Франсуа Рабле - Гаргантюа и Пантагрюэль

Гаргантюа и Пантагрюэль

ФРАНСУА РАБЛЕ

ГАРГАНТЮА И ПАНТАГРЮЭЛЬ

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ

БИБЛИОТЕКИ

ВСЕМИРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Абашидзе И. В.

Айтматов Ч.

Алексеев М. П.:

Бажан М. П.

Благой Д. Д.

Брагинский И. С.

Бровка П. У.

Бурсов Б. И,

Бээкман В.Э.

Ванаг Ю. П.

Гамзатов Р.

Грабарь-Пассек М. Е.

Грибанов Б. Т.

Егоров А. Г.

Елистратова А. А,

Ибрагимов М.

Иванько С. С.

Кербабаев Б. М.

Косолапов В. А,

Лупан А. П.

Любимов Н. М.

Марков Г. М.

Межелайтис Э. Б.

Неупокоева И. Г.

Нечкина М. В.

Новиченко Л. Н.

Нурпеисов A. K.

Пузиков А. И.

Рашидов III. Р.

Реизов Б. Г.

Самарин Р. М,

Сомов В. С.

Сучков Б. Л.

Тихонов Н. С.

Турсун-заде М.

Федин К. А.

Федоренко Н. Т.

Федосеев П.Н.

Ханзадян С. Н.

Храпченко М. К.

Черноуцан И. С.

Шамота Н. З.

Франсуа Рабле

Гаргантюа и Пантагрюэль

Перевод с французского

ИЗДАТЕЛЬСТВО

«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»

МОСКВА · 1973

Вступительная статья И (Фр)

А. Дживелегова Р 12

Перевод

Н. Любимова

Иллюстрации

Гюстава Доре 7-3-4

—

Подп. изд.

А. Дживелегов.

РАБЛЕ [1]

Рабле был величайшим художником французского Ренессанса, быть может, величайшим французским писателем всех времен и одним из величайших гуманистов Европы. Его деятельность — большой культурный рубеж. Роман его стоит у высокого подъема ренессансной волны, как «Божественная комедия» Данте стоит у истоков Ренессанса. Обе книги по своему охвату — энциклопедии: поэма Данте — патетическая, роман Рабле — ироническая, та и другая — боевые, направленные против старины, отживающей на разных этапах, в разной мере. Рабле наносил этой старине богатырские удары, от которых ее твердыни рушились так же неудержимо, как башни и стены Ведского замка под ударами дубины Гаргантюа. Рабле кляли со всех сторон. Он оборонялся, маскировался, маневрировал и, несмотря на жесточайший натиск реакции, сумел — это было нелегко — не попасть на костер. Он спас, таким образом, свою книгу и завещал ее родине и человечеству как арсенал смертоносного оружия против противников идейного прогресса и врагов человеческой свободы.

Франсуа Рабле (Francois Rabelais, род., вероятно, в 1494 г., ум. в 1553 г.) родился в Шиноне. Он был младшим сыном мелкого судебного чиновника. В 1510 году он поступил во францисканский монастырь и до 1524 года пробыл монахом в Фонтене-Леконт. Там же он получил сан священника. Но духовные подвиги мало соблазняли даровитого юношу. Он хотел учиться. К великому соблазну товарищей по монастырю, он засел за науку, легко одолел латынь, принялся за греческий, читал Платона, вступил в переписку с главою французских гуманистов Гильомом Бюде. В конце концов, раздраженные этим чрезвычайно нефранцисканским образом жизни Рабле («пусть не стараются люди необразованные приобрести образование», — учил святой Франциск), монахи отняли у него греческие книги, добытые им с величайшими жертвами. Рабле спасли друзья, выхлопотавшие ему папское разрешение перейти в бенедиктинский орден, не имевший столь пылких обскурантских традиций. В бенедиктинском аббатстве в Мальезе его поддерживала дружба местного епископа д'Эстиссака. Здесь ему не мешал никто. Он не только продолжал свои эллинистические занятия, но стал отдавать все больше и больше времени естествознанию и медицине. В 1528 году — пока еще с разрешения духовного начальства — он отправился в Париж, а оттуда уже самовольно дальше, все с той же целью.

