Змей Рая - Мигель Серрано
Значит, я просто ищу того, кто знает способ справиться с ужасающей ситуацией. Прочитанное мною указывало на то, что эта древняя мудрость, этот код, могут быть найдены где–то в Индии. Ведь Индия знает Змея с детства. Вот тогда я и решился на скачок через воды Потопа, чтобы увидеть — что же должно быть найдено в стране, всё еще существующей где–то у начал истории. И тогда я возжелал покинуть свою страну и народ своей крови, обратившись к Востоку. При всём этом, я следовал традиционной стезе: чтобы побороть смерть, всегда нужно вначале умереть. И чтобы вознестись над собственной кровью и своим наследием, я вначале должен был пролить ее всю. И я должен был покинуть своего Наставника: чтобы стать распятым, я должен был удалить себя из величественного символа Распятия.
XII. Дели
Имя, которое дали своей стране сами индийцы — Бхарата. Бхаратой звали сына прекрасной женщины по имени Шакунтала, позже воспетой в стихах Калидасы. От первого Бхараты произошли великие бхараты, о чьих легендарных победах рассказывает Махабхарата и Бхагавад–гита. Бхарата, подлинная духовная отчизна индусов — не нация, а континент. Так же, как мелкие княжества средневековой Европы объединяло общее наследие и религиозность, так отдельные штаты Индии скрепляются скрытой подземной нитью общих верований, почтения к одним богам. Если рационализм или повсеместная индустриализация разорвут узы Бхараты, едва ли найдется какой–то иной способ объединить континент. Сомнительно, что технология сама по себе отвратит Индию от пути, которым шла Европа после эпохи Просвещения. Дух национализма губит души наций и разрушает всё подлинно национальное.
Слово «Индия» персидское — его переняли вторгшиеся в Бхарату греки армий Александра, прошедших по Хайберскому проходу. Именно персы первыми использовали местное слово Хинду, чтобы обозначить всю Индию. В языке хинди это слово обозначает реку, и потому Индостан значит «страна рек».
Индийская столица Дели располагается в стратегическом узле северной части континента. В общем, отсюда удобно контролировать Хайберский проход, тропы Сафедхока и Пенджаба — которые обычно и служили вратами вторжения захватчиков. Великие Могулы также избрали Дели столицей империи, а их цивилизация произвела такое впечатление на северную часть Индии, что ныне здесь почти невозможно обнаружить хоть какие–то остатки доисламской архитектуры.
В близости Дели отчетливо обнаруживаются семь районов расположения древней столицы, соответствующих семи периодам магометанского вторжения. Возникновению первой из них, несомненно, предшествовало собственное поселение хинду, но все его строения, должно быть, были деревянными, и потому никаких останков найти не удалось. Но при этом в Индии обнаруживаются следы чрезвычайно древних цивилизаций: например, в долине Инда (на территории современного Пакистана) до сих пор можно посетить руины городов Мохенджо–Даро и Хараппа.
Вся история Индии отмечена непрекращающимися вторжениями. Так, великая Империя Гупта, родившая поэта–драматурга Калидасу, создавшая фрески Эллоры и Аджанты, а также невероятные каменные головы Будды — в пятом веке была совершенно уничтожена гуннами, ведомыми Михиракулой. Позже, в седьмом и восьмом столетиях арабы вторглись через земли провинций Балухистан и Синд. После них пришел Тамерлан. Но ни один из захватчиков не пожелал задержаться в Индии: очевидно, они знали о способности Индии растворить их собственный этнос, и опасались за будущее своих потомков.
Современный Дели по–прежнему хранит викторианский дух, выставляя напоказ железнодорожный вокзал и статую старой королевы — хотя и запачканные теперь угольной сажей и птичьим пометом. Неизменными здесь остаются Мемориал и кладбища с надгробиями и крестами, университет и церкви, извечные прокаженные и невообразимая нищета.
Нью–Дели был возведен не так давно для британского генерал–губернаторства и гражданской администрации. Официальные лица поселялись в окруженных садами домах, и целые армии носильщиков, горничных, приказчиков и ночных сторожей спешили услужить им. Каким–то образом Нью–Дели воплощает апогей бюрократической посредственности, а объяснить это довольно просто: здешние поселенцы — не те, кто прибыл в Индию, чтобы жить среди ее народа, а просто те, кто стремился утопить в роскоши причиняемые климатом неудобства — здешнее небо было суровей к ним, чем туманы Британских островов. Дворец Раштрапати–Бхаван, ныне ставший резиденцией индийского президента, а когда–то бывший пристанищем последнего из английских генерал–губернаторов, лорда Маунтбэттена, в чем–то схож с Собором святого Петра в Риме — но этот Ватикан, построенный единственно на коммерческой основе, проиграл своему предшественнику в долгожительстве.
И потому, чтобы почувствовать настоящий романтический ореол Индии, нужно отправиться в Старый Дели — здесь, на улице Чандни–Чоук (что на хинди означает «площадь лунного света») попадаешь в атмосферу волшебной сказки: будто во сне, бесчисленные вереницы торговцев, коров, велосипедов, святых и прокаженных движутся вдоль улицы. Тут и там всплески экзотической музыки вырываются из домов, а в переулках кое–где высятся старые дворцы с серебряными верандами. Жизнь и смерть встречаются здесь в самом сердце сутолоки, почти пропадая из виду среди орд купцов, на тротуарах, покрытых коростой экскрементов. На бордюре застыл, погрузившись в медитацию, мужчина: он ищет вечности в испарениях благородных специй и навозной жижи.
Годы назад я прибыл в тот Дели, и всё это наблюдал. Я впитывал эти зрелища, чтобы открыть историю Индии — ведь ее история огромна, может быть, даже чересчур велика. Но вскоре стало ясно, что история в Индии не имеет ровно никакого смысла: здесь важна только легенда. Если сказать точнее, здесь важны не три измерения, а четвертое — невидимое. Дух всякого города отличается от его зримого проявления, и Дели — не исключение. Но постичь дух Дели сложнее. Этой книгой я попробую проложить путь к невидимой стране, которая одна только и является подлинной Индией, а также единственным значимым ее аспектом.
Всякий, кто прибудет в Индию, ведомый желанием узреть ее монументы, увидеть святыни или даже изучить повседневность жителей здешних городов — потеряется. Он не сумеет понять Индии; более того — он ее возненавидит, даже если и не сумеет в этом признаться. Потому что правда такова, что с физической Индией примириться невозможно: в ней нет ни очарования, ни самобытности. А красота невидимой Индии, напротив, необъятна. На пути к ней нужно доверять лишь интуиции и особому чутью к таинствам; нужно огибать телесное и следить за игрой эмоций.
В мой первый приезд я обосновался в Нью–Дели. Было лето, и жара стояла невообразимая. Солнце било безжалостно
