Мариво - Удачливый крестьянин
– По-моему, – ответил я, окончательно в ней разочаровавшись и твердо решив, что она мне не пара, – если дело обстоит так, как ты говоришь, то больше и мечтать не о чем. От хозяйкиных подарков не отказываются. Коли наш барин – то же самое, что барыня, и его любовь ничем не отличается от дружбы – чего же лучше? А я ни за что бы не догадался, какая такая у него любовь. Я думал, он за тобой ухаживает просто, как обыкновенно ухаживают за красивой девушкой; но если он уж такой скромный и добродетельный, так с ним и стесняться нечего. Однако, гляди не оступись, мужчины народ опасный.
– Ну нет, – возразила она, – на что мне твои советы; я знаю, как себя вести.
Что правда, то правда, поздно уж ей было спрашивать совета. Все эти разговоры понадобились только для того, чтобы постепенно приучить меня смотреть сквозь пальцы на ее шашни.
– Я очень рада, – сказала она на прощанье, – что ты со мной согласен. До свиданья, Жакоб.
– Желаю счастья, мадемуазель, – отвечал я, – и поздравляю: вы заслужили чистейшую дружбу вашего обожателя; нужно быть очень славным человеком, чтобы любить столь бескорыстно. Прощайте, до скорого свиданья, господь да направит вас на верный путь.
Я произнес эти прощальные слова таким веселым тоном, что она не заметила насмешки.
Между тем в доме пошли толки об ухаживаниях барина за Женевьевой. Другие горничные осуждали ее за это, не столько по добродетели, сколько из зависти.
– Как это отвратительно, как стыдно! – сказала мне Туанетта, та самая хорошенькая блондинка, о которой я уже упоминал.[8]
– Тсс, не шумите понапрасну, мадемуазель Туанетта, мало ли что может случиться? У вас такая же миленькая мордашка, как у нее, а барин у нас зоркий; сегодня ему понравилась Женевьева, а завтра, может статься, наступит ваша очередь. К чему эти злые слова? Будьте милосердней если не ради нее, так хоть ради самой себя.
Туанетта обиделась, расплакалась и пошла жаловаться на меня барыне. Но если она ждала суда скорого и справедливого, то обратилась не по адресу. Госпожа хохотала до упаду, слушая простодушный рассказ о нашей перепалке; мои взгляды на это дело были совершенно в ее вкусе и как нельзя лучше подходили к ее характеру.
А ведь она таким образом узнала о неверности своего супруга. Но это ничуть ее не тревожило; еще один предмет для шуток, только и всего.
– А ты действительно уверена, что мой муж влюблен в нее? – спросила она Туанетту таким тоном, точно проверяла, правдива ли эта веселая новость, чтобы вволю позабавиться. – Это ужасно мило, Туанетта, но ведь ты красивее, чем она.
Вот и все, чего добилась Туанетта; а я, зная нашу барыню, ничего другого и не ожидал.
Женевьева, не поняв по моему тону истинного моего мнения о подарках барина, которые в то время сыпались на нее как из рога изобилия, решила показать мне некоторые из них, чтобы я постепенно привык к мысли о такого рода обогащений.
Сначала о деньгах она не говорила, а показала только всякие мелочи и тряпки: платья, чепчики, куски тканей и ленты всех цветов; ведь ленты – самая сильная приманка для горничных.
– Но какова щедрость! – восхищалась она. – Он подарил Мне все это только за то, что я ему нравлюсь!
– Что ж удивительного, – отвечал я, – дружба мужчины к красивой девушке заходит порой очень далеко; увидите, на этом он не остановится.
– Я тоже так думаю, – согласилась она, – он часто спрашивает, нужны ли мне деньги?
– Конечно, нужны! – сказал я. – Когда вы утонете в них по горло, вам захочется погрузиться с головой; берите! А если их некуда будет девать, отдавайте мне, уж я придумаю, что с ними делать.
– Охотно, – сказала она, довольная тем, что я начинаю входить во вкус и иду навстречу ее планам на будущее, – я буду брать их для тебя; возможно, завтра же я смогу тебе кое-что дать: дня не проходит, чтобы он не совал мне деньги.
Сказано – сделано: на другой же день я получил в полное свое распоряжение шесть луидоров; вместе с теми тремя, что дала мне барыня на учителя чистописания, они составили кругленькую сумму в девять полных пистолей – целое сокровище для человека, никогда не имевшего в кармане ничего, кроме нескольких су с крестиком.[9]
Быть может, я плохо поступил, беря деньги у Женевьевы; думаю, это не вполне согласуется с правилами чести; ведь я вводил ее в заблуждение насчет истинных моих чувств. На деле я больше не любил ее, хотя она все еще нравилась мне; нравилась моим глазам, но не сердцу.
Барыши ее были неправедные, я это знал и, следовательно, был участником неблаговидных поступков, за которые ей платили деньги. Я как бы поощрял Женевьеву продолжать тот же торг. Но в то время я не отличался щепетильностью, понятия мои о честности были еще весьма убоги и, судя по всему, господь простил мне этот сомнительный доход, так как деньги я употребил на благое дело: научился письму и арифметике, благодаря чему позднее преуспел в жизни.
Итак, я охотно брал деньги, и это еще больше подстегивало Женевьеву; она не сомневалась, что ради денег я готов на все; она забыла всякую осторожность и совсем перестала стесняться.
– Пойдем, – сказала она мне однажды утром, – я хочу тебе кое-что показать.
Я пошел за ней, она привела меня в свою комнату и показала шкатулку, доверху набитую знаками ее распутства, точнее говоря, золотыми монетами; сумма была весьма значительная; только откупщик и мог так дорого платить за погибель своей души; многие расфуфыренные дамы обошлись бы ему дешевле, чем эта субретка.