Это была еще пора терпимости. Разбитый при Павии вождем католической реакции Карлом V, королем испанским, взятый в плен, освобожденный на очень тяжелых условиях, Франциск I, естественно, стремился к сближению с немецкими протестантскими князьями и проводил у себя очень либеральную религиозную политику. Гильом Бюде поздравлял себя и своих единомышленников с «возвращением из изгнания» свободного знания. Теперь Рабле мог более свободно, не оглядываясь на монастырские колокольни, отдаваться своим занятиям. Сначала он попал (1530 г.) в Монпелье, где читал лекции, следуя доктринам Гиппократа и Галена, и зарабатывал себе на пропитание то как врач, то как священник. В 1532 году он уже в Лионе — врачом большой больницы. Отсюда он завязал сношения с Эразмом. Здесь же он начал печататься. В следующем, 1533 году появилась под псевдонимом Alcofribas Nasier (анаграмма его имени) первая часть «Пантагрюэля» — «Ужасающие и устрашающие деяния и подвиги знаменитейшего Пантагрюэля».

Толчком, побудившим Рабле взяться за эту тему, было появление) незадолго перед тем народной книги под заглавием «Великие и неоценимые хроники о великом и огромном великане Гаргантюа», которой, как сообщает Рабле, «в два месяца было продано столько, сколько не купят Библий за девять лет». Главный интерес этой книги составляла, с одной стороны, ее широкая фольклорная основа, с другой — содержащаяся в ней явная сатира на фантастику и авантюрную героику старых рыцарских романов. То и другое, без сомнения, привлекало Рабле, который решил использовать канву лубочного «Гаргантюа». «Пантагрюэль» был задуман как продолжение народной книги, сохраняющее в некоторой степени стиль и имитирующее наивную эпичность оригинала: тот же сюжет, те же великаны, но совершенно иной смысл и совершенно иное настроение.

Прежде всего имитация очень скоро, можно сказать — с первых страниц, начинает перебиваться ироническим отношением к рассказываемым событиям, и эта ирония остается до конца лейтмотивом всей книги. В этом отношении Рабле следовал примеру итальянских поэтов Луиджи Пульчи и Теофило Фоленго, у которых он заимствовал, кроме того, и некоторые из своих образов. Но ни у кого не было заимствовано то идейное содержание, которым был насыщен «Пантагрюэль». Оно было не вполне легальным и потому было замаскировано, хотя и не настолько, чтобы внимательный читатель, особенно читатель, соответствующим образом настроенный, не разглядел его. Это прежде всего целый ряд смелых пародий на Библию в описании чудес, например, воскресения Эпистемона, или роли одного из выдуманных для смеха предков Пантагрюэля, гиганта Хуртали, в потопе: он спасся, оседлав Ноев ковчег, внутри которого по своим размерам не мог поместиться. Это затем насмешки по адресу пап, совсем еще недавно сошедших со сцены — Александра VI и Юлия II. Это постоянные нападки на католицизм, на католическую церковь, на культ, на проповедников, на процессии и в то же время постоянное подчеркивание, что настоящая проповедь Евангелия должна совершаться «чисто, просто и полностью», то есть так, как у протестантов, притом у протестантов докальвиновских, не имевших еще официальной церкви. Когда Кальвин создаст свою общину в Женеве и начнет угнетать свободную веру не хуже римского папы, Рабле и его поднимет на смех, и этого палач Сервета не простит ему никогда.

Все эти вещи встречаются в «Пантагрюэле» на каждом шагу и сливаются в определенную декларацию свободной веры, примыкающей к доцерковному протестантизму, но уже перерастающей его и едва скрывающей свои атеистические тенденции. Есть в «Пантагрюэле» и другое, что ярче и полнее всего выражено в VIII главе, содержащей знаменитое письмо Гаргантюа к сыну, подлинный манифест французского Ренессанса. Это — восторженный гимн новому знанию и новому просвещению, ликующая программа гуманистической науки, пропитанная такой же верой в ее непогрешимость и радостью приобщения к пей, как восклицание Ульриха фон Гуттена: «Умы проснулись, жизнь стала наслаждением!»