Народное - Курдские сказки, легенды и предания
— Благословенный, возвращайся на родину.
Конь исчез, а Мирза Махмуд пошел по дороге и встретил пастуха. Поздоровался с ним, пастух ответил на его приветствие. Сказал Мирза Махмуд:
— Дружок, зарежь мне самого хилого ягненка или козленка. Мясо возьми себе, а мне дай только требуху. Вот тебе за это золотой.
Зарезал пастух козленка. Взял Мирза Махмуд требуху, обмыл ее и воде, поменялся одеждой с пастухом. Себе он взял только платочек, в котором были завернуты волоски коней. Затем высушил требуху, натянул на голову, обвязал голову платком и стал похож на плешивого.
— Пойду-ка я к зеркару83, ― решил он.
Пришел к зеркару, поздоровался:
— Салам-алейкум, отец!
— Алейкум-салам!
— Не нужен ли тебе гусепас?
— Видит бог, есть у меня несколько гусей, что ж, паси их.
И Мирза Махмуд остался жить у зеркара. А падишах в это время решил женить своих сыновей. Но дочери дэва поставили условие:
— Пока нам не принесут наше приданое, мы замуж не выйдем.
А Мирза Махмуд живет у зеркара, утром пасет гусей, а вечером гонит их обратно.
На сорок первый день старший сын сказал своей невесте:
— Готовься к свадьбе.
— Сначала принеси мне золотую лисицу и золотую гончую на золотом подносе. Принесешь ― выйду за тебя замуж, не принесешь ― не бывать свадьбе.
Подумал старший сын падишаха и решил: кому же сделать такие вещи, как не зеркару. Наполнил суму золотом и пришел к зеркару:
— Салам-алейкум!
— Алейкум-салам, сын падишаха! Присядь, пожалуйста, скажи, что тебя привело ко мне?
— Зеркар, мне нужен золотой поднос.
— С радостью готов услужить тебе.
— Нужна мне и золотая гончая.
— С радостью, ― отвечает зеркар.
— Нужна мне и золотая лисица.
— Я сделаю это с радостью, ― опять отвечает зеркар.
— Но нужно, чтобы лиса бежала по золотому подносу, а за ней гналась гончая.
— Да не разрушит бог дом твой! Я же не святой, как мне их оживить? Сделать-то я сделаю, но оживить их не в моих силах.
— Приказываю тебе сделать их до завтра, не сделаешь ― велю отрубать голову.
Опечалился зеркар, говорит жене:
— Сын падишаха дал такой заказ, который мне не под силу.
Жена запричитала:
— Раб божий, пропала твоя голова!
Наступил вечер, вернулся Мирза Махмуд, видит ― старик в одном углу сидит грустный, старуха ― в другом, а в доме ни хлеба, ни какой другой еды.
— Ради бога, скажите, не больны ли вы?
— Отстань от меня, плешнвец, мне своего горя довольно, а ты еще с расспросами лезешь! ― рассердился зеркар.
— Ах, отец, да не даст тебе бог ни боли, ни хвори, а если и даст какую боль, пусть и лекарство укажет от нее. Скажи мне, что случилось?
Рассказал зеркар о том, что велел ему сделать сын падишаха, и еще больше закручинился.
— Да не разрушит бог дом твой, проще работы и не найти. А где золото? Принеси-ка мне мешок орехов и оставь в мастерской. Завтра все будет готово. Утром придешь и возьмешь.
Купил старик мешок орехов, принес их плешивому, а сам подумал: «Наверное, этот плешивым ― плут. Может, он их и сделает, но как оживит?»
А Мирза Махмуд предупредил зеркара:
— Смотри не заходи ко мне, моя работа связана с волшебством. Если войдешь, шорох меня испугает и я не смогу их оживить.
— Одна надежда на бога и на тебя, сынок, только спаси меня!
Заперся Мирза Махмуд, грызет себе орехи. Оставшиеся орехи вместе с мешком золота он зарыл в землю, затем вытащил из кармана конские волоски, потер их друг о друга, и тут же перед ним появился серый в яблоках конь. Переоделся юноша, сел на коня и оказался на дне колодца. Взял он приданое старшей сестры, и вынес его конь прямо к дому зеркара. Юноша переоделся, положил одежду на седло, поцеловал коня в глаза, погладил его и сказал:
— Благословенный, возвращайся назад, когда понадобишься, позову.
Наступило утро над присутствующими и над ними тоже. Старик со старухой всю ночь подходили к дверям мастерской и шептались:
— Господи, сделал он или не сделал?
Утром Мирза Махмуд отворил двери мастерской и позвал зеркара:
— Все готово, отец, заходи.
Обрадовался старик и собрался было уходить, но Мирза Махмуд задержал его:
— Отец, дай мне своего лошака, и я поеду посмотреть свадьбу.