Нелегко мне было скрыть удивление при виде сего постыдного богатства; но, придерживаясь усвоенного с ней развязного тона, я спросил:
– А это тоже для меня? В моей каморке почти пусто, не то что здесь, и для такого хорошенького сундучка место найдется.
– О нет! – возразила она. – С твоего позволения, он предназначается моему будущему мужу. Подумай-ка над этим.
– Право, – сказал я, – не знаю, где взять для вас мужа. Никто из моих знакомых не ищет невесту.
– Вот странный ответ, – возразила она, – или ты глуп? Неужто не понимаешь? Кто тебя просит искать для меня мужа, ежели ты сам можешь им стать? Или ты сделан из особого дерева?
– Э, не будем говорить о дереве, это наводит на мысль об одном ветвистом украшении, – сказал я; но потом, не желая обострять разговор, добавил:
– Если все дело только в том, чтобы стать вашим мужем, так я готов хоть сию минуту и боюсь только умереть от избытка счастья. Неужели вы не уверены в себе? Разве в комнате у вас нет зеркала? Посмотрите на себя и скажите, нравится ли вам это личико? Кто же станет размышлять да сомневаться? Нет, это вы напрасно, не в этом загвоздка.
– А в чем же? – спросила она, не скрывая нетерпеливой радости.
– Да так, пустяки! – сказал я. – Ведь барин-то по дружбе, пожалуй, угостит меня палкой, если я отобью у него подружку. Такого рода дружба шутить не любит. А на что вам побитый муж?
– Что это за выдумки! – воскликнула она. – Если барин узнает, что я полюбила тебя, он будет только рад выдать меня замуж, ручаюсь! И даже справит нашу свадьбу.
– Ну, это уже ни к чему, я и сам могу справить свою свадьбу; только я, ей-богу, не решаюсь к вам подступиться: боюсь вашего друга; короче говоря, его дружба, на мой взгляд, одно лишь притворство. Сдается мне, что под личиной друга скрывается хитрый лис; у него зубы чешутся схватить курочку, а ежели он увидит, что на нее нацелился дворовый щенок вроде меня, сообразите сами, чем это кончится; нет, лицемерный лис со мной разделается так, что я всю жизнь буду помнить.
– Тебя останавливает только это? Ты правду говоришь? – воскликнула она.
– Разумеется, – ответил я.
– Ну, так я рассею эти страхи, – сказала она, – и докажу, что никто не зарится на твою курочку. А теперь уходи, я не хочу, чтобы тебя видели в моей комнате; дело наше будет слажено, не сомневайся.
На этом я покинул ее, не без тревоги насчет последствий моей затеи и со смутным раскаяньем в том, что брал у Женевьевы деньги; я предчувствовал, какое оружие она пустит в ход, чтобы закабалить меня в дело вмешается сам барин; и я не ошибся.
Назавтра за мной пришел лакей и сказал, что барин требует меня к себе. Я явился к нему в великом смущении.
– Ну-с, любезный, – обратился он ко мне, – как дела у молодого барина? Прилежно ли он учится?
– Неплохо, сударь, – ответил я.
– А ты доволен жизнью в Париже?
– Что ж, сударь, ем тут и пью с аппетитом, не хуже, чем во всяком другом месте.
– Я знаю, что барыня к тебе благоволит, и очень этому рад; но ты скрытничаешь; до меня дошли слухи о твоих подвигах. Оказывается, ты малый не промах; живешь тут без году неделя, а уже успел одержать победу? Только-только приехал, и уже кружишь головы красивым девушкам? Женевьева без ума от тебя; надо полагать, и ты ее любишь?
– Эх, сударь, – отвечал я, – за что же ее, бедняжку, ненавидеть? Она мне ничего плохого не сделала.
– Да нет, ты меня не бойся, можешь говорить вполне откровенно; твой отец уже не первый год арендует у меня землю, я им доволен и рад оказать покровительство его сыну, раз представился такой случай. Тебе повезло, что ты нравишься Женевьеве, а я одобряю твой выбор; ты молод, хорош собой; к тому же, говорят, скромен и усерден. Женевьева очень мила, я покровительствую ее родителям и взял ее к себе в услужение именно с тем, чтобы помочь ей получше устроиться. (Он лгал.) Брак с тобой отчасти противоречит моим намерениям: ведь у тебя ничего нет; я имел для нее в виду более выгодную партию, но она любит тебя и ни о ком другом слышать не хочет. Что ж, в добрый час. Думаю, что мое покровительство восполнит все, чего вам недостает, и заменит тебе отцовское наследство. Я уже подарил твоей невесте немалую сумму денег и научу, как ее приумножить; больше того – я сниму и обставлю для вас небольшой дом, а оплату его возьму на себя, пока вы не устроите свои дела; и вообще за будущее не тревожься, я буду давать тебе выгодные поручения. Живи дружно с женой, – ибо ты получаешь ее из моих рук – она кротка и добродетельна, и не забывай, что тебе принадлежит, по крайней мере, половина всего имущества, которое я вам дарю. Как хорошо я ни отношусь к родителям Женевьевы, я не стал бы так для нее стараться, если бы не расположение к тебе и твоим родным, которых я ценю еще выше. Новость эту лучше пока держать в тайне, иначе другие горничные не дадут мне покоя; все захотят, чтобы я и их тоже повыдавал замуж. Попроси расчета без лишнего шума, скажи, что нашел более подходящее и выгодное место. Женевьева, со своей стороны, скажет, что должна навестить старушку мать, и, покинув мой дом, вы сразу обвенчаетесь. Прощай. Благодарить не