Джек из Ньюбери. Томас из Рэдинга - Томас Делонэ
Герцог отвечал, что ей нечего бояться какой-либо опасности в случае, если бы она согласилась на брак.
— Молния, — сказал он, — отвращается колокольным звоном; гнев льва успокаивается перед жертвой, которая не оказывает сопротивления; насколько же легче гнев брата поддается братским мольбам! Король Генрих получил от меня много милостей, и ни одну из них он до сих пор еще не признал. Кто же не знает того, что корона, венчающая его голову, по праву принадлежит мне? Я согласен, чтобы он пользовался всем, чем угодно, только бы он признал мое самопожертвование. Если бы он отказался признать это, я стал бы подобен тем людям, которые, отведав плодов лотуса, забывают страну, где они родились. Никогда больше небо Англии не простиралось бы над моей головою, я стал бы жить с тобой в какой-нибудь отдаленной стране, с большим удовольствием деля пополам с тобой одно яйцо, чем пользуясь для себя одного лучшими плодами этой земли.
Молодая девушка, которая, впрочем, давно уже подвергалась этим ухаживаниям, наконец, согласилась. Герцог ушел, когда она протянула ему свое сердце вместе с своей рукой. Он обещал Маргарите сообщить из Кардифа, что он решит предпринять; потом, простившись с Грэем, он вернулся к своим стражникам и отправился вместе ними в Кардиф.
Сэр Вильям Феррис явился к Грэю спустя день или два после того, делая визит, по своей обычной привычке, но вы, конечно, понимаете, не столько из-за желания побыть в обществе Грэя, сколько из-за любви к его служанке Маргарите. Хотя он был женат, и жена его была красива, он повел упорную осаду против невинности молодой девушки. Он пытался ее обольстить, расточая множество пышных фраз, и соблазнить богатыми подарками. Когда она увидала, что, несмотря на ее постоянные отказы, она никак не может от него отделаться, она как-то раз наудачу сделала ему возражение, которое повергло его в такую иллюзию, что он потом никогда больше ее не беспокоил.
Итак, сэр Вильям Феррис горячо настаивал на том, чтобы она согласилась исполнить его желание. Когда однажды после многих приступов с его стороны она еще раз нанесла ему поражение, он пожелал узнать причину, по которой она не соглашалась его любить.
— Если бы ты только подумала, — говорил он, — о достоинствах того, кто ищет твоего расположения! Какие удовольствия он может тебе обеспечить своим богатством, какое уважение со стороны — своей поддержкой! Стоит ли смущаться всякими глупыми пустяками? Если я буду твоим другом, кто осмелится быть твоим врагом? Где найдется такой человек, который решился бы злословить о тебе по какому бы поводу то ни было! Подумай же хорошенько, моя милая, и не отказывайся от моего великодушного предложения.
— Правда, сэр Вильям, — сказала она, — имеется много причин на то, чтобы мне отказать вам в вашей просьбе, но одна из них такая основательная, что она никогда не, позволит мне полюбить вас.
— Я прошу тебя, девушка, — сказал он, — назови мне ее, и я уничтожу ее, какова бы она ни была.
— Простите, господин, — сказала она, — но если бы я сказала, что я думаю, это, может быть, обидело бы вас, а мне не принесло бы никакой пользы, потому что; дело идет о физическом недостатке, который не могут исцелить никакие средства.
Сэр Вильям был ошеломлен.
— Прекрасная Маргарита, — сказал он, — если у меня больше уже нет никаких надежд, то умоляю тебя, скажи мне по крайней мере, что это за недостаток. Шея у меня не свернута, ноги не кривые, ступни не искалечены, руки не в болячках, глаза не гноятся. Что же вызывает в тебе отвращение ко мне? Я никого еще не встречал, кто считал бы мою внешность неприемлемой.
— Я сожалею, — сказала она, — что я была так невежлива и упомянула вам об этом. Простите меня, мой добрый сэр Вильям, за мою самонадеянность; я хотела бы, как аист, не иметь языка. В таком случае я никогда не причинила бы вам беспокойства.
— Нет, милая Маргарита, — сказал он, — объясни, в чем дело; я ценю простоту твоего сердца. Говори, моя добрая Маргарита.
— Мой добрый сэр Вильям, довольно об этом, — сказала она, — Я знаю, что вы мне не поверите, когда я вам скажу, в чем дело; вы этого никак не можете исправить, и, однако, я так легкомысленна, что не будь этого недостатка, я, наверное, уже дала бы вам согласие на то, что вы желаете от меня получить. Но ввиду того, что вы так настаиваете на том, чтобы узнать, в чем тут дело, я вам это скажу. Причиной всего, господин, является ваш громадный, противный нос, который свисает такими отвратительными складками на ваши губы, что у меня никогда бы нехватило мужества вас поцеловать.
— Что такое? Мой нос? — сказал он. — Мой нос такой огромный, и я никогда об этом не знал? Я был убежден, что мой нос так же хорошо сложен, как большинство других носов. Но, правда, мы все обыкновенно относимся к самим себе слишком благосклонно и гораздо лучше, чем мы должны были бы относиться. Ну, посмотрим, какой у меня нос! Клянусь всем святым, это совершенно верно. Я вижу это сам. Боже мой, как же я мог быть таким слепцом!
С этого времени дворянин впал в такое состояние иллюзии, что никто не мог его разубедить в том, что у него такой огромный нос. Всякому, кто пытался разуверить его в этом, будь то его супруга или кто угодно другой, он отвечал, что они ему льстят и говорят неправду. Дело доходило до того, что он готов был бить всех тех, кто хвалил его нос или просто упоминал о нем без порицания. Он клятвенно утверждал при всех, будь то дворяне или простые люди, что они издеваются над ним. Он был готов вызвать их на дуэль. Он до такой степени стал стыдиться самого себя, что после этого случая он не хотел больше выходить из дому. Таким образом Маргарита освободилась от его общества.
Один умный и важный дворянин, видя, как сэр Вильям все более и более поддавался своей иллюзии, посоветовал однажды его жене не возражать ему, но пригласить какого-нибудь ученого опытного врача, который сумел бы его вылечить. Сэр Вильям сам создал себе эту химеру, и он никогда не послушается посторонних советов; необходимо, чтобы его же