— Сынок, дети тебя убьют, глаза выколют, ведь ты плешивый, а у меня нет ни седла, ни подпруги.
— Отец, а я стремена и подпругу сплету из соломы. Будь спокоен, дети мне ничего не сделают.
Словом, вывел Мирза Махмуд во двор лошака, из тряпок сделал седло, из соломы ― подпругу, стремена и уздечку, сел на него и, погоняя перед собой гусей, выехал из деревни. Увидели его деревенские дети, забросали камнями и комьями земли.
— Будь проклято молоко ваших матерей! ― только и смог сказать Мирза Махмуд.
Вывел он гусей из деревни, спустился в овраг, вытащил из кармана конские волоски, потер друг о друга, и тут же появился перед ним гнедой конь. Переоделся юноша, сел на коня и поехал ко дворцу падишаха. Смотрит ― старик с подносом на голове идет.
— Салам-алейкум, отец! ― поздоровался юноша.
— Алейкум-салам!
— Отец, что это за поднос ты несешь на голове?
— Сукин ты сын, разве не видишь, что это приданое невесты падишаха? ― рассердился старик.
— Сам ты сукин сын, ― отвечал Мирза Махмуд, ― да будет проклята голова твоего отца, я ведь только спросил.
Ударил он старика, тот упал и выронил поднос с лисицей и гончей. А всадник бесследно исчез.
— Держите его, держите всадника на гнедом коне! ― закричал, опомнившись, старик.
Спросили его люди:
— Бедняга, что случилось?
Рассказал им старик о том, какая беда с ним стряслась. Подняли его люди, водой на него побрызгали, и отправился старик дальше во дворец. Увидел старший сын падишаха поднос, одарил зеркара золотом.
Сын падишаха объявил своему народу о свадьбе. Дафчи забили в даф84, зурначи заиграли на зурне85. Выехали всадники на джрид86, и Мирза Махмуд с ними. Три сестры, которых Мирза Махмуд вызволил из колодца, узнали его, а дочери Черного, Красного и Белого дэвов не признали в нем своего избавителя.
Крикнул Мирза Махмуд:
— Эй-эй, старший царевич, догоняй меня!
Сел старший сын падишаха на коня и поскакал за Мирзой Махмудом, да где ему догнать! А Мирза Махмуд обернулся к брату и крикнул:
— Поворачивай коня, теперь мой черед.
Погнал Мирза Махмуд коня, мигом настиг всадника, концом копья ударил его по затылку, и упал сын падишаха на землю. Но не смертельный удар нанес Мирза Махмуд: пожалел брата.
— Держите всадника на гнедом коне, он убил сына падишаха! ― кричал народ. Да разве за ним угнаться!
Погнал Мирза Махмуд коня, въехал в овраг, переоделся, привязал одежду к седлу, погладил коня, поцеловал в глаза и сказал:
— Благословенный, возвращайся назад, когда понадобишься, позову.
Вечером Мирза Махмуд собрал своих гусей, сел на лошака и вернулся в деревню. Собрались вокруг него дети, опять камнями его забросали, еле-еле добрался он до дома зеркара. Слез с лошака, отвел его в конюшню, загнал гусей. Вошел в дом, видит ― старик в постели лежит.
— Отец, да будет бог милостив, никак ты слег?
— Уйди с глаз, плешивый дурак, ― застонал зеркар. ― Один поздоровался сегодня со мной, точно такой, как ты.
— Отец, я же плешивый, разве и он такой же?
— Да, глаза его очень похожи на твои. Он меня ткнул копьем, я упал и только божьей милостью остался жив.
— Э, ― говорит Мирза Махмуд, ― может, он заблудился на большой дороге? Или ты сказал ему недостойные слова?
— Я назвал его сукиным сыном.
— Ну, коли так, отец зеркар, не он виноват, а ты.
― Что поделаешь, так получилось, ― вздохнул зеркар.
Сыграли свадьбу старшего сына падишаха, наступил срок свадьбы среднего сына. Взял он суму с золотом и тоже пошел к зеркару, так как и средняя сестра потребовала принести ее приданое ― золотую мышку и золотую кошку на золотом подносе. Принес средний сын падишаха суму с золотом, поздоровался, зеркар ответил на приветствие, спросил:
— Скажи, сын падишаха, с добром ли ты пришел?
— Ты должен сделать золотой поднос, золотую кошку и золотую мышку и чтобы кошка бегала за мышкой. Невеста моя увидит их и согласится на свадьбу.
— Добрый молодец, мне ничего не стоит сделать кошку; и мышку, но вот оживить их я не в силах.
— Моему старшему брату ты сделал лисицу и гончую и оживил их. Сделай и мне. Думаешь, я не смогу снести тебе голову? Я это сделаю еще лучше старшего брата. Чтобы завтра к этому же часу все было готово, иначе не сносить тебе головы.
Заплакали зеркар и его жена:
— Боже, да разве нам это под силу?