Народное - Курдские сказки, легенды и предания
Заплакали зеркар и его жена:
— Боже, да разве нам это под силу?
А плешивый вернулся вечером домой, смотрит ― опять сидят старики грустные, ни воды не пьют, ни хлеба не едят.
— Да будет бог милостив к тебе, отец! Почему вы оба так печальны? ― спрашивает Мирза Махмуд.
— Болен я, сынок, и так у меня горе, еще и ты с расспросами.
— Уповай на бога, отец, он дает боль, дает и лекарство от нее, так что же случилось?
Рассказал зеркар о своем горе.
— Да не разрушит бог дом твой, только это тебе и сказал царевич? Что ж, неси мне мешок орехов и золото.
Принес старик орехи и золото в мастерскую. Мирза Махмуд напомнил:
— Я не должен слышать ни шороха, чтобы было тихо, как в прошлую ночь. Если мне помешают, у меня заболит голова и ничего не получится.
— Хорошо, сын мой, ― согласился зеркар.
Пусть старик и старуха остаются и волнуются, а Мирза Махмуд грызет в свое удовольствие орехи.
Когда до рассвета осталось чуть-чуть, Мирза Махмуд взял конские волоски, потер друг о друга, и перед ним появился гнедой конь87. Переоделся Мирза Махмуд, сел на гнедого коня и снова оказался на дне колодца. Взял он приданое средней дочери, и конь вынес его наверх. Переоделся Мирза Махмуд, привязал одежду к седлу, поцеловал коня в глаза:
— Благословенный, возвращайся на родину, если понадобишься, позову.
Когда совсем рассвело, Мирза Махмуд открыл дверь мастерской и позвал старика.
— Да будет и моя голова, и голова моей старухи жертвой плешивого! Ну как, ты сделал свое дело? ― спросил зеркар.
— Конечно, ― отозвался юноша. ― А теперь ты должен дать мне лошака.
— Сынок, в тот день я видел, что с тобой сделали дети, мне не жаль лошака, тебя жалко. Боюсь, выбьют они тебе камнем глав.
Мирза Махмуд опять, как и в прошлый раз, оседлал лошака, надел уздечку, подтянул ремни, сел и, гоня перед собой гусей, отправился в путь. И опять его увидели дети и закидали камнями. Мирза Махмуд слез с лошака, поднял комья земли и разогнал их всех. Потом пошел в ущелье, потер друг о друга конские волоски, и перед ним появился гнедой конь. Погладил он его, снял с себя лохмотья, переоделся, спрятал лохмотья под камнем, сел на коня и поехал. Он-то знал, что зеркар опять понесет поднос. Видит ― зеркар с подносом на голове, покрытым чистым платком, идет ко дворцу падишаха.
— Салам-алейкум!
— Алейкум-салам!
— Что это за поднос у тебя на голове?
— Вот надоедный! И вчера меня такой же сукин сын спрашивал. Ты слепой, что ли, не видишь ― это приданое невесты падишаха.
— Ты сам и сукин сын, и слепой вдобавок, ― разозлился Мирза Махмуд. ― Я тебя по-доброму спросил, а ты ругаешься.
Ударил он старика копьем, сбил с ног и был таков. Мало осталось времени у Мирзы Махмуда, скоро проснется Гуля Гульзада и приедет за своей птицей.
Старик поднялся, отряхнулся и пошел дальше. Он отнес поднос среднему сыну падишаха и получил от него хороший подарок.
Увидели сестры поднос и обрадовались:
— Да будут наши головы жертвой Мирзы Махмуда, жив он и выбрался из колодца.
А во дворце уже готовятся к свадьбе. Забили в даф, заиграла зурна, вышли всадники на джрид. Мирза Махмуд тоже среди них и вызывает брата:
— Эй, средний сын падишаха, выходи!
Средний сын падишаха вскочил на коня, закричал:
— Вчера всадник на сером коне ударил моего брата, я должен наказать этого всадника.
А Мирза Махмуд опять подзадоривает:
— Давай, гони быстрей!
А сам, ускакав от брата подальше, вдруг остановился:
— Скачи назад, догоню!
Подскакал Мирза Махмуд, ударил брата рукояткой копья, и тот свалился с коня.
— Держите его, держите всадника на гнедом коне! ― закричали вокруг. ― Вчера всадник на сером коне ударил старшего царевича, а сегодня всадник на гнедом коне столкнул с коня среднего сына падишаха!
Мирза Махмуд опять ускакал. Доехал он до своих гусей, спешился, почистил коня, погладил, поцеловал его в глаза, переоделся, привязал одежду к седлу и сказал:
— Благословенный, возвращайся, когда понадобишься, я позову тебя.
Пусть во дворце бьют в даф, уносят сына падишаха и приводят в чувство, поскольку Мирза Махмуд не нанес ему смертельного удара. Но мы еще ни слова не сказали о Гуля Гульзада.
