Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери

Когда стада придут с пастьбы домой, Получит Кадди лучшего ягненка.

Девиз Кадди:

Agitante calescimus illo etc. [4] ЦАРИЦА ФЕЙ

Отрывки

Она внимала повести скорбей, Стараясь превозмочь свои печали, Но те от тщанья делались сильней, И любящее сердце разрывали, И угли страсти в пламень подсыпали; Чем чище и возвышенней мечта, Тем невозможней расставанье с ней. В очах померкнет мира красота, Когда в несчастье рыцарь Алого Креста. Едва в груди страданье утолилось, Не в силах оставаться взаперти, Она в скитанья дальние пустилась По заданному карликом пути, Чтоб рыцаря любезного найти Живым иль мертвым; многие кручины В дождях и бурях должно ей снести. Так шла она чрез горы и стремнины, Блуждала по лесам и мерила равнины. И вот ей повстречался наконец Достойный рыцарь с юношей-слугою. Как Фебов ослепительный венец, Он лил кругом сиянье неземное, Смущая взоры блещущей бронею. Закован в латы с головы до ног, Он был неуязвим на поле боя; Алмазный пояс стан его облег, Сверкая, как в ночи святых небес чертог. Один алмаз меж прочих выделялся Как средоточье чародейных сил, Он дивной девы профилем казался, Горел, как Геспер средь меньших светил, И слабый взгляд могуществом дивил; Он острый меч, оправленный ножнами Слоновой кости, к поясу крепил; На рукояти золотое пламя Лизало перламутр витыми языками. Надменный шлем лучился, позлащен; Его убранство ужас порождало; Вцепился в гребень золотой дракон Несытыми когтями: на забрало Спадало ядом дышащее жало; И мнилось, пасть, пылая, пред собой Столь яростные искры рассыпала, Что содрогнулся б тотчас всяк живой; А скользкая спина лоснилась чешуей. Над гребнем и чудовищем крылатым Качался многоцветный конский хвост, Обрызганный внизу зерненым златом И перлами увитый вперехлест; Так дерево с цветами ярче звезд На высотах зеленой Селинии, Одно дерзнув подняться в полный рост, Приемлет ветры добрые и злые И пляшет круглый год, потворствуя стихии. Округлый щит был кожами укрыт, Дабы случайно смертный робким глазом Не увидал разящий этот щит, Что был сплошным сверкающим алмазом; Верней защиты не отыщет разум, Затем что камень тверже, чем металл, Он ржу и силу отвергает разом; Он в жарких битвах копья притуплял И мог крушить мечи о яростный кристалл. Сей щит не выставлялся против правых, Но угрожал злокозненным сердцам И укрощал чудовищ многоглавых Иль слал отважный вызов небесам, Где в зыбких высях солнечным лучам Не вырваться из облачного плена; Так златокудрый Феб изведал срам, Равно как среброликая Селена, Когда на ней волшба наводит пятна тлена. Но щит не опасался колдовства Ужасного в заклятьях чародея Иль оборотня, чья душа мертва; Зане при взгляде на него, немея, Камнями становились лиходеи, А камни прахом, и от праха след Мгновенно исчезал; и, цепенея, Глаза гордыни свой природный цвет Меняли иль вовек не зрели белый свет. Сей свод чудес достоин чистой веры, Затем что чудотворный исполин Являл их слишком многие примеры; То был славнейший из волхвов — Мерлин, Что щит и латы принцу мог один Содеять для воинственной потехи; Когда ж скончался дивный властелин, Царица Фей взяла его доспехи: Кто хочет правду зреть, да узрит без помехи! * * * Суровый ум, чье гордое призванье Вершить дела царей и судьбы стран, Презрит мои свободные писанья, Зане я с неких пор любовью пьян И не врачую боль сердечных ран, Но юность подвергаю искушенью И, воспевая сладостный обман, Немудро подношу ей в поученье Не доблести пример, но тлен стихоплетенья. Да смолкнут те, кто не умел любить: Их льдистых душ не растопило пламя; Не им природный чистый жар судить, Вотще сравняв с нечистыми делами Восторги, коих не знавали сами. Любовь есть подвиг, благодать и честь, Она венчает доблестных венцами И шлет векам о верных сердцем весть, Готовых для любви все муки перенесть. Кто хочет обозреть седую древность, Отыщет в ней примеры без числа Тому, как славную к наукам ревность И огнь, врагов сжигающий дотла, В мужах любовь благая разожгла. Об этом в полдень под зеленой сенью Сократова не раз беседа шла! Он славил дивной страсти вдохновенье, И Стоик не нашел ему опроверженья. Пою не вам, премудрые вожди, Но лишь моей Монархине священной: Она вмещает в девственной груди Щедроты и красы любви нетленной; Пою богине, порожденной пеной, Лишь той пою, что любит больше всех, И больше всех любима во вселенной, И не почтет стихи мои за грех; И сын ее меня подвигнет на успех. Храни к певцу монаршее участье, Амур жестокий, нежный голубок: Да облеченная гневливой властью С престола не осудит как порок Приволье дум и прихотливый слог; Но сделай так, чтоб чистой страсти сила, Пролив с небес амброзии поток, Ей царственное сердце умягчила И к сим словам любви вниманье устремила.