Франсуа Рабле - Гаргантюа и Пантагрюэль
Накануне Панург искал, искал, и, наконец, нашел суку в течке, привязал ее к своему поясу, привел к себе в комнату и весь день и всю ночь отлично кормил. Наутро он ее убил, засим извлек из нее то, о чем толкуют греческие геоманты, разрезал на мельчайшие частицы и, спрятав это снадобье в один из самых глубоких своих карманов, отправился в церковь и стал там, где должна была пройти дама с процессией, положенной в этот день по уставу; как же скоро дама вошла в церковь, Панург предложил ей святой воды и весьма любезно с ней поздоровался, а немного погодя, после того как она прочла краткие молитвы, опустился рядом с ней на скамью и вручил ей написанное на бумаге рондо, ниже воспроизводимое:
РОНДО
На этот раз надеюсь я, что сноваМеня вы не прогоните сурово,Как в день, когда, не вняв моим мольбам,Хоть ни делами, ни речами вамНе причинил я ничего дурного,Вы не нашли приветливого слова,Чтоб, облегчая боль отказа злого,Шепнуть мне: «Друг, нельзя быть вместе намНа этот раз».
Не скрою я из-за стыда пустого,Что сердце от тоски сгореть готовоПо той, кто краше всех прекрасных дам,Что хоронить меня придется вам,Коль не дадите мне вскочить в седло выНа этот раз*.
А пока она раскрывала и читала бумажку, Панург проворно насыпал ей в разные места своего снадобья, преимущественно в складки платья и в сборки на рукавах, и, насыпав, сказал:
– Сударыня! Бедные влюбленные не всегда бывают счастливы. Что касается меня, то я все же надеюсь, что мои бессонные ночи, когда я проплакал все очи от любви к вам, будут мне зачтены за муки в чистилище. Во всяком случае, молите Бога, чтобы Он послал мне терпение.
Не успел Панург договорить, как псы, почуяв запах снадобья, которым он обсыпал даму, отовсюду набежали в церковь и бросились прямо к ней. Маленькие и большие, гладкие и худые – все оказались тут и, выставив свои причиндалы, принялись обнюхивать даму и с разных сторон на нее мочиться. Свет не запомнит этакого безобразия!
Панург сперва отгонял их, затем, отвесив даме поклон, прошел в дальний придел и стал наблюдать за этой забавой, а мерзкие псы между тем обсикали даме все платье, один здоровенный борзой кобель ухитрился даже написать ей на голову, другие – на рукава, третьи – на спину, четвертые – на башмаки, дамы же, находившиеся рядом, делали отчаянные усилия, чтобы ее спасти.
Панург, обратясь к одному из знатных парижан, со смехом сказал:
– Должно быть, у этой дамы течка, а может статься, ее только что покрыл борзой кобель.
Удостоверившись, что псы грызутся из-за дамы, словно из-за суки в течке, Панург пошел за Пантагрюэлем.
Каждому псу, который попадался ему на дороге, он неукоснительно давал пинка и приговаривал:
– Что ж ты не идешь на свадьбу? Твои товарищи все уже давно там. Скорей, скорей, черт побери, скорей!
Придя домой, он сказал Пантагрюэлю:
– Государь! К одной даме, первой красавице города, со всех концов набежали кобели и хотят ее потыкать, – пойдемте посмотрим.
Пантагрюэль охотно согласился и, посмотрев, нашел, что это зрелище очаровательное и доселе не виданное.
Но на этом дело не кончилось: во время процессии даму сопровождало более шестисот тысяч четырнадцати псов, доставлявших ей тьму неприятностей, и, куда бы она ни направлялась, всякий раз набегали еще псы и, следуя за ней по пятам, сикали на то место, которого она касалась своим платьем.
Представление это привлекло множество зрителей, и они не спускали глаз с собак, прыгавших даме на шею и портивших ей роскошный убор, дама же в конце концов порешила спастись бегством и побежала домой, но – она от собак, а собаки за ней, а слуги давай гоготать!
А когда она вбежала к себе в дом и захлопнула дверь, все собаки, налетевшие сюда издалека, так отделали ее дверь, что из их мочи образовался целый ручей, в котором свободно могли плавать утки, и это и есть тот самый ручей, что и сейчас еще протекает недалеко от Св. Виктора и где Гобелен[421], пользуясь особыми свойствами собачьей мочи, о коих некогда поставил нас в известность мэтр Орибус, красит материи в пунцовый цвет.
На таком ручье с Божьей помощью можно было бы и мельницу поставить, но, конечно, не такую, как Базакльская мельница в Тулузе.
Глава XXIII
О том, как Пантагрюэль, получив известие, что дипсоды вторглись в страну амавротов, выехал из Парижа, и о причине того, почему во Франции такие короткие мили
Малое время спустя Пантагрюэль получил известие, что отец его Гаргантюа унесен феей Морганой в Страну фей, как некогда были унесены Енох и Илия[422], и что, прослышав об этом, дипсоды перешли границу, опустошили великую страну Утопию и осадили столицу амавротов, вследствие чего Пантагрюэль, ни с кем не попрощавшись, покинул Париж, так как дело было срочное, и прибыл в Руан.
