Л. Переверзев - Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи
Одного из них звали Самогонщик Кулиген, другого Крокодил Макнатт, а третьего просто Кислая Рожа. У третьего и впрямь была самая кислая и вытянутая физиономия во всей Флориде. Но даже эта кличка не могла передать всю угрюмость и мрачность его характера. Он никогда не смеялся, даже не улыбнулся ни разу, как родился. И все ночи напролет мечтал лишь об одном: как засадить кого‑нибудь в сырую темницу.
Остальные двое были люди обыкновенные, они старались из патриотического долга, ну и чтобы заработать, конечно.
Кислая Рожа имел зуб на папашу Меншена и побожился, что если засадит его за решетку, то уж не выпустит до судного дня, так сказать, до конца света. Когда эти трое поймали незадачливого преступника, Кислая Рожа так ему все прямо и выложил, чтоб уж сомнений у того никаких не осталось.
Идя по дороге с тремя шерифами, папаша Меншен глубоко задумался, понимая, что на этот раз, как ни крути, он попался. Он чесал в затылке, пока голова не заболела от всяких мыслей. Потом обратился к шерифу:
— Господин начальник Кислая Рожа, — сказал он. — Вообще‑то я не пойму, почему вы так сердиты на меня. Конечно, можете сажать меня в тюрьму и держать там до судного дня. Мне‑то что! Поступайте как знаете. Но я должен вам кое‑что сказать. Вы потому всем недовольны, что у вас самое недовольное лицо, какое я только видел. Такое лицо, на каком словно написано: «Я сроду не знало ни одной счастливой минуты». Вот это‑то и портит вам характер, шериф. А если б вам хоть разочек рассмеяться от души, все ваше недовольство вмиг бы испарилось, ручаюсь вам. Как пить дать!
Давайте договоримся! Если я рассмешу вас, ну хоть вызову на вашем лице улыбку, на этот раз вы отпустите меня, а я пообещаю никогда впредь не совершать никаких незаконных проступков. Если же мне не удастся, держите меня под замком в клетке до скончания моих дней. Мне не жаль рискнуть и провести остаток моих дней в сырой темнице, лишь бы разок рассмешить вас.
Господа шерифы Самогонщик Кулиген и Крокодил Макнатт с радостью ухватились за такое предложение. Однако Кислая Рожа долго размышлял, прежде чем согласиться. Смех был так же в дружбе с ним, как цыпленок с лисой, когда между ними еще и собака. Но не так‑то легко отбить охоту, если флоридцам что втемяшится в голову, и оба шерифа насели на Кислую Рожу. Они попытались убедить его, что добрый смех дороже флоридского солнца. Наконец тот уступил.
Папаша Меншен воспрял духом, однако, как на грех, не мог в тот момент придумать ничего смешного. И он опять заскреб в затылке, только уже в другом месте. На! — конец он сказал:
— Что‑то ничего смешного у меня не придумывается. Изюминки я не нашел, однако попытка не пытка! Так вот, когда господь бог задумал сотворить людей, он решил слепить их из глины, ну как из теста лепят хлеб.
Он замесил побольше глины, потому как хотел налепить людей много–много, точно песчинок на дне морском. Налепил всяких разных, но, когда приготовился сунуть их в печь, печь‑то оказалась мала, и он решил печь их не всех сразу, а по очереди.
Он отправил первую партию в печь и вскорости вынул их. Но вы же сами знаете, первый блин всегда комом.
Так и у него они вышли бледными, недопеченными, какими‑то желтыми. И он сказал: «Пусть это будут желтолицые китайцы».
Потом он приготовил вторую партию и тоже сунул ее в печь. На этот раз он решил выждать как следует. Когда же он вынул ее, эта партия оказалась пережаренная, с корочкой, почерневшая. И он сказал: «Пусть эти черные будут африканцы». Нашему господу они пришлись очень по вкусу, и он долго жевал их: «Чав, чав, чав, чав, чав, чав, чав…»
Папаша Меншен продолжал чав–чав–чав–кать, пока всем троим шерифам не надоело это и Крокодил Макнатт не вскричал:
-— Ради всего святого, перестань чавкать и переходи к следующей партии! А что было с ними?
— С ними‑то? — не спеша продолжал папаша Меншен. — Эта партия так долго ждала, что прокисла, и он так и оставил ее сырой, не стал печь. Из нее‑то и вышли шерифы с кислыми рожами.
Самогонщик Кулиген и Крокодил Макнатт так и покатились со смеху, услышав эту историю, а иод конец загоготал и Кислая Рожа.
Они, конечно, отпустили папашу Меншена на свободу, как обещали, и с того дня ни один шериф во всем штате Флорида не имел права арестовать его.
МАЙК ХУТЕР И МУДРЫЙ МИССИСИПСКИЙ МЕДВЕДЬ
Спросите у любого жителя штата Миссисипи про медведей, и вы услышите уйму историй про Майка Хутера.