Сорок дней-и ночей прошло. Она проснулась, огляделась по сторонам, видит: нет ни Шарур-Бульбуля, ни клетки и яблоко ее надкушено, Посмотрелась она в зеркало ― поцелуй горит на щеке.
— Ах, ― воскликнула она, ― да переломится хребет у твоего советчика!
Она вскочила, забарабанила по дафу. Когда собрала все свое войско, отправилась в погоню за похитителем.
Теперь посмотрим, как сложилась судьба Мирзы Махмуда, Вернулся он домой, а старик опять лежит в постели.
— Отец, что с тобой опять случилось? ― спросил он.
— Отойди от меня, плешивый, ― застонал старик.
— Почему? ― прикинулся удивленным юноша.
— Встретился мне сегодня всадник, поздоровался, спросил, что несу, я ответил ― приданое невесты царевича. А он ударил меня копьем, я упал и разбился.
— А может, ты обругал его?
— Я сказал, что он сукин сын.
— Ну, так он не виноват, твоя вина.
Прошло несколько дней, сын везира сказал своей невесте:
— Готовься к свадьбе.
— Хорошо, но сначала принеси мне на золотом подносе наседку с цыплятами. Тогда и быть свадьбе.
— Но кто же их сделает? ― спросил сын везира.
— Сыновьям падишаха золотые вещи сделал зеркар. Пусть и для тебя сделает.
Взял сын везира суму с золотом, пришел к зеркару, поздоровался:
— Салам-алейкум!
— Алейкум-салам, сын везира! С добром ли ты пришел?
— Да, с добром. Я хочу, чтобы ты и для меня сделал золотой поднос с наседкой и с цыплятами, да такой, чтобы курица кудахтала, а цыплята попискивали.
— Сынок, сделать-то я сделаю, но пе в моих силах оживить их, все это в руках божьих.
— Сумел же ты сделать для старшего царевича гончую и лисицу, для среднего царевича ― кошку и мышку, а мне не хочешь? Они могут тебе голову отрубить, а я, думаешь, не могу? Завтра утром чтобы все было сделано, иначе не сносить тебе головы.
Опять в душу старика прокрался страх, не ест он, не пьет. Вечером вернулся домой Мирза Махмуд, смотрит, а на зеркаре лица нет.
— Помилуй тебя бог, отец, что случилось? ― спросил юноша.
— Сын мой, если б не ты, не свалилось бы на меня столько бед! Старший сын падишаха отрубил бы мне голову, и дело с концом.
— Боже милостивый! В чем же дело?
— Ох, не вороши мое горе, ― запричитал старик.
— Отец, бог насылает болезнь, да ниспошлет он и лекарство от нее, что же все-таки случилось?
Рассказал зеркар о своем горе.
— Ну ладно, принеси орехи и золото и будь спокоен, ― заверил его юноша.
Принес зеркар плешивому мешок орехов, а тот и говорит:
— Отец, помни, это дело потрудней прежних. Не дай тебе бог подойти к дверям.
— Сынок, ты только сделай, мы со старухой не будем мешать.
Грызет себе Мирза Махмуд орехи, сколько душа его пожелает, а оставшиеся орехи, скорлупу и золото в землю закапывает.
Наконец рассветать стало, Мирза Махмуд взял конские волоски, потер их друг о друга, и тут же появился перед ним черный конь. Поцеловал юноша его в глаза, погладил, переоделся, сел на коня и оказался на дне колодца. Взял он последний узелок, приданое младшей дочери дэва, и вновь оказался у дома зеркара.
Переоделся, привязал одежду к седлу, снова поцеловал копя в глаза и отпустил.
Пришел зеркар наутро, видит ― все готово. Сказал Мирза Махмуд старику:
— Дай мне своего лошака, и я поеду смотреть свадьбу.
— Сынок, два дня дети забрасывали тебя камнями, глаза могли тебе выбить. Не езди, ― стал отговаривать его зеркар.
Но Мирза Махмуд сел на лошака, доехал до ущелья, вытащил конские волоски из кармана, потер их друг о друга, и появился перед ним черный копь. Погладил юноша коня, поцеловал его в глаза, переоделся, потом вскочил в седло и поехал. Едет, видит ― зеркар идет.
— Салам-алейкум, отец!
— Алейкум-салам!
— Отец, что это за поднос у тебя на голове?
— Ах, сукин сын, будто ты не из наших краев! Слепой, что ли, не видишь, что это приданое невесты везира.
— И сукин сын ты сам, и слепой ты сам, ведь я тебя не обидел, а просто спросил.
Опять ударил он старика, и тот упал. А Мирза Махмуд скрылся. Собрался вокруг старика народ, спрашивает его:
— Что случилось?
— Ей-богу, опять меня неизвестный всадник обидел, ― чуть не плачет старик.
Поднял он поднос, накинул на него платок, поставил на голову и отнес сыну везира, который щедро отблагодарил его. Довольный, вернулся старик домой.
