Питер Акройд - Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера
С ним рядышком ехал ПРОДАВЕЦ ИНДУЛЬГЕНЦИЙ, который служил при больнице Святого Антония, что на Чаринг-Кросс. Он явился прямиком от папского двора, из Рима, где получил привилегию торговать отпущениями и индульгенциями. Отныне ему разрешалось ходить всюду с посохом, обвязанным красной тряпицей, и распевать:
Светишь ярче ты огня,Velut maris stella[11],Ярче света, жарче дня,Parens et puella[12].
Пристав подпевал ему мощным басом, так что вдвоем шумели они громче любой трубы. Патлы у этого Продавца Индульгенций, желтые, как старый воск, липли к его плечам и спине, что мотки льна; они были совсем жидкие и сбивались в пучки и комья. Это были крысиные хвостики, а не волосы. Они еще и потому так бросались в глаза, что он ничем не желал их прикрывать. Капюшон казался ему старомодным предметом, и он таскал его в дорожном ранце. А вот так, с непокрытой головой – если не считать маленькой круглой шапочки из фетра, – он казался себе сущим модником. Глаза у него были как у зайца – большие и пугливые. К его шерстяной хламиде было пришито семь деревянных крестиков да еще образок с ликом Спаса – тем, что запечатлелся на плате святой Вероники. Его дорожный ранец, который он держал на коленях, был набит папскими отпущениями: свеженький товар, с пылу с жару из самого Рима! «Если раскаявшийся грешник подойдет ко мне и купит индульгенцию, – говорил он мне, – я отпущу ему грехи. А если кто-нибудь пожертвует семь шиллингов святому Антонию, я продам ему отпущение на семьсот лет вперед!» Я сообщил ему, что у меня денег едва на дорогу наскребется. Голосок у него был тоненький, как у козы. Бороду он то ли не отпускал, то ли она не росла у него вовсе. Подбородок его был гладким, как девичий задок. Он был то ли евнухом, то ли педерастом – попросту говоря, то ли скопцом, то ли мужеложцем. В подробности я не вдавался. Но на роль Продавца индульгенций вполне годился. В суме у него была какая-то наволочка – по его словам, покрывало Богоматери. Еще у него имелся кусочек паруса с лодки святого Петра. И медный крест с простыми камушками, который он называл драгоценным распятьем из Брюгге. В стеклянной раке он вез свиные кости – послушать его, так это были чудотворные мощи: коли опустить их в хоть какой колодец, то вода из этого колодца будет исцелять любые хвори. Так он утверждал. Кости эти и впрямь творили чудеса, но только иного рода. Если встречался Продавцу глупый деревенский поп, то он вытягивал из простофили больше денег, чем сам поп зарабатывал за два месяца. Вот так, притворством, лестью и мошенничеством, он дурачил и попа, и простой народ. Одно за ним водилось достоинство. Справедливо будет сказать, что в церкви он заметно выделялся – ни дать ни взять, образцовый церковнослужитель нашего времени! Он зачитывал во время службы куски из литургии, а главное – зычно, со вкусом выводил оффертории. Он-то знал, что, когда допоет песнопения, ему придется проповедовать да так играть голосом, чтобы выцыганить побольше серебра из конгрегации. Поэтому и петь он старался погромче да повеселее. Его прозвали «погремушкой дьявола».
Вот я и закончил – правдиво и, надеюсь, кратко – описывать звания, характер и наружность всех моих попутчиков-пилигримов. Теперь вы знаете, сколько их было. Знаете, как они собрались все вместе в Саутуорке. Я уже рассказал вам, что все они остановились на ночлег в прекрасной таверне, которая называется «Табард», неподалеку от «Колокола». Тут, в Саутуорке, все харчевни стоят близко друг к другу. А теперь пришла пора поведать вам, как мы провели тот первый вечер, – после того как прибыли в гостиницу. Лишь потом я начну описывать, как мы пустились в путь и как паломничали. Я сделаюсь вашими глазами и ушами. Иной цели у меня нет. Но для начала я попрошу вас – из уважения к моим чувствам – не вменять мне зловредных или подлых помыслов, если я без околичностей передаю, что они говорили и как выглядели. Не держите на меня зла, если я передаю их речи целиком. Ведь сами знаете: уж если мне охота передать чужой рассказ, то я запишу всё как есть, слово в слово, как сам слышал. И у меня есть хороший пример: Христос ведь в Евангелии тоже говорил без околичностей, а его еще никто не обвинял в грубости. Вот и я, в меру своих способностей, берусь передать в точности все беседы и россказни паломников, какими бы нелепыми или неприличными они ни были. Иначе мой рассказ будет неточным. Это будет просто выдумка! И никого из моих персонажей не пощажу, будь он мне хоть брат родной. Персонажей? Да нет же – это люди. Живые люди. И я сохраню для вас слова этих живых людей. Я хочу, чтоб вы услышали их голоса, как если бы сами ехали с нами рядышком. Те из вас, кто читал Платона, наверняка помнят его изречение: «Слово должно приходиться двоюродным братом делу». У меня есть еще одна просьба. Надеюсь, вы простите меня, если я не стану представлять вам людей в том порядке, в котором они стоят на лестнице сословий и званий. Можете приписать это моей природной глупости. Ладно, хватит пустой болтовни.
ТРАКТИРЩИК всех нас развлекал на славу и ужин на стол подал превосходный. В кабаке только и слышались крики: «Чашник, налей вина!» да «Еще кувшинчик!» Хозяин потчевал нас отличной рыбой и мясом; вино у него было крепкое и для питья годное. Набравшись по воротник, мы все сошлись на том, что наш хозяин – большой симпатяга. Из него бы вышел отличный церемониймейстер на любом публичном празднестве. Это был здоровяк с блестящими глазами. Во всем Чипсайде не найти горожанина учтивее него! В речах он был очень прям, хотя и бросалось в глаза, что он проницателен и неплохо образован. Уж не знаю, что за школу он посещал. Но, так или иначе, он по всем статьям был человек порядочный. И весельчак к тому же: после ужина принялся забавлять нас разными историями. Он не сомневался, что в пути мы не соскучимся, а когда все мы расплатились за ужин, то обратился к нам с такими словами:
– А теперь, мои добрые дамы и господа, я всех вас приглашаю пожаловать в мою гостиницу. Должен признаться, что никогда еще под моей кровлей не собиралась такая веселая компания. Если я могу вас еще как-нибудь развлечь, то охотно это сделаю. С превеликой радостью. Да, вот, к слову сказать, есть одна мыслишка у меня на уме – как сделать ваше странствие еще легче и приятнее. Выслушайте же меня. Это не будет вам стоить ни гроша. Как всем нам известно, вы направляетесь в Кентербери, где святой Фома, да благословит его Господь, без сомнения, вознаградит вас за ваше благочестие. А я всей душой желаю вам провести время в радости, рассказывая друг другу различные повести и истории. Это ведь только естественно! Ну что это за забава, что за утешение – ехать всем вместе, да при этом молчать как истуканы. Потому-то я и делюсь с вами этой затеей. Вам же будет веселее. И если все вы согласитесь со мной и вступите в игру, которую я для вас придумал, то клянусь вам душою моего отца, что завтра же, в первый день пути, вас ждет превеликое развлечение. Ну же, прошу вас, не мешкайте – поднимите руки в знак того, что принимаете мое предложение!
Мы недолго думали. Да и что тут было раздумывать? Так что, без лишних пререканий, подняли руки и согласились с приглашением Хозяина. Конечно же, нам пришлось спросить: а в чем именно заключается его затея?
– Итак, милые дамы и милые господа, – отвечал он, – вот в чем суть моего предложения. Отнеситесь к нему со всей душой. Не поднимайте меня на смех. Предложение мое, сам признаюсь, необычно, но ничего такого уж диковинного в нем нет.
– Ну же, рассказывайте, – сказал Эконом, – а то мы уже от нетерпения сгораем.
– Ну, если говорить коротко, вот что у меня на уме. По пути в Кентербери каждый из вас расскажет по две истории. Как всякий путешественник по опыту знает, разговоры помогают скоротать дорогу. А потом, на пути обратно в Лондон, каждый паломник расскажет еще по две истории.
– Какие же такие истории? – строгим голосом спросила Аббатиса.
– Какие угодно, мадам. Например, жития святых. Повести о старинных битвах и приключениях. А вот еще одно мое предложение. Тот паломник, чей рассказ все признают самым лучшим, в награду получит бесплатный ужин, за который вскладчину раскошелятся остальные. Здесь вот, в «Табарде», когда вы вернетесь. Ну, что скажете?
– А что значит – лучший? – спросил тут Мельник. Выражение лица у него было угрожающим. Я только и ждал от него беды.
– Это может быть самый серьезный рассказ. А может, самый смешной. Или самый приятный. Уж как получится. Знаете что? Затея моя так хороша, что я не в силах оставаться в стороне. Завтра утром я поеду вместе с вами. Я сам оплачу свои дорожные расходы, а вам буду проводником. Ведь никто из вас не знает дороги. А всякий, кто станет со мной спорить или пререкаться, заплатит мне штраф. Такому человеку придется взять на себя все расходы, связанные с путешествием. Все всё поняли? Возражения есть? Тогда я приготовлюсь к словесному пиршеству.
