Франко Саккетти - Новеллы
Так забылось бы все, если бы в одно прекрасное утро сер Бонавере, который имел всего одну пару белых чулок, не обнаружил, что они совершенно забрызганы чернилами, как счеты школьника. Каждый вымылся и исправил как мог испорченное чернилами, но самым лучшим лекарством было успокоиться, а еще лучше было бы серу Бонавере вообще не быть нотариусом, а уж если он им был, то ходить снабженным всем необходимым для своего ремесла, как это делают его предусмотрительные собратья. Поступай он так, он написал бы завещание, за которое ему хорошо бы заплатили, и не испортил бы одежды ни помощника судьи, ни сера Кристофано, не заставил бы выйти из себя того же помощника и всех, кто там находились, и не облил бы чернилами свой кафтан и чулки, которые были ему всего дороже, и, наконец, сохранил бы склянку и находившиеся в ней чернила! А могло случиться и худшее, если бы помощник судьи обнаружил его и заставил починить испорченное платье.
На том дело и кончилось, оправдав поговорку: после ста лет и ста месяцев вода возвращается туда, откуда вытекла. Так случилось и с мессере Бонавере, который долго, оставаясь сухим, обходился без чернил, а затем так много их на себя привесил, что окрасил ими весь дворец подеста!
Новелла 164
Риччо Чедерини снится, что он стал обладателем огромного состояния; пришедшая поутру кошка обливает его своими нечистотами, и он становится беднее, чем был преждеЕсли в предыдущей новелле сер Бонавере потерял заработок и жил бедняком потому, что был небрежен и не носил принадлежностей своего ремесла, как это полагается, на поясе, то в этой новелле я хочу рассказать, как некий флорентиец в течение одной ночи сделался богачом, а поутру оказался еще большим бедняком.
Итак, скажу, что в те времена, когда граф Вирту разбил наголову своего дядю, мессера Бернабо, миланского герцога,[457] и в городе Флоренции шло об этом много толков, случилось, что некий человек по имени Риччо Чедерини,[458] человек с некоторым достатком, имевший непримиримого врага, а потому ходивший в кольчуге и полушлеме, наслушавшись однажды разных слухов о том, сколько денег и драгоценностей граф отнял у синьора, – ложась вечером спать, снял с себя полушлем и положил его вверх дном на сундук, чтобы он обсох от пота, лег на кровать и, заснув, погрузился в сновидения. Ему приснилось, что он явился в Милан и что Бернабо и граф Вирту, оказав ему величайшие почести, повели его в один из великолепнейших дворцов и там оставили в течение некоторого времени, поместив его с собою рядом, как если бы он был императором, что они велели принести огромные вазы из золота и серебра, полные дукатами и новенькими флоринами, и отдали их ему. А кроме всего этого, они предлагали ему разные принадлежащие им земли, так что этот Риччо превратился во сне не то во льва, не то в сокола-пилигрима.[459]
Когда на заре названный Риччо очнулся от этих сновидений и приснившейся ему славы, то совершенно вышел из себя, ибо, пробудившись, увидел, что после такого важного положения должен вернуться к своей скудости… убедился в своей ужасной беде… и начал жаловаться на жестокую неудачу, как если бы она равнялась гибели в кратере Этны. Затем, расстроенный и совсем вне себя, он встал и оделся, чтобы выйти из дома. Погруженный в свои мрачные мысли, он через силу спустился по лестнице, не понимая спит он или бодрствует.
Дойдя до наружной двери, он подумал о богатстве, которое, как ему казалось, он потерял, и, желая почесать голову, как это часто бывает с людьми опечаленными, обнаружил на голове фоджу, в которой спал ночью, и убедился, что к меланхолии прибавилась рассеянность. Поднявшись снова, он быстро вернулся в свою комнату, бросил фоджу на кровать, так же быстро направился к сундучку, где оставил шлем в капюшоне, торопливо схватил его и, надев на голову, почувствовал, что по вискам и щекам его течет вонючая жидкость. Это одна из его кошек изрядно нагадила в его полушлем. Когда названный Риччо увидел, что он так испачкан, то сейчас же стащил с себя шлем, стеганая подкладка которого сильно промокла, и позвал служанку, проклиная судьбу и рассказывая свой сон, воскликнул: «О, я несчастный! Каким богачом я был этой ночью и сколько добра у меня было, а теперь я так вымазан!»
Совершенно растерявшаяся служанка хотела обмыть его холодной водой, но Риччо, закричав на нее, приказал разжечь огонь и согреть щелок. Так она' и сделала, и Риччо стоял с непокрытой головой, пока не согрелся щелок. Когда же он нагрелся, Риччо пошел в маленький дворик, где была канавка, по которой могла стечь эта мерзость, и в течение почти четырех часов трудился над мытьем головы. Когда он смыл грязь с головы (все же не настолько, чтобы от него несколько дней не шел скверный запах), он приказал служанке взять полушлем, который был так изгажен, что ни он, ни она не решались до него дотронуться. Он решил налить воды в кадочку, стоявшую во дворе, и, наполнив ее, бросил туда шлем, сказав: «Пускай остается здесь, пока вода его не отмоет», а себе надел на голову самую теплую фоджу, какая у него была1; однако не настолько теплую, чтобы у него за неимением еще полушлема не разболелись зубы. После этого ему пришлось несколько дней сидеть дома. А служанка, которой казалось, что она моет потроха, отпорола стеганую подкладку у шлема и стирала ее целых два дня.
Тем временем Риччо, вспоминая свой пышный сон, жаловался на то, во что он обернулся, а также и на зубную боль. Наконец, после многих происшествий, он послал за торговцем и заказал ему новую стеганую подкладку, а когда уменьшилась зубная боль, вышел из дома и пошел на Канто де тре Мугги, где находилась лавочка, и там стал жаловаться всем на свою судьбу, пока, наконец, как-то не успокоился.
Так всегда бывает со снами; много мужчин и женщин так верят им, как следует верить только истинному происшествию. Они остерегаются в течение дня проходить по той местности, где, согласно сну, с ними должно произойти несчастье… Одна женщина говорит другой: «Мне снилось, что меня укусила змея», и если в течение дня она разобьет стакан, то скажет: «Вот и змея этой ночи!» А другой приснится, что она тонет в воде. Если упадет светильник, она скажет: «Вот вам и сегодняшний мой сон!» Иной приснится, что она ночью попала в огонь, а днем она кинется на служанку за то, что та не хочет чего-нибудь сделать, и скажет: «Вот сон, приснившийся мне этой ночью!» Так может быть истолкован и сон этого Риччо: утопая ночью в золоте и серебре, он утром оказался испачкан нечистотами кошки.
Новелла 165
Карминъяно да Фортуне, проходя по улице, разрешает с помощью остроумной догадки спор, возникший во время игры в тавлеи, который не мог быть разрешен тем, кто не был очевидцем игрыКарминьяно да Фортуне[460] из окрестностей Флоренции был человеком необычным и жил он и не как придворный и не как человек простого звания; он ходил в пестром платье, без плаща, носил капюшон с буфами, широчайший пояс и имел пренеприятный вид, так как у него постоянно текло из носа и глаза слезились. Он был очень прожорлив и поэтому вечно ходил по чужим домам. Брезгливые люди избегали его; остальные его принимали, больше ради того, чтобы послушать, как он злословит и злобствует о других (это он умел делать лучше чем кто-либо), чем ради каких-нибудь других его талантов. Обладая такими свойствами, Карминьяно оправдывал свое злословие остроумной ссылкой на то, что худо не злословить, а доносить о злословии. Если вдуматься в это, то это – слова философа, так как наша неустойчивая природа, склонная к порокам, часто призывает нас, и за обедом, и за ужином, к обсуждению чужих дел вместо своих собственных. Если не доносить об этих разговорах, то от них редко может произойти что-либо дурное. Но в случае доноса они часто приводят к досадным последствиям и смертоубийствам.
Упомянутый Карминьяно, слишком хорошо знавший свойства мужчин и женщин, украшал и обрамлял, если ему представлялась возможность позлословить, свои речи так, что тот, кого они касались, слушая их, смеялся.
Иногда он играл в шахматы, иногда – в тавлеи. Но в таких случаях, если кто-нибудь говорил ему что-нибудь или чем-либо докучал ему, у него тотчас был готов ответ, стыдивший неосторожного. Карминьяно всегда ходил без штанов, и когда он однажды играл в шахматы, проходивший мимо человек, принадлежавший к знатному роду, видя разные подробности Карминьяно, сказал ему: «Иди-ка этим ферзем».
Карминьяно же, знавший, что мать молодого человека была женщиной дурных нравов, тотчас же ответил ему: «Мать твоя знала его лучше».
Когда один купец по имени Леонардо Бартолини[461] сказал ему во время игра в тавлеи что-то такое, что ему не понравилось, и он припомнил, что у купца было несколько братьев, из которых один, маэстро Марко, был весьма сведущ в богословии, а другой, по имени Товия, – ничтожным и придурковатым человеком, то он ответил ему: «Я терплю это от тебя как от скотины; самый мудрый из вас – Товия, если прибавить к нему еще маэстро Марко».