Дорогою Пантагрюэль, обратив внимание на то, что во Франции мили гораздо короче, нежели в других странах, спросил Панурга, что служит тому причиной и основанием, Панург же рассказал ему историю, которую приводит Маротус дю Лак, monachus, в Деяниях королей Канарийских, а именно:
В древности земли не мерились ни милями, ни милиариями, ни стадиями, ни парасангами[423], пока наконец король Фарамонд не ввел этого разделения, и вот каким образом: он отобрал в Париже сто красивых и статных молодых людей, неробкого притом десятка, и сто красивых девушек-пикардиек, целую неделю держал их в неге и холе, а затем призвал к себе, каждому из молодых людей дал по девушке, дал денег на расходы и велел идти в разные стороны и там, где они пощекочут своих девиц, класть камень, – это, мол, и будет миля.
И вот молодые люди и их спутницы начали веселое свое путешествие, а так как делать им было нечего, силы же у них были свежие, то и баловались они на каждой меже, – вот почему французские мили такие короткие.
Но потом, когда они много прошли и устали как собаки, а масла в лампах поубавилось, они уже не резвились так часто и довольствовались (я говорю о мужчинах) жалким и несчастным разочком в день. Вот откуда в Бретани, в Ландах, в Германии и других более отдаленных странах такие длинные мили.[424]
Существуют и другие предположения, но это мне представляется наиболее правдоподобным.
Пантагрюэль был с этим вполне согласен.
Из Руана они проследовали в Онфлер, и там Пантагрюэль, Панург, Эпистемон, Эвсфен и Карпалим сели на корабль.
И пока в ожидании попутного ветра они конопатили судно, Пантагрюэль получил от одной парижанки, которую он довольно долго содержал, письмо с таким адресом:
«Имеющему наибольший успех у красавиц и наименее верному из всех отважных П. Н. Т. Г. Р. Л.».
Глава XXIV
Письмо, которое привез Пантагрюэлю посланец одной парижанки, и объяснение слов, начертанных на золотом кольце
Этот адрес привел Пантагрюэля в крайнее изумление; спросив у посланца, как зовут отправительницу, он распечатал письмо, и единственно, что он там обнаружил, это золотое кольцо с брильянтом. Тогда Пантагрюэль позвал Панурга и показал письмо.
Панург высказал предположение, что на листе бумаги что-то написано, но только весьма хитроумным способом, и слова-де разобрать невозможно.
Дабы узнать, что же это за слова, он поднес лист бумаги к огню на тот случай, если письмо написано раствором нашатыря.[425]
Затем он опустил лист бумаги в воду на тот случай, если письмо написано соком молочая.
Затем он поднес его к свече на тот случай, если письмо написано луковым соком.
Затем он натер его ореховым маслом на тот случай, если письмо написано соком фигового дерева.
Затем он натер его молоком женщины, кормившей свою перворожденную дочь, – на тот случай, если письмо написано кровью жабы.
Затем он натер один уголок письма пеплом от гнезда ласточки на тот случай, если оно написано соком иудейской вишни.
Затем он натер другой уголок серой из уха на тот случай, если письмо написано желчью ворона.
Затем он вымочил письмо в уксусе на тот случай, если оно написано касторовым маслом.
Затем он смазал его жиром летучей мыши на тот случай, если оно написано китовой спермой, так называемой серой амброй.
Затем он осторожно окунул его в таз с холодной водой и сейчас же вынул – на тот случай, если оно написано квасцами.
Наконец, так и не добившись толку, он подозвал посланца и спросил:
– А что, братец, не дала ли тебе дама, которая тебя сюда послала, какой-нибудь палки?
Панург полагал, что здесь кроется та самая хитрость, о которой говорится у Авла Геллия.[426]
– Нет, сударь, – отвечал посланец.
Панург хотел было обрить его, чтобы удостовериться, не написала ли дама свое послание особыми чернилами на его выбритой голове, но, увидев, что волосы у посланца предлинные, отказался от этой мысли, решив, что за столь короткий срок они не могли так отрасти.
Тогда он обратился к Пантагрюэлю:
– Клянусь Богом, государь, я не знаю, как тут быть и что мне вам сказать. Дабы увериться, написано что-нибудь на этом листе или нет, я применил некоторые приемы мессера Франческо ди Ньянто, тосканца, у которого есть описание способов чтения тайнописи, я воспользовался тем, что писал по этому поводу Зороастр в Peri grammaton асriton[427] и Кальфурний Басе в De literis illegibilibus[428], но ровным счетом ничего не обнаружил и полагаю, что все дело в кольце. Давайте посмотрим.
