Л. Переверзев - Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи
Пересказы Н. Шерешевской
СТАРУХА И ДЬЯВОЛ
Жил–был старый фермер на склоне горы,должно быть, живет и до этой поры.
Однажды сам дьявол явился к нему:«Кого‑нибудь с фермы с собой я возьму».
«Ты старшего сына, прошу, не бери,работает он от зари до зари».
«Тогда заберу я старуху твою».«Ну что ж тут поделать? Бери, отдаю».
Взял дьявол старуху и был очень рад,и с нею потопал прямехонько в ад.
Пройдя только милю, он плюнул со зла:«Ух, дьявол, старуха! Как ты тяжела!»
Добравшись до ада, был дьявол без сили жарить ее чертенят попросил.
Она же сказала: «Вот это — ваш ад?» —и стала ногами пинать чертенят.
Визжат чертенята: «Папаша, спаси!Скорей эту ведьму от нас унеси!»
Едва зарумянился утром восток,уж дьявол старуху обратно волок.
«Эй, фермер! Бери ее снова в свой дом:она нам весь ад повернула вверх дном.
Хоть пробыл я всю свою жизнь сатаной,но ад я узнал лишь с твоею женой!»
Перевод С. Болотина и Т. Сикорской
ОЛЕАНА
Жить хочу я в Олеане,Жить хочу в краю благом,А в Норвегии к чему мнеНадрываться под ярмом?
Оле–Олеана,Оле–Олеана,Оле–Оле–Оле–ОлеОле–Олеана.
В Олеане землю каждыйПолучает задарма,Сами здесь хлеба родятся,Сами лягут в закрома.
Скачут жареные свинкиС вилкой и ножом в спинеИ любого умоляютЧесть воздать их ветчине.
Молоко в подойник самиЛьют коровы каждый миг,И потомство неустанноПроизводит дюжий бык.
Солнце днем и ночью светит,И бывает ночь темна,Лишь когда взойти попроситРазрешения луна.
Тут за пьянство платят деньги,Всех богатством превзойдетТот из нас, кто всех ленивей,Дрыхнет днем, а ночью пьет.
Если хочешь быть счастливым,Поселись в краю благом:В Олеане каждый нищийЗа год станет королем.
Оле–Олеана,Оле–Олеана,Оле–Оле–Оле–ОлеОле–Олеана.
Перевод В. Рогова
ПЕКОС БИЛЛ
Каждый и всякий в стране скотоводов скажет вам, кто такой Пекос Билл. Он был самый дикий на Диком Западе. И не кто‑нибудь, а именно он изобрел лассо. Он вырос среди койотов и знать не знал, пока ему не стукнуло десять лет, что он не койот, а человек.
А случилось все так. У отца его было большое ранчо на Ред–Ривер, то есть на Красной Речке, в восточном Техасе. Жилось ему там прекрасно, пока по соседству, в двух днях езды от него, не появилось еще одно ранчо. (В Америке так называют скотоводческую ферму — ранчо.) И отцу Пекоса Билла показалось, что жить стало тесновато. А потому он посадил на повозку двадцать семь своих детишек, включая Билла, который только совсем недавно родился, и двинул дальше, на Запад.
Дороги в то время были плохие, все в колдобинах и ухабах, и повозку трясло и качало. На одном повороте, как раз у реки Пекос, ее так подбросило, что малютка Билл скатился на землю.
Но лишь только через две недели и одиннадцать дней родители пересчитали снова своих детей. На этот раз их сказалось всего двадцать шесть. Однако сами согласитесь, ехать назад, чтобы искать Билла, было уже поздновато.
К счастью, с Биллом обошлось все благополучно. Он пристал к стае койотов и выучился их языку. А в ответ научил койотов выть. В те далекие времена в Техасе была такая жизнь, что выть умел каждый, так что Биллу ничего не стоило постичь эту науку еще до того, как он упал с повозки.
Билл так и не отставал от койотов, пока ему не исполнилось десять лет. И вот в один прекрасный день, рыская то кустам, он повстречался с ковбоем. Ковбой увидел совсем голого мальчишку и очень удивился.
— А где же твоя ковбойская шляпа? — спросил он Билла. — Ковбой без шляпы не человек.
— А я не человек, — сказал Билл, — я койот. Видишь, у меня блохи?
— У каждого ковбоя есть блохи, — ответил ковбой. — Никакой ты не койот, ты человек! Хочешь, докажу? Если бы ты был койотом, у тебя рос бы хвост. А где у тебя хвост?
И Билл понял, что никакой он не койот. И он очень сконфузился, что разгуливает по прерии без ковбойской шляпы. Он ушел от койотов и прибился к ковбоям. Ему достали роскошную ковбойскую шляпу с десятью галунами. Потом из трех техасских шкур сшили настоящие ковбойские штаны, или техасы, как их еще называют. Не хватало только коня. Большого коня. Я забыл вам сказать, что Билл рос очень быстро, и, когда он садился на обыкновенного коня, каких было полно на каждом ранчо, ноги его волочились по земле.
Ничего, Билл и тут нашелся. Не зря он провел детство среди койотов. Он отправился в горы, чтобы поймать там медведя–гризли, самого большого, какие водились в тех местах. Он решил гонять его до тех пор, пока гризли не выдохнется, и тогда он приведет его на ранчо как ручного.
Все так и вышло. Билл вскочил на гризли верхом, обхватил ногами его бока, зажав словно в ножницы, обнял крепко за шею и дал шпоры. Медведь так и взвился. Он скакал, и брыкался, и подбрасывал Билла, выгибая спину, доставая на дыбы, пытаясь его свалить, сбросить, растоптать, добить, вымотать. Вверх–вниз, туда и обратно, вприскочку, в галоп, медведь кружился на месте, выделывал мертвые петли и наконец сдался.
Пекос Билл сроду не получал такого удовольствия. Вот тогда‑то, въезжая на ранчо верхом на укрощенном гризли, он и поделился с ковбоями своим великим открытием: как объезжать дичков, будь то медведи или дикие мустанги.
Ковбои, конечно, оценили его открытие. Но Пекосу Биллу пришлось еще долго повозиться, прежде чем превратить всех дичков в объезженных лошадей.
В конце концов Билл просто выдохся и предоставил диким мустангам самим учить друг друга. Но тогда ему стало вдруг скучно, и он почувствовал себя таким брошенным и никому не нужным. Правда, ненадолго. Лошади — это еще не все в жизни ковбоя. В Техасе было полным–полно и другой скотины. И Билл, подумав, решил, что она тоже заслуживает его внимания. Конечно, он был не дурак и прекрасно понимал, что характер и привычки длиннорогих техасских коров изменить нельзя. Они были слишком не способны к учению. А вот над внешним видом их он поработал.
Билл придумал тавро — клеймо. Каждую корову Билл метил своим клеймом. В этом деле он оказался просто художник. Какие изящные и дивные картинки он рисовал раскаленным железом на боку у каждой длиннорогой техаски, которую встречал!
Когда Билл жил на ранчо и приходило время клеймить скот или охотиться на медведя и на бизона, для него пригоняли не меньше трех фургонов со съестными припасами. Три повара днем и ночью трудились на него, иначе он бы умер с голоду.
Уже в те времена в Техасе было много скверных людей и отчаянных головорезов. За ними Билл тоже охотился. Стрелок он был меткий. Бил без промаха, так что пришлось ему сделать свое личное кладбище для тех бандитов, по которым он не промахнулся. Мало того, он даже открыл добычу мрамора, чтобы ставить им намогильные памятники.
Примерно в то время он и придумал свое знаменитое лассо. У всех ковбоев был особый кнут, которым они напоминали лошадям, что не следует забывать те уроки, каким их научили. Однажды Билл ехал верхом на своем медведе, и по дороге им попалась гремучая змея. Она свилась такой замысловатой петлей, что Билл глаз от нее не мог отвести. Тут ему и стукнуло в голову: а нельзя ли будет повторить такую же петлю для дела?
Как‑то Билл ставил тавро на одного слишком буйного бычка, который никак не хотел вести себя смирно. Еще немного, и не Билл, а бык готов был пропечатать на его боку тавро своими длинными рогами.
— Послушай, — сказал Билл своей приятельнице гремучей змее, — помоги мне поставить на место эту непослушную скотину.
Гремучая змея охотно согласилась. Она свернулась кольцом и ухватила себя зубами в середине спины. Получилась большая мертвая петля. Билл сразу смекнул, что, если он возьмет змею за хвост и набросит петлю на быка, он наконец заставит тупую скотину стоять смирно. Так он й сделал, и все получилось очень удачно. Только одно огорчило Билла: гремучая змея сама себя убила, потому что зубы‑то у нее были ядовитые.
