Филострато. Охота Дианы - Джованни Боккаччо
Лица бледнее не было от века.
Ушли из тела силы, он поник,
Безжизненный и слабый, как калека.
Сколь ни старались утешать его,
Не добивались этим ничего.
Приам и его дети удивляются, видя Троила столь изменившимся, но объяснения от него добиться не могут.
21
Заметив эти перемены вскоре,
Призвал его и вопросил Приам:
«Случилось что-то, сын? Какое горе
Тебя подвергло этаким скорбям?
Ты бледен очень, сам не свой от хвори,
А в чем причина? Так не будь упрям,
Откройся, сын, тебя не держат ноги,
Как вижу, слаб, я о тебе в тревоге».
22
И Гектор вопрошал его о том,
Парис и сестры с братьями другими,
Откуда эта боль такая в нем,
Иль новостями огорчен дурными?
Всем отвечал одно Троил: гнето́м
Сердечной маетой – и больше с ними
Не разговаривал, не мог никто
Услышать от него хотя бы что.
Троилу снится, что Крисеиду отняли у него, он жалуется на нее Пандару и хочет убить себя, а тот с большим трудом его удерживает.
23
Однажды, после горьких размышлений
О вероломстве дамы, он уснул
И видел сон: виновницу томлений
Опасный лес в своем плену замкнул,
Троил, вступая в сумрачные сени,
Услышал треск и неприятный гул,
Он голову поднял, и в чаще темной
Ему кабан привиделся огромный.
24
И оказалось, что под кабаном
Лежала Крисеида, тот клыками
Рвал сердце из груди ее, притом
Что пытка та не досаждала даме,
Напротив, будто наслаждалась злом,
Что зверь чинил ей, придавив ногами.
Так сильно был несчастный потрясен,
Что вмиг прервался беспокойный сон.
25
Проснувшись, размышлял он над кошмаром,
Который видел в этом странном сне,
И понял сразу: было всё недаром,
И суть казалась ясною вполне.
Немедленно отправил за Пандаром,
Затем, оставшись с ним наедине,
«Увы, Пандар, – стал говорить он в плаче, —
Богами я покинут, не иначе.
26
Да, Крисеидой предан я твоей,
А доверял ей больше, чем кому-то.
Теперь другой, как видно, ей милей,
И смерть я предпочту сей муке лютой;
Открыли боги мне во сне о ней».
Весь сон ему поведав той минутой,
Стал объяснять значение его
И так уверил друга своего:
27
«Кабан тот – Диомед, чей дед удало
Повергнул в Калидоне кабана.
Коль нашим предкам доверять пристало,
Потомство их, как понял я из сна,
Свинью себе эмблемою избрало.
Правдивый, горький сон! Сдалась она,
Он сердце взял, с ней поведя беседу,
Ее любовь досталась Диомеду.
28
Лишь он один ее и держит там,
Как можешь видеть, о юдоль печали,
Он не дает ей возвратиться к нам!
А будь не это, разве б не пришла ли?
И ни заботы, ни родитель сам
Ее возврату бы не помешали.
Обманут был, пока ей доверял,
Она смеялась, я напрасно ждал.
29
Ах, госпожа, какие наслажденья,
Краса какая, умысел какой,
Гнев на меня, досада ль, раздраженье,
Проступок мой иль случай роковой
Души твоей возвышенной стремленья
К другому обратили? Где же твой
Долг верности, где честность, обещанье?
Кто из тебя отправил их в изгнанье?
30
Зачем я отпустил тебя туда;
Зачем внимал советам и укору;
Зачем я не увез тебя тогда,
А ведь хотел, подумывал в ту пору;
Зачем, едва почуялась беда,
Не удержал я в пику договору
Тебя здесь при себе? Не знал бы мук,
А ты б не стала вероломной вдруг.
31
Тебе я верил, уповал, что свято
Ты мне верна, слова твои – оплот
Из верных верный, солнце с небоската
Лучи не столь прозрачные нам шлет.
Вот за мою доверчивость расплата,
Твое двуличье въявь мне предстает:
Не только не вернулась по условью,
Но одарила недруга любовью.
32
Что делать, друг? Я чувствую пожар,
Он с новой силой мой сжигает разум,
Я места не найду себе, Пандар,
Сейчас бы мне с собой покончить разом,
Ведь жизнь такая – нежеланный дар,
К сему Судьбы безжалостным указом
Я приведен: мила мне смерть сама,
Тогда как жизнь – лишь тягота и тьма».
33
Промолвив это, на стене висящий
Схватил тотчас отточенный кинжал,
Себя пронзил бы сталью он разящей,
Когда бы друг его не удержал,
За руку взяв, когда юнец дрожащий
В словах привычных горе выражал,
В отчаянье дойдя уже до края,
Вздыхая горько, слезы проливая.
34
Троил кричал: «Ах, друг мой, отпусти,
Ах, бога ради, не держи так боле!
Всё решено, иного нет пути,
Ты не перечь моей жестокой воле,
Иначе сам познаешь, уж прости,
Какую смерть избрал я в тяжкой доле.
Пусти, Пандар, иль кровь пролью твою,
А после уж тогда себя убью.
35
Дай мне из мира вырвать это тело
Несчастней всех живущих; смерть мне дай,
Как наша вероломная хотела,
Что вслед за мной уйдет однажды в край
Теней немых, где скорби нет предела;
Позволь убить себя мне, ибо, знай,
Так будет лучше». С криком порывался
Отнять кинжал, но друг не поддавался.
36
Пандар боролся и не без труда
Держал, но крепко; и не будь несчастный
От горя слаб, случилась бы беда,
Так сильно, дикой ярости подвластный,
Мечась,