Майк Хутер был великий охотник. Своей славой он мог сравниться разве что с самим Дэви Крокетом. Его справедливо можно считать народным героем штата Миссисипи, столько легенд создано о нем, о его семье и его дочке.
Жаль, мало места, а то бы мы все их пересказали. Но вот вам самая любимая охотничья история, какую рассказывают о нем.
Медведь медведю рознь — бывают медведи умные, а бывают глупые. Жители Миссисипи утверждают, что в их штате самые мудрые медведи из всех, какие водятся в Америке.
Так говорил сам Майк Хутер, а уж он‑то знал медведей лучше всех в своем южном штате.
Майка считают не только великим охотником, но й самым громкоголосым человеком на свете. Некоторые его так и звали — Майк Громкоголосый, потому что он мог перекричать десять водопадов сразу, когда ему случалось поспорить насчет того, умны или нет миссисипские медведи. Только попробуйте усомниться в этом, он тут же вам расскажет про Айка Хэмберлина и его знаменитую охоту в тростниковых зарослях.
Однажды Майк Хутер и Айк Хэмберлин разговорились о медвежьей охоте и условились как‑нибудь вместе поразвлечься ею. Однако Айк ужасно завидовал Майку и решил потихоньку опередить своего друга и раньше его выйти на охоту.
Поднялся он ни свет ни заря и вывел своих собак. Майка они ждать не стали.
Но Майк, не будь дурак, учуял что‑то и тоже поднялся на рассвете, подхватил двуствольное ружье и пошел вслед за Айком. Собак на этот раз он оставил дома.
Вскоре он увидел Айка и продолжал идти следом на некотором от него расстоянии.
Айк углубился в тростниковые заросли, и вдруг его собаки громко зарычали и залаяли. Шерсть у них на спине встала дыбом, словно у диких котов, приготовившихся к схватке. В ответ послышалось грозное хриплое не то рычание, не то урчание.
— Фас, взять его! — скомандовал собакам Айк.
Но собаки не сдвинулись с места. Они бегали вокруг Айка, поджав хвосты, повизгивая и скуля, словно были напуганы до смерти.
— Искать! Искать! — закричал Айк собакам, но те и ухом не вели, словно оглохли.
А Майк стоял в отдалении и смотрел, что дальше будет.
Айка схватило дикое бешенство, но он сдержался и продолжал уговаривать собак поднять медведя, который укрылся где‑то поблизости. Собаки вели себя очень странно и неестественно. Майк, наблюдавший всю эту картину, даже посочувствовал Айку.
Все шло будто как надо. Был и охотник, и медведь, и охотничьи собаки. Но вместо того, чтобы исполнить свой долг, как положено хорошо обученным охотничьим собакам, и поднять из тростника засевшего там медведя, они жалобно скулили, поджав хвосты. Ни на что это было не похоже. Словно их кто приворожил. Айк готов был убить их.
— У–у, негодные твари, я научу вас уму–разуму! — кричал он.
Он снял с плеча ружье, прислонил его к дереву и побежал к ручью. Там он набрал камней и стал швырять их в собак.
А пока Айк Хэмберлин увлекся камнями, собирая их и швыряя в истошно воющих собак, в зарослях тростника раздался оглушительный шум и треск. Все крушилось, ломалось, грохотало, словно налетел ураган, и наконец оттуда вышел огромный–преогромный медведь. Ни Айк, ни Майк такого гиганта в жизни не видели!
Этот могучий великан вышел на задних лапах. А потом знаете что он сделал? Подошел к дереву, к которому Айк прислонил ружье, взял его передними лапами, заглянул в дуло, да как дунет! И выдул весь порох.
Однако все это время Айк Хэмберлин стоял спиной к медведю и ничего не видел. Ему просто надоело швырять камнями в своих трусливых собак, и он решил, что пора взяться за ружье. Но, повернувшись и увидев свое ружье в лапах у медведя, он так и замер на месте. Волосы у него на голове стали дыбом, челюсть отвисла, глаза вылезли из орбит. Даже Майк онемел, увидев такое.
Медведь поглядел на Айка с медвежьей усмешкой, даже равнодушно как‑то, потом поставил ружье на место, прислонил его к дереву, повернулся и побежал вперевалочку.
Айк кинулся к ружью, схватил его, прицелился в медведя и спустил курок…
Молчок! Его старое, верное ружье не сработало. Зато откуда‑то издалека в это молчание ворвался смех. Майк все видел, что проделал медведь, и теперь покатывался со смеху. Медведь обернулся и глянул на Айка. Его рот расплылся в улыбке — медведь тоже смеялся. А переднюю лапу он поднес к своему носу — показал бедному Айку нос, пока тот все щелкал и щелкал затвором.
