Автор Неизвестен - Корейские народные сказки (сост. Вадим Пак)
— Покинь храм — и спасешься. Иного выхода нет!
— Как можешь ты так говорить?! — произнес с укором монах. — Да и куда мне идти?
— Ты должен покинуть храм, — стоял на своем Друг.
— Меня призывает Будда, а ты советуешь убежать! — рассердился монах.
— Не сердись, — сказал друг, — но в этой истории есть какая-то тайна, я уверен, кто-то губит людей.
— Да как ты смеешь? — вышел из себя монах.
— Значит, ты не покинешь храм и будешь ждать своей участи?
— Так я решил, — твердо ответил монах.
Понял тут друг, что уговоры бесполезны, и сказал:
— Будь по-твоему, брат, возражать тебе я больше не стану, только выполни одну мою просьбу.
— Говори, что за просьба, — насторожился монах.
— Я знаю, мы больше не встретимся, и хочу подарить тебе напоследок мое одеяние. Не снимай его ни днем ни ночью. Согласен?
— Согласен, — ответил монах.
Друг намазал одеяние какой-то мазью, отдал монаху и говорит:
— Это одеяние — мой последний подарок тебе. Помни же мою просьбу и никогда не снимай его!
— Благодарю за подарок, а просьбу твою я не забуду, — пообещал монах.
Они распрощались, и монах возвратился к себе.
Через несколько лет друг пришел в храм навестить монаха. Но того и след простыл. Напрасно друг обшарил все уголки. Он уже собрался спуститься с горы, как вдруг увидел неподалеку от храма громадный камень, а на камне огромную мертвую тысяченожку. Подошел ближе, видит — у нее в пасти торчит клочок одежды, которую он подарил в свое время монаху. Понял тут друг, что монаха сожрала тысяченожка. И сама издохла от ядовитой мази, которой друг намазал подаренную монаху одежду. Так что не к Будде попадали монахи, а прямехонько в пасть прожорливой твари, поселившейся под большим камнем почти у самого храма.
Перевод Вадима Пака
ВДОВЬЯ КРЕПОСТЬ В УЕЗДЕ СУНЧХАН
В давние времена жила в уезде Сунчхан красавица Синси. Далеко вокруг разнеслась о ней добрая слава. Дни и ночи лила Синси горькие слезы, из дому не выходила, на судьбу свою сетовала. Только свадьбу сыграли, а любимый муж умер. Что ни день приходят сваты умницу да красавицу сватать, ведь была Синси совсем молодая. Только не хотела Синси снова замуж идти, решила верность хранить умершему мужу.
Жил в одной с ней деревне молодой сонби[19] по имени Сольси. Славился на всю округу своей ученостью. Он давно потерял жену, а когда услышал о Синси и ее добродетелях, задумал послать к ней сватов.
Растерялась женщина, а потом ответила сватам, что не собирается замуж. Да так строго!
Не прельстилась Синси ни славой, ни ученостью Сольси.
А Сольси, хоть и знал, что женщина дала обет верности, отказа не ожидал. Он снова отправил сватов, и все повторилось, как и в первый раз. Только Синси была еще тверже, решительней.
Всю жизнь Сольси везло, у него не было неудач, и сейчас он просто не знал, как быть.
«Может, вообще не жениться?» — спрашивал он себя. Но с каждым отказом Синси любовь его к ней становилась сильнее. Сольси попытался найти себе жену в другом месте. От предложений отбоя не было. Но ни одна невеста не шла ни в какое сравнение с Синси. И от этого на душе становилось еще тяжелее. Наконец Сольси дал зарок никогда не вспоминать о красавице вдове. Уйти с головой в науки. Только ничего из этого не вышло. Все напоминало Синси — и распустившийся бутон, и Луна. Подумал тут Сольси, что так и заболеть недолго, и говорит женщине:
— Я надену деревянные башмаки на высоком каблуке, высотой в три чжа[20], и отправлюсь пешком в Сеул, а вы в это время будете возводить стену. Построите ее до моего возвращения — никогда больше не пошлю к вам сватов, а не успеете — придется вам меня выслушать.
Трудный был это уговор, да делать нечего, и Синси согласилась. Выиграет — навсегда избавится от назойливого ученого.
И вот на следующее утро Сольси надел деревянные башмаки и пешком отправился в Сеул. А Синси принялась возводить стену. Нелегко пришлось Сольси, да и Синси тоже. Сольси только и думал о том, как бы вернуться прежде, чем Синси выстроит крепостную стену. А Синси старалась изо всех сил опередить Сольси и навсегда отбить у него охоту свататься к ней.
— Надо непременно успеть, — говорила себе Синси и трудилась с утра до ночи. Наконец она положила последний камень, вздохнула с облегчением и сказала: — Я выиграла! Оно и неудивительно. Даже богатырь не смог бы успеть на таких каблуках.
И вдруг — о ужас! Вдова подняла голову и задрожала от страха. Перед ней стоял Сольси.
— Вы проиграли! — вскричал он и запрыгал от радости.
Синси не могла понять, почему он так говорит. А Сольси показал пальцем на ее платье и объяснил:
— Вы не успели стряхнуть с платья глину, значит, работа не закончена. Вот и выходит, что я победил.
Синси взглянула на свой подол и увидела прилипшие к нему комочки глины. Она так спешила, что забыла отряхнуть платье. Что тут скажешь? Она и в самом деле проиграла. Уговор есть уговор. И, чтобы не нарушить обет верности мужу, Синси бросилась в реку, последовала за мужем.
А высокую каменную стену, которую Синси сложила, люди назвали Вдовьей крепостью.
Она всегда будет напоминать о чистоте и верности женщин.
Перевод Вадима Пака
ЛЕГЕНДА О КОЛОКОЛЕ ЭМИЛЛЭ
Есть в городе Кенджу большой колокол. Называют его колокол Эмиллэ. Вот какую грустную историю нам рассказали о нем.
Было это давно. Король Кендок, тридцать пятый король Силла, задумал отлить большой колокол в память об отце, короле Сондоке. Но столько понадобилось времени на отливку, что Кендоку пришлось завещать довести до конца это дело своему сыну Хегону. Полный решимости выполнить последнюю волю отца, Хегон издал указ о сборе меди на колокол. За это взялись буддийские монахи. Они ходили из дома в дом и в короткий срок собрали целую гору меди — простые люди с почтением относились к ученикам Будды и охотно давали сколько могли. И вот отлили наконец огромный колокол и по приказу короля водрузили на крышу монастыря Пондокса. Но странное дело: колокол не звонил, сколько в него ни ударяли, лишь издавал слабый треск.
Опечалился король: не дурной ли это знак? Встревожился настоятель монастыря — может быть, он согрешил, оттого и не звонит колокол?
Но вот однажды настоятелю приснился удивительный сон. Явился к нему старец, белый как лунь, и спрашивает:
— Узнаешь меня?
— Нет, впервые вижу.
— Я дух колокола. Знаешь, почему колокол не звонит?
— Откуда мне, ничтожному, знать?
— Тогда слушай. Одна женщина, когда монах к ней пришел за медью, сказала ему: «Нечего мне вам дать, разве что этого младенца», — женщина держала на руках девочку. Женщина, разумеется, пошутила, но что сказано, то сказано: ребенка надо было взять. А монах не взял. Значит, вы обманули Будду. Вот отчего не звонит колокол. Надобно разбить его, расплавить, бросить туда ребенка, а потом снова отлить. Лишь тогда по-настоящему зазвонит-зарыдает колокол. И чем быстрее вы это сделаете, тем лучше.
Монах не мешкая рассказал свой сон королю. Тот разгневался на нечестивую женщину и приказал отнять у нее ребенка. На следующий день к женщине явился монах с королевским указом и говорит:
— Помнишь, я приходил к тебе за медью для колокола?
— Да, помню.
— А помнишь, что ты тогда сказала?
— Сказала, что у нас нет ничего такого, что могло бы пригодиться для колокола.
— А еще что?
— Да ничего особенного.
— Ты сказала, что ничего не можешь дать, разве что своего ребенка.
— Да ты рехнулся, старик, ведь я пошутила! — возмутилась женщина.
— С Буддой не шутят, так что отдай ребенка, которого обещала, — стоял на своем монах.
— С Буддой, конечно, не шутят, но и напраслину возводить нечего! крикнула женщина.
— Ты должна сдержать обещание, — твердил монах.
— Вон отсюда, изверг! — вопила женщина, всячески понося монаха. Но тот силой отнял ребенка. Колокол разбили, расплавили, в расплавленный металл бросили девочку и отлили новый колокол, такой же большой, как и прежний. И зазвенел протяжно колокол, заплакал, застонал. И в каждом стоне слышалось «эми-ллэ», «эми-ллэ»[21].
Это укоряла свою мать девочка за то, что та ее сгубила.
Вот почему и стали называть этот колокол Эмиллэ.
Перевод Вадима Пака
КРОВАВЫЕ СЛЕЗЫ БОГАТЫРЯ
В двадцати ли на северо-запад от Пхеньяна есть местечко Пусанхен. И стоит в том местечке огромный каменный Будда. Прозвали его люди каменным богатырем.
И вот весной, в год Имдина[22], закапали вдруг у богатыря кровавые слезы. Плачет богатырь день, плачет ночь, целых семь дней плакал. Испугались тут все, помнят, как старики говорили: заплакал богатырь — жди беды.