Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери

КРЕСТЬЯНИН И СМЕРТЬ Крестьянин бедный полон дум: Ему понадобился кум. Он было в путь, но к воротам Подходит вдруг всевышний сам И вопрошает: «Ты куда?» «Да кум мне нужен, вот беда!» «Возьми меня», — господь в ответ, Но мужичонка молвит: «Нет! Ты делишь блага кое-как: Один — богач, другой — бедняк!» Идет навстречу Смерть: «А я Не подойду ли в кумовья? Коли меня захочешь взять, То научу я врачевать, И вскорости ты — богатей!» «Коль так, нет кума мне милей!» Вот и дитя окрещено. Смерть куманьку твердит одно: «Придешь к больному — так гляди, За мною только и следи! Коль в головах я у больного, То ждать ему конца худого, Но коли я в ногах стою, Поборет он болезнь свою». Раз заболел мужик богатый. Пришел наш лекарь, кисловато Взглянул, ответил на поклон, А сам на кума — где же он? Глядит — а он в ногах стоит. Больному лекарь говорит: «Дай мне двенадцать золотых, И ты здоров». — «Не жаль мне их!» Мужик поправился, и вот О лекаре молва идет, А тот знай лечит — всякий раз Лишь с кума не спуская глаз: Кум в головах — больной не встанет, В ногах — опять здоровым станет! Разбогател наш врач: за ним Лишь посылают за одним. Чрез десять лет — увы и ах! — Смерть уж у кума в головах Стоит и речь к нему ведет. «Теперь настал и твой черед!» Но лекарь просит погодить: «Дай мне молитву сотворить! Вот «Отче наш» прочту, — тогда Уйду с тобою навсегда!» Согласна Смерть: «Пусть будет так!» Молиться принялся бедняк. Но только первые слова Он произнес едва-едва… И этак молится… шесть лет: Конца молитве нет как нет. Смерть выбивается из сил: «Ну, как? Молитву сотворил?..» Смекнув, что тут обойдена, Прибегла к хитрости она: Прикинулась больной тотчас И у порога улеглась, Кричит: «Ах, лекарь! Я в огне! Лишь «Отче наш» поможет мне!» Прочел тут врач все до конца — А Смерть скрутила молодца И молвила: «Попался, брат!..» Недаром люди говорят: От смерти не уйти. Придет И Ганса Сакса заберет. О ВИТТЕНБЕРГСКОМ СОЛОВЬЕ, ЧЬЯ ПЕСНЬ СЛЫШНА ТЕПЕРЬ ВЕЗДЕ Проснитесь! Утро настает! Я слышу: соловей поет Среди листвы в лесу зеленом; Несется трель по горным склонам, Звенит в долинах, ночь гоня, И возвещает царство дня. Заря восходит золотая, И солнце, тучи разгоняя, На землю шлет свои лучи. Луна, сиявшая в ночи, Теперь бледнеет и тускнеет И власти больше не имеет Над стадом жалобным овец, Которых страшный ждал конец. * * * Страдает от попов народ, Не перечесть его невзгод: Зимой и летом гнет он спину, Чтоб отдавать им десятину. Коль не заплатишь — проклянут, Изгонят, свечи вслед швырнут, Другим чтоб было не повадно; Трудиться разве не досадно Крестьянину по целым дням, Чтобы поповским холуям Сидеть в трактирах было можно, Кутить и пьянствовать безбожно? Есть у попов про всех товар — Лишь покупай и млад и стар! Известно — каждый поп и инок Дом божий превращает в рынок: Дают реликвии доход, А главное — в церквах идет Продажа индульгенций бойко. Вот что и есть овечья дойка! Толпа церковников жадна: Привыкнув грабить издавна, Живя бессовестным обманом, Церковник ловко лжет мирянам: За мощи выдав зуб быка, Он им притронется слегка К болящему — и дань сбирает. Мирян церковник уверяет, Что в братства надо им вступать И чинш исправно отдавать. Поистине — в алчбе неистов Любой из братии папистов; Они из края в край пешком Бредут — всегда с большим мешком, В котором индульгенций ворох, С крестом, с хоругвями, и хор их Звучит везде: «Спасенье тут! Чистилища же избегут И те на небо будут взяты, Кто по природе тороваты. Монета звякнет — ты спасен!» Тот, кто нанес другим урон И приобрел добро нечестно, Благодаря им, как известно, Выходит из воды сухим. Всех обирает папский Рим С настойчивостью и упорством. Вот что зову я шкуродерством! Епископов я до поры Не поминал, а их дворы С нотариусами, с писцами, Глумящимися над истцами, Что правосудья ищут там, Отнюдь не безразличны нам. Ведь здесь супругов разлучают, Насильно браки заключают, На бедняков наводят страх, Честят, разносят в пух и прах! Ах, еретик! Ах, еретичка! В день постный смели съесть яичко! Немедленно их отлучить! Не жди того, чтоб облегчить Здесь согласились наказанье: Напрасно издавать стенанья, О снисхождении моля. Охотой потравлять поля И прочие творить бесчинства, Всемерно поощряя свинства Своих наемников-солдат, Что грабят всех людей подряд, И вкупе с челядью разбойной Вести бесчисленные войны, Потоки крови проливать, Людей нещадно убивать, Сжигать их мирные жилища И оставлять лишь пепелища Там, где недавно жизнь цвела — Вот вам епископов дела! Не значит ли то — жрать овечек? Ягненок у волков ответчик За ненасытный голод их; Но часто и волков самих Мы под овечьим зрим обличьем; Овец так поудобней стричь им. Но жадность волка выдает, И всяк его опознает.