в пансион. Там он спрятал ящики с виски под кровать и сказал брату:
– Говорил я с ними по-английски, братец, но не было ни пистолетов, ни виски, потому что прошли полчища леопардовых ос и всё там подчистили. Зато пули со мной. Вот тебе мой пистолет, если на меня кто-нибудь нападет, сразу стреляй.
И герой превратил Жиге в машину-телефон, позвонил великану и обругал его по матери.
Глава 6
Француженка и великан
Маанапе жить не мог без кофе, а Жиге смерть как любил поспать. А Макунаима хотел построить хижину, чтобы они все втроем в ней жили, но строительство застопорилось. Братья никак не хотели подсобить, как полагается, ведь Жиге день-деньской спал, а Маанапе – пил кофе. Герой разозлился. Он взял тогда кофейную ложечку, превратил ее в жучка и сказал:
– Обернись же ты теперь молотым кофе. Когда Маанапе станет тебя пить – цапни его за язык!
Потом он взял хлопковую подушку, превратил ее в белую гусеницу, что жжется пуще огня, и сказал:
– Обернись же ты теперь гамаком, сплетенным из листьев. Когда в тебя ляжет Жиге, попей его кровушки!
Маанапе как раз возвращался в пансион, чтобы выпить еще чашку кофе. Не успел он и пригубить, как жучок укусил его за язык.
– Ай! – вскричал Маанапе.
А Макунаима сказал как ни в чем ни бывало:
– Что с тобой, братец? Меня жучок тоже кусал, но было ничегошеньки не больно, так что и курица довольна.
Маанапе разозлился. Он схватил жучка и бросил его далеко-далеко, приговаривая:
– Пошел вон, зараза!
А тут как раз Жиге пришел в пансион вздремнуть. Белая гусеница столько выпила у него кровушки, что он аж порозовел весь.
– Ай! – вскричал Жиге.
А Макунаима как ни в чем ни бывало:
– Что с тобой, братец? Вы только посмотрите! Да я только млею, когда у меня гусеница кровушку пьет.
Жиге разозлился и бросил гусеницу далеко-далеко:
– Пошла вон, зараза!
Тогда братья решили наконец взяться как следует за дело. Маанапе и Жиге встали рядом, а Макунаима встал с другой стороны и принялся ловить кирпичи, которые они бросали. Маанапе и Жиге всё еще злились и только и думали, как бы отомстить брату. А герой ни о чем и не догадывался. Ну так вот, Жиге взял кирпич и, чтобы сподручней было, превратил его в твердый кожаный мяч да бросил Маанапе, который стоял поближе, а тот уже ногой переправил его на Макунаиму. Мяч расшиб герою весь нос в кровь.
– Ой! – вскричал герой.
А братья как ни в чем ни бывало закричали в ответ:
– Ай, да что ты, братец! Нет ведь приятнее поглаживания, чем мячом по лицу!
Макунаима разозлился и пнул ногой мяч, который улетел далеко-далеко:
– Пошел вон, зараза!
И тогда герой подошел к братьям и сказал:
– Всё, не строю я больше хижину, хватит!
А потом превратил кирпичи, камни, кровлю, балки в тучу крылатых муравьев, которая три дня не уходила из Сан-Паулу.
Жучок упал в Кампинасе. Гусеница упала где-то в лесу и уползла. Мяч упал на поле. Так Маанапе изобрел кофейного вредителя, Жиге – хлопковую моль, а Макунаима – футбол; отсюда и пошли эти три заразы.
На другой день герой весь день всё думал и думал о своей треклятой. Он понимал, что успел засветиться и больше не мог просто так показаться на улице Мараньян, потому что теперь-то великан Венцеслав Пьетро Пьетра его точно узнает. Герой думал-думал и наконец в пятнадцать часов придумал. Он решил обмануть великана. Он проглотил стручок свистящего дерева, превратил Жиге в машину-телефон и позвонил Венцеславу Пьетро Пьетре сообщить, что, дескать, одна француженка хочет поговорить с ним на предмет машины-деловые-отношения. Великан ответил, что с удовольствием пообщается, и добавил, чтобы француженка приходила поскорее, пока обстановка у него дома поспокойней, потому что старуха Сеюси как раз только что ушла гулять со своими двумя дочерьми.
Тогда Макунаима взял у хозяйки комнаты пару украшений: машину-помаду, машину-шелковые-чулки, машину-пропитанную-духами-комбинацию, машину-надушенный-ароматными-травами-поясок, машину-декольте-с-пачули, машину-перчатки – такие вот украшения, а в довесок нацепил на грудь два листа тайобы, вот так он оделся. А чтобы завершить наряд, накрасил голубой краской кровавого кампешевого дерева свои детские глазки, которые сразу стали влажными. Столько всего теперь на нем было, что герой изрядно потяжелел, но всё же превратился в такую красивую француженку, что надушился юремой и приколол на всякий случай веточку парагвайского ореха, чтобы защититься от нечистой силы. И вот так он отправился во дворец Венцеслава Пьетро Пьетры. А ведь Венцеслав Пьетро Пьетра был не кто иной, как великан-людоед Пьяйман.
Только вышел Макунаима из дома, как увидел колибри с хвостом в виде ножниц. Совсем не понравилось ему это предзнаменование, и он уже было подумал отменить рандеву, но обещанное надо исполнять, а потому он только пробормотал заклинание от сглаза и пошел дальше.
Великан ждал-поджидал француженку на крыльце. После продолжительного обмена изысканными любезностями Пьяйман поискал вшей у француженки в голове, а затем повел ее в превосходно убранный альков c колоннами из дерева акари и треугольным сводом потолка из каменного дерева итаубы. На полу был паркет из расположенных в шахматном порядке квадратов муйрапиранги и сатинового дерева. А меблирован альков был знаменитыми белыми гамаками из Мараньяна. В самой середине стоял резной стол из жакаранды, на котором стояла белоснежная посуда из Бревис и керамика из Белена; всё это стояло на кружевном полотенце из