Фазил Юлдаш - Алпамыш
Услыхав эти слова пастушонка, Алпамыш, прикинувшийся ничего незнающим, так сказал:
— Если действительно умер Алпамыш, — его не оживить. А что Ултантаз у вас беком стал, что страна им угнетена, — это вина ваша.
Пастушонок на это так ответил:
— Правду тебе сказать, — отец мой, Култай-раб, с Алпамышем был в большой дружбе. Алпамыш Култая очень любил. Кто не знал, что отец мой — раб Алпамыша, тот считал, что Алпамыш сыном ему приходится, так сердечны были они друг с другом. Такой человек, смотри, в калмыцкой стране погиб, а здесь Ултан-негодяй власть захватил! Не отправит на работу без того, чтоб не избить! Живем под гнетом насильника, очень обиженные, страдаем, ненавидим его…
Сказал Алпамыш: — Молись, — хозяин твой еще вернется! — И поехал дальше. Ехал он краем озера, — видит: белые, зеленые, голубые шатры стоят. Пастухи-рабы находились в них. Кто из них сидел, ноги поджав, кто — полулежа, кто — и совсем растянувшись валялся.
Подумал Алпамыш: «Давай-ка я и этих задену».
Подъехал он к ним, а они, путника увидав, беком его не признав, ног не подобрав, продолжали валяться.
Обратился к ним Алпамыш:
— Хорошо у вас расставлены шатры.Э, батыры, вы, как вижу я, храбры.Ноги подобрав, не будете ль добрыПутнику хоть чашку кумыса подать?Выпью — и отправлюсь дальше степь топтать.Много гор пройдя, немудрено устать, —Чашку кумыса я вас прошу подать!
Пастухи, с места не вставая, так ему ответили:
— С нами говоря, над нами не глумись.Хочешь кумыса, — к тому шатру спустись.Только если наш отведаешь кумыс,В собственных словах, смотри, не заблудись.Меру животу коль знаешь своему,Время не теряй — спустись к шатру тому, —Нашим кумысом, проезжий, — насладись…
Хоть и огорчился сердцем Алпамыш,На слова рабов он улыбнулся лишь,Привязав коня, спустился пеший вниз.Видит он кумыса полные сабы.Взял одну — единым духом осушил,Но одной — едва лишь горло освежил.Сколько было, столько он опустошил —Все до капли выпив, жажду заглушил,Сел на Байчибара — дальше заспешил…Захотели пить и пастухи-рабы.В тот шатер приходят — пусты все сабы.Смотрят и не верят: «Что за чудеса!Кто же может выпить столько кумыса?Для него саба — что для других каса!Кто же он такой, откуда он взялся?Бедствие на нас наслали небеса!Кумыса ни капли ни в одной сабе!Как же было нам вообразить себе,Чтоб людской породы существо моглоСтолько влить в себя и чтоб живым ушло! —Брюхо кумысом ему бы разнесло!..»
А меж тем — от них все дальше был Хаким.Едет по летовкам тучным он своим, —Озеро в степи раскинулось пред ним.Замечает он у вод лежащий скот,Собственный, ему принадлежащий скот.Встречным Хакимбек вопросы задает:«Как зовется край? Какой народ живет?Кто хозяин этих пастбищ, этих вод?Чей такой обильный тут пасется скот?»Ни одна душа его не узнает.Думают: «Приезжий, человек чудной,Может быть, имеет замысел дурной,Может быть, подослан вражеской страной?Лучше бы от нас держался стороной!»Этот с опасеньем смотрит, а инойГрубо повернется к путнику спиной,Третий — за булат берется поясной…Едет Алпамыш вдоль озера Бабир,По своим владеньям, по земле роднойЕдет он, никем не узнанный батыр,Говоря: «Какой несправедливый мир!»Грустно покидая озеро Бабир,Смотрит на верблюдов, думою томимО своей сестре, о Калдыргач-аим.Ничего о ней не ведает Хаким.Будет иль не будет в жизни встреча им?
Верблюды, которых пасла Калдыргач, лежали себе на приозерной траве. Среди верблюдов, что в долю Алпамыша входили, был один старый нар черной масти. Алпамыша и он погибшим считал и, горюя по хозяину своему, в течение семи лет пролежал, не вставая с земли. Возвращение бека своего почуяв, заревел он вдруг во всю свою былую мощь, вскочил на ноги — на дорогу вышел.
На Калдыргач-аим, пасшей верблюдов, одежды приличной не было, в лохмотья одета она была, голое тело сквозь дыры виднелось. Побежала она за верблюдом, покрикивая:
— Стой!.. Земля уже вошла мне в пятки!.. Стой!..Где он, брат мой милый, где хозяин твой?Серебром сверкает ястреб молодой,Золотой нагрудник, ворот золотой.Все же не совсем ты бесхозяйный нар:Был бы жив-здоров растущий сиротойБедный мой племянник, брата сын —Ядгар, — Будет он твоим хозяином… Стой! Стой!Солнце мне мозги насквозь уж пропекло!От судьбы за что терплю такое зло?Ултантаз меня унизил тяжело.Стой!.. Земля уже вошла мне в пятки!.. Стой!..Муки неба грудь мою терзают… Ой,Уши и в степи имеет Ултанхан, —Кто-нибудь услышит стон печальный мой,Обернуться может худшею бедой!..Стой! Тебе кричу, хакимово добро,Брата моего любимого добро!Рушился Конграта царственный чинар!Стой! Куда спешишь, упрямый черный нар?Пролежал семь лет, беспомощен и стар,А теперь бежишь резвее, чем архар!..
«Стой!» крича верблюду, Калдыргач-аимПлачет, а сама едва бредет за ним.Видит — одинокий всадник на пути.Калдыргач боится близко подойти:Человек проезжий, человек чужой, —Девушке обиду может нанести.Думает: «Укрыться б лучше от него!» —Спряталась в чангал колючий от него…Подъезжает ближе Хакимбек-шункар, —Стал пред Алпамышем старый черный нар,Голову задрав, почтительно ревет.Своего верблюда витязь узнает, —Думает: «Мой старый черный нар живет!Как-то без меня живет родной народ?»Вздох печальный сердце Алпамыша рвет.А вокруг него верблюд семь раз подрядБодро пробегает — и глаза горят.Посмотрел Хаким, — подумал про себя:«Хоть и бессловесны твари, а гляди —И они любовь к хозяевам хранят!»Сердце у него расстроилось в груди.— Ну, мой нар, прощай, — теперь назад иди.Будь здоров и жив, меня в Конграте жди. —И назад побрел уныло черный нар,И к сестре подъехал Хакимбек-шункар.Он сказал: — Родное племя, мой народ!Чем ты стал за это время, мой народ!Ты снесешь ли горя бремя, мой народ?.. —И сестре своей вопрос он задает:— К слову моему внимательною будь, —На меня прошу я, девушка, взглянуть:Этот витязь-путник схож ли с кем-нибудь?Хочется мне, прежде чем продолжу путь,Черному верблюду голову свернуть.Вижу — в нем твоей растерянности суть.Если же владелец требовать бы сталЗа верблюда кун, я деньги б отсчитал!.. —А сестра его, что скрылась под чангал,Говорит: — Меня ты, путник, напугал, —Лучше бы загадок мне не задавал.Если ты верблюда черного убьешь,То и в грудь мою вонзишь ты острый нож.Черного верблюда, путник, пожалей, —Слез моих и крови даром не пролей:Чуть о том прослышит Ултанхан-злодей,Голову мою тотчас отрубит он,Сделает меня добычею ворон,Станет мой народ жесточе угнетен!..
Услыхав слова Калдыргач, сестры своей, Алпамыш, не открывая себя, сказал ей в ответ такое слово:
— Ты какого ока доброго зрачок?Чистых уст каких — правдивый язычок?Что забилась ты, бедняжка, под чангал?В племени конгратском чей ты есть росток?Солнечной весной в саду не вянет цвет.От достатка кто в такую рвань одет?Как тюрёю стать Ултан-паршивец мог?Или у тебя опоры в близких нет?..
Сестра Алпамыша, Калдыргач, такое слово ему сказала:
— Тот, в чьем оке я была зрачком, — далек,Чьим устам служила языком, — далек.Если поняла я темный твой намек,О беде, о нашей как узнать ты мог?Но, коль скоро сам ты правду разузнал,Так и быть — я тайны отомкну замок:Племенем своим конгратским я горжусь.Дома своего я тоже не стыжусь, —Шаху Байбури я дочкой прихожусь.За верблюжьим стадом по степи кружусь, —Разве в кармазу и шелк я наряжусь?Знала ль я, какая ждет меня судьба?Алпамыша-брата жду я, не дождусь.В странствие пустился он в далекий край.Подвигов, бывало, много совершал;Может быть, с врагами в стычке оплошал, —Слух дошел, что умер он в стране чужой;Слух еще дошел, — он якобы живой;Только от него пока от самогоНе было известья нам ни одного.Думаем, что он погиб, скорей всего.Если б жив-здоров он был и не погиб,Неужель враги пленить его могли б?Тысячу врагов один он устрашал!Если б даже в битве он и оплошалИ попал в зиндан, — давно бы убежал.Будь он жив, узнал бы и в чужом краю,Что у нас Ултан в Конграте ханом стал.Он бы нас своей опоры не лишал!Он бы убежал и прискакал давно!Видимо, прибыть ему не суждено,Видимо, с бедою горе заодно,Видимо, погиб он, брат мой, Алпамыш!Ты мои услышь печальные слова:Пес-Ултан дерзнул ступать по следу льва.Брата моего красавица-жена(Может быть — жена, скорей всего — вдова),И она Ултану подлому нужна:Свадьбу негодяй сыграть намерен с ней!Только у Барчин-сулу, сестры моей,Не сумел согласьем заручиться он.Плачет Ай-Барчин, осенних туч мрачней,И не ест, не пьет, не спит уж сколько дней!Ходят ежедневно, ей дары даря,От Ултана сваты — речи тратят зря:Дорогих его подарков не беря,Не дает Барчин согласья, говоря:«Жив мой Хакимбек, мой дорогой тюря!»Верит, что вернется муж ее, мой брат…
Алпамыш, обращаясь к сестре своей Калдыргач, такое слово сказал:
