Данте Алигьери - Сочинения

Латинские стихотворения

Эклоги

I

[Джованни дель Вирджилио — к Данте]

Благостный глас Пиэрид, услаждающий пением новымТленный мир, вознести его жизненной ветвью стараясь,Взору людскому открыть троякой участи грани,Что суждена их душе по заслугам: Орк — нечестивым,

Лета — парящим к звездам, надфебово царство — блаженным,Что ж ты бросаешь, увы, неизменно столь важное черни,Бледным же нам ты своих совсем не даешь прорицаний?Право, кифарой скорей расшевелит кривого дельфинаДав и быстрей разрешит загадки мудреного Сфинкса,

Чем невежды постичь глубины Тартара смогут,Да и Платону едва постижимы вышние сферы,Хоть обо всем этом здесь безо всякого квакает толкуНа перекрестках болтун, что и Флакка со свету сжил бы.Скажешь: «Не им говорю, а тем, кто искусен в науке!»

Да, но ведь светским стихом! Ученым народное чуждо:Пусть это общий язык, но с тысячью всяких различий.Кроме того, ни один (а ты ведь шестой в этом строе),Да и твой вождь в небесах, площадной никогда не писалиРечью; а потому, о поэтов судья беспристрастный,

Вот что скажу я тебе, коль меня обуздать не захочешь:Не расточай, не мечи ты в пыль перед свиньями жемчуг,Да и Кастальских сестер не стесняй непристойной одеждой,Но возглашай, я молю, то, что славу твою преумножит,Во вдохновенных стихах, и тем и другим одаренный.

Ведь уже многое ждет в рассказах твоих освещенья:К звездам каким полетел Юпитеров оруженосец,Пахарь какие, скажи, цветы и лилии вырвал,Ланей фригийских воспой, собачьим растерзанных зубом,Горы Лигурии, флот опиши ты партенопейский.

В этих стихах ты бы мог до Гадеса Алкидова выплыть,Истра вспять потекут струи для знакомства с тобою,Царству Элиссы былой и Фаросу станешь ты ведом.Коль тебе слава мила, то ни область в тесных пределахНе успокоит тебя, ни сужденье льстивое черни.

Первым я наслажусь, коль меня сочтешь ты достойным, —Жрец Аонид и родной, соименный поклонник Марона, —Пред школярами предстать при всеобщем их ликованьеВместе с тобой на челе в пенейском венке благовонном,Точно глашатай верхом, с восторгом славящий громко

Въезд триумфальный вождя восхищенным толпам народа.Вот уже чуткий мой слух потрясают военные клики:Жаждет чего отец Апеннин? Что Тирренского моряВолны вздымает Нерей? Что Марс повсюду скрежещет?Аиру бери, укроти людские безумные страсти!

Этого коль не поешь, предоставив другим песнопенья,Знай, что останется все никем без тебя не воспетым.Если же подал ты мне надежду со струй ЭриданаК нам снизойти и почтить меня письмом дружелюбным,Коль без досады прочтешь ты сначала бессильные вирши

Гуся, какие болтать он певучему лебедю смеет,Или ответь, иль мои исполни заветы, учитель.

II

[Данте — к Джованни дель Вирджилио]

В черных на белом листе получили мы буквах посланье,Из пиэрийской груди обращенное к нам благосклонно.Мы в этот час пасущихся коз, как бывало, считали,Сидя под дубом в тени вдвоем с моим Мелибеем.

Он в нетерпенье, скорей твое пенье услышать желая:«Титир, что Мопс? — спросил. — Чего он там хочет? Скажи мне!»Смех одолел меня, Мопс; но он приставал неотступно.Ради него наконец перестал я смеяться и другу:«Ты не с ума ли сошел? — говорю. — Тебя требуют козы,

Ими займись, хоть тебе был обедишко наш не по вкусу.Пастбищ ведь ты не знаток, которые всеми пестреютКрасками трав и цветов и какие высокой вершинойНам затеняет Менал, укрыватель закатного солнца.Вьется ничтожный кругом, прикрытый ракиты листвою,

По берегам ручеек, орошающий их непрерывноВечной струею воды, истекающей с горной вершины,Самостоятельно путь отыскав по спокойному руслу.Здесь-то, пока в мураве резвятся нежной коровы,Мопс все деянья людей и богов созерцает с восторгом

И на свирели игрой сокровенные он открываетРадости, так что стада за сладкою следуют песнейИ укрощенные львы сбегают с горы на долины,Воды струятся вспять и волнуется лес на Меналах».«Титир, — сказал Мелибей, — если Мопс в неведомых травах

Пеньем чарует, так я с твоей помощью мог бы бродячихСобственных коз научить его неведомым песням».Что мне тут было сказать, если он так настаивал страстно?«Из года в год, Мелибей, к Аонийским вершинам в то время,Как изучению прав отдаются другие для тяжеб,

Мопс уходит, в тени священной рощи бледнея.Там, вдохновенья водой омытый, насытившись вволюЗвучной струей молока и по самое горло им полный,Он призывает меня к обращенной в лавр Пенеиде».«Что же тут делать? — спросил Мелибей. —Никогда не украсишь

Ты себе лавром чело, пастухом оставаясь навеки?»«О Мелибей, и почет, да и самое имя поэтовВетер унес, и без сна только Мопса оставила Муза».Так возразил я, но тут досада возвысила голос:«Блеяньем жалостным все огласятся холмы и поляны,

Если в зеленом венке я на лире пеан заиграю!Да убоюсь я лесов и полей, не знакомых с богами.Не расчесать ли мне лучше волос в триумфальном убореИ, коль когда-нибудь я вернусь к родимому Сарну,Русые некогда скрыть зеленой листвою седины?»

Он: «Без сомненья, — в ответ, — потому что ты видишь, как быстро,Титир, время бежит: ведь уже состарились козы,Маткам которых козлов мы давали с тобой для зачатья».Я же: «Когда обитателей звезд и круговоротыТел мировых воспою, как воспел я и дольние царства,

Голову пусть мне тогда и плющ и лавр увенчают,Только бы Мопс допустил!» «Да при чем же тут Мопс?» — возразил он.«Разве не видишь, что он возмущен Комедии речью,Иль потому, что ее опошлили женские губки,Иль потому, что принять ее совестно сестрам Кастальским?» —

Так я ответил ему; и сызнова, Мопс, перечел яСтихотворенье твое. Плечами пожал он и снова:«Что же тут делать? — спросил. — Убедить постараться нам Мопса?»«Есть у меня, — говорю, — овечка любимая, знаешь,Вымя ее так полно молока, что едва ей под силу.

Все под утесом она: ушла пережевывать жвачку.В стаде она никаком не ходит, законов не знает,Хочет — приходит сама, насильно ее не подоишь.Вот поджидаю ее, и уж тянутся к вымени руки:Десять крынок с нее надоить собираюсь я Мопсу.

Ну а тем временем ты о козлах позаботься бодливыхИ научись разгрызать зубами ты черствые корки».Так с Мелибеем моим вдвоем мы пели под дубом,А в шалаше между тем варилась нам скромная полба.

III

[Джованни дель Вирджилио — к Данте]

Там, где под влажным холмом встречается Сарпина с Реном —Резвая нимфа, своих волос белоснежные прядиЗеленью переплетя, — в родимой я скрылся пещере.Вольно телята паслись на лугах прибережных, и овцы —

Нежных листья кустов, а тернистых — козы щипали.Что было делать юнцу, одинокому жителю леса?Бросились все защищать дела судебные в город!Ниса моя, Алексий мой молчали. Ножом искривленнымДудочки из тростника водяного себе вырезал я

На утешенье; но вот с тенистого тут побережьяАдриатических волн, где густые сосновые рощиТянутся вверх к небесам и где волею гения местаДлинным строем своим они пастбищ хранят луговиныВ благоухании мирт и травы, покрытой цветами,

Где воды Овна-реки, руно омывающей в море,Не позволяют пескам никогда оставаться сухими, —Титира голос ко мне донесло дуновение Евра;И в дуновении том ароматы с высоких МеналовСлух услаждают, в уста молока мне влага струится.

Этакой сладкой сыты никогда не пришлось и отведатьПастырям стад, хоть они поголовно аркадяне родом.Нимфы Аркадии всей ликуют, слушая песню,И пастухи, и быки, и лохматые козы, и овцы;Уши подняв, устремляются с гор даже сами онагры,

Даже и фавны, смотри, с холма Ликейского скачут.Думаю: «Если овец воспевает Титир и козлищИли же стадо пасет, зачем ты гражданскую оду,В городе сидя, запел, коли дудки Бенакской свирелиЗвучным натерли тебе пастушеским губы напевом?

И от тебя, пастуха, пусть услышит он песню лесную».Толстые тут же стволы отложив, я, нимало не медля,Тонкие дудки беру и, губы надув, начинаю:«О богоравный старик, ты вторым будешь после Марана,Да и теперь ты второй или сам он, коль можно поверить,

Как Мелибей или Мопс пророку Самосскому верит.Но хоть — о горе! — живешь ты под пыльным и грязным навесомИ, справедливо гневясь, ты рыдаешь о пастбищах СарнаОтнятых — стыд и позор тебе, город неблагодарный! —Мопса, прошу, своего пощади, не давай ему слезы

Горькие лить, и себя и его ты не мучай, жестокий.Он ведь с любовью такой к тебе льнет, с такой, повторяю,Ласковый старец, с какой прижимается к стройному вязуСотней извивов лоза, неотступно его обнимая.О, коли русыми вновь ты свои бы увидел седины

В зеркале вод и тебе их сама расчесала б Филлида,Как восхитился бы ты виноградом у хижины отчей!Но, чтоб тебя не изъела тоска в ожидании светлойРадости, можешь мои посетить ты укромные гротыИ погостить у меня. Споем с тобою мы оба —

С легкой тростинкою я, а ты, как мастер почтенный,Строгую песню зачнешь, чтобы каждый года свои помнил.Место тебя привлечет: журчит там родник полноводный,Грот орошая, скала затеняет, кусты овевают;Благоуханный цветет ориган, есть и сон наводящий

Мак, о котором идет молва, будто он одаряетСладким забвеньем; тебе Алексид тимьяна подстелет —Я Коридона пошлю за ним, — Ниса охотно помоетНоги, подол подоткнув, и сама нам состряпает ужин;А Тестиллида меж тем грибы хорошенько поперчит

И, накрошив чесноку побольше, их сдобрит, коль наспехИх по садам Мелибей соберет без всякого толку.Чтобы ты меда поел, напомнят жужжанием пчелы;Яблок себе ты нарвешь, румяных, что щечки у Нисы,А еще больше висеть оставишь, красой их плененный.

Вьется уж плющ от корней из пещеры, сверху свисая,Чтобы тебя увенчать: ни одной не забудем утехи.Здесь тебя ждут, и сюда соберутся толпой паррасийцы —Юноши все, старики и всякий, кто страстно желаетНовым стихам подивиться твоим и древним учиться.

Диких коз из лесов и шкуры рысей пятнистыхВ дар тебе принесут. Ведь твой Мелибей это любит.Здесь тебя ждут: не страшись ты нагорных лесов наших, Титир,Ибо поруку дают, качая вершинами, сосны,Желудоносные также дубы и кустарники с ними:

Ни притеснений здесь нет, ни козней злых, о которыхДумаешь ты, может быть; иль моей любви ты не веришь?Или, пожалуй, мою презираешь ты область? Но самиБоги, поверь, обитать не гнушались в пещерах: свидетельНам Ахиллесов Хирон с Аполлоном, стада сторожившим».

Мопс, обезумел ты, что ль? Иолай, и любезный, и светский,Ведь не потерпит никак твоих даров деревенских,Да и пещера твоя ничуть шалашей не надежней:Пусть себе тешится в них. Но что же твой ум обуяло?Что запыхался? Чего не стоят твои ноги на месте?

Девушке мальчик и мил и желанен, мальчику — птица,Птице — леса, и лесам — дуновенье весеннего ветра.Титир, ты Мопсу желанен, желанья любовь порождают.Презришь меня — утолю я жажду фригийским Мусоном,То есть — тебе невдомек — рекой удовольствуюсь отчей.

Но почему же мычит моя молодая корова?О четырех сосках тяжело ей набухшее вымя?Думаю, да. Побегу наполнить емкие ведраСвежим ее молоком: размягчит оно черствые корки.Ну, подходи, подою! Не послать ли нам Титиру столько

Крынок, сколько и нам он сам надоить обещался?Да молоко посылать пастуху неуместно, пожалуй.Вот и друзья! Говорю, а солнце уже за горою.

IV