Л. Переверзев - Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи
— Я могу и вам стирать рубашки, масса Хад, пока вы сидите тут в тюрьме, если, конечно, хотите.
— Хочу, и очень даже, голубушка, — сказал генерал. — И с удовольствием заплачу тебе за это.
— Пока не получите разрешения от генерала Брауна, это воспрещается, — вмешался стражник.
— Ну, разрешение получить нетрудно, не труднее, чем белке разгрызть орех, — улыбаясь, сказала Кэйт.
Через несколько дней она принесла генералу Брауну его рубашки с оборками и рюшами, которые отгладила с особым тщанием. Он был очень доволен и похвалил ее за прекрасную работу.
Лицо матушки Кэйт так и светилось гордостью. Она поблагодарила и сказала:
— Генерал, тот узник, которого вы держите в тюрьме и собираетесь скоро казнить, просил меня и ему постирать рубашки. Вы не возражаете? Он говорит, что заплатит. А руки у меня загребущие, и, если вложить в них побольше пенни, получатся золотые гинеи.
Генерал Браун рассмеялся шутке и заметил:
— Ну что ж, он в надежных руках, и, думаю, долго носить рубашки ему не придется. Можешь постирать для него, если хочешь. Пусть отправится в последний путь в чистой рубашке.
С того дня матушка стала часто видеться с генералом Хадом, и, когда они остались вдвоем, она рассказала ему про свой план. Он только покачал головой, считая, что все это неосуществимо. Однако матушка Кэйт не сомневалась в удаче, а поскольку для генерала это была единственная возможность спасти жизнь, он согласился. Как говорится, утопающий хватается и за соломинку.
Вскоре после этого смелая заговорщица узнала, что генерала Хада собираются расстрелять через несколько дней.
Она тут же кинулась в тюрьму.
— Вы слышали колокольный звон, генерал? — спросила она его. — Это в церкви поблизости, — А потом ше–потом добавила: — Завтра, когда я принесу вам рубашки, будьте готовы.
На другой день матушка Кэйт пришла в форт уже к вечеру. Она раздала британским офицерам выглаженное белье, забрала то, что надо было стирать, и по дороге заглянула в тюрьму, чтобы отдать генералу Хаду и его вещи.
Уже стемнело, и в камере они оказались вдвоем. Кэйт вытряхнула из корзины все грязное белье и, поставив ее на пол, сказала:
— Скорей, масса Хад, ложитесь в корзину и свернитесь клубком, точно щенок!
— Ну что ты! Тебе не донести. Я тяжелый.
— Какой вы тяжелый? Для мужчины вы некрупный, только ум у вас большой. Ну а я женщина крупная, и голова у меня сильная. Быстрей залезайте в корзину.
Она была права. Генерал Хад прекрасно уместился в корзине и свернулся клубком. Матушка Кэйт набросала сверху грязное белье, обеими руками подняла с полу корзину и поставила себе на голову. Придерживая корзину снизу за край, она не спеша вышла из камеры, как делала уже не раз.
В дверях стоял стражник.
— Ох и тяжелая у меня сегодня корзина, — пожаловалась она молодому солдату.
— С тех пор как ты стала сюда ходить, наши офицеры готовы хоть каждый день менять рубашки, — посочувствовал ей солдат.
— Чем больше, тем лучше, лишь бы платили! — сказала матушка Кэйт. — Я уж подумываю, не поднять ли мне цену.
— Только не для нас, бедных солдат.
— Да что мне с вас брать‑то? Нет уж, с офицеров мне идет урожай золотыми, а с вас — жалкими медяками. Ими не разживешься.
Солдату понравился ее ответ, и он свободно выпустил ее из тюрьмы и проводил за ворота, как делал это каждый день.
Сначала она шла спокойно, не торопясь, но как только форт за ее спиной скрылся за деревьями и часовые ей были больше не страшны, матушка Кэйт опустила корзину на землю, и генерал вылез из нее. Было уже совсем темно.
— Спрячьтесь за деревьями, мой господин, и подо–ждите меня здесь. Я велела прислать из ваших конюшен Серебряную Подкову. Сама я прискакала сюда на Ласточке. На таких прекрасных лошадях нас никто не нагонит. Я сейчас схожу за ними.
Она скрылась в темноте, и не успел генерал и глазом моргнуть, как она вернулась с конями. Генерал Хад вскочил верхом на Серебряную Подкову, а матушка Кэйт на Ласточку. Кони словно понимали всю серьезность дела. Они взвились точно молнии и вмиг долетели до плантации. Там в честь генерала Хада и матушки Кэйт был устроен настоящий пир.
ЛЕДИ ГОБСОН
Война продолжалась. И генерал Хад снова был в самой гуще событий. Он вел своих солдат в бой, не ведая ни страха, ни сомнений. Но пули не знают пощады, и в одном трудном бою он был дважды ранен.
В Северную Каролину прибыл генерал Грин, и теперь он вел американских солдат. Генерал Хад чувствовал себя вдвойне несчастным оттого, что ему приходилось отсиживаться дома и из‑за ранения бездействовать.
Однажды на плантацию Хада явился солдат. Он шел от генерала Элиджа Кларка из штата Джорджия с донесениями к генералу Грину. Как на грех, на плантации Хада не было ни души. А сам генерал Хад еще не мог двигаться. Он был просто в отчаянии. Ни одного мужчины не осталось в его владениях, все ушли на войну.
Плантация Хада соседствовала с плантацией Гобсонов. Ею занималась сама госпожа Гобсон, на Юге для женщин это было дело обычное. Эгнес Гобсон была славной женщиной, сильной и отважной. Она прекрасно знала толк в лошадях и очень любила животных.
Когда она узнала, какие трудности у генерала Хада, она тут же пришла к нему и предложила отнести депеши.
— Только для этого мне потребуется Ласточка, — сказала она.
— Нет, нет, госпожа Гобсон, — сказал генерал Хад, — путь долгий и очень опасный. Даже дюжий мужчина может не выдержать.
— Я ничего не боюсь, — сказала госпожа Гобсон, — и могу не слезать с коня хоть несколько дней подряд. А Ласточке, я знаю, можно довериться. Это лучший конь во всей Джорджии.
— Но ведь вы леди! — сказал генерал.
— Тем лучше. И надежней. Как женщину меня скорей пропустят туда, где мужчине нельзя и показаться. Буду говорить по дороге, что еду к родственникам в Каролину…
— Да, но…
— И мне ничего не стоит спрятать депеши в прическе. Никому и в голову не придет искать их там. Прошу вас только, разрешите мне взять вашу Ласточку. Вдвоем мы справимся с этим делом!
Посылать было больше некого, и генерал, передав миссис Гобсон депеши, с тяжелым сердцем распрощался с ней и со своим любимым скакуном.
Путь предстоял долгий и трудный, в особенности для женщины. Весь день в седле, а вокруг враги. Днем она скакала верхом, а на ночь останавливалась у друзей или у врагов. Никто не смел отказать леди в ночлеге.
На третью ночь ей пришлось остановиться в каком‑то подозрительном доме. Когда она постучала в дверь, громко залаяла собака. Вышел хозяин, и она спросила у него о ночлеге.
Что ж, у него есть одна свободная комната с чистой постелью в пристройке рядом с гостиной, предложил он. Леди Гобсон с радостью согласилась — так она устала. Хозяин пригласил ее сначала в гостиную, где уже сидело несколько мужчин, только что спешившихся. Она слегка подкрепилась и, извинившись, собралась уйти к себе, чтобы лечь.
Хозяин указал ей на боковую дверь из гостиной, зажег фонарь и сказал, что ее ждет там чистая постель. Она поблагодарила его, но, взяв фонарь, решила пойти сначала посмотреть, как устроили ее коня. Вскоре она вернулась с седлом в руках.
— Я привыкла хранить седло рядом с постелью, для верности, — как бы невзначай заметила она.
Потом, пожелав всем доброй ночи, ушла в предоставленную ей на ночь комнату. Заперла за собой дверь и, освещая фонарем все углы, осмотрелась вокруг. В комнате было только одно окно с закрытыми ставнями, как раз рядом с дверью в гостиную. В углу стояла узкая кровать. Она задула фонарь и, не снимая одежды, легла. А седло положила рядом с постелью на пол. Из гостиной доносились приглушенные голоса. Леди Гобсон прислушивалась к ним.
Вскоре она услышала, ч? о вошли новые постояльцы. И вдруг кто‑то сказал:
— Я узнал коня, что стоит в конюшне. Это конь опасного мятежника. Самый быстрый конь во всем штате. Могу побиться об заклад, всадник везет с собой важные доенные донесения врагу короля.
— Да это дама, — заметил кто‑то. — Она сказала, что едет к друзьям в Каролину.
— Я хорошо знаю всех местных жителей. Дайте мне взглянуть на нее, и я вам сразу скажу, за кого она: за короля или за мятежников.
— Тогда пошли посмотрим.
Голоса смолкли.
Эгнес Гобсон крепко зажмурила глаза и постаралась дышать ровно и глубоко.
Она услышала шарканье ног и осторожные шаги совсем рядом с ее дверью. Потом настала опять тишина. Они, видно, прислушивались. И вот дверь медленно начала отворяться. Она лежала не шелохнувшись. Дверь распахнулась, и крадучись вошли трое мужчин. У первого был фонарь, который он прикрывал рукой. На цыпочках он подошел к постели, поднял фонарь и внимательно оглядел госпожу Гобсон. Потом повернулся и вышел из комнаты. Прочие последовали за ним, Они тихо притворили дверь. Эгнес Гобсон тут же вскочила и приложила ухо к замочной скважине.
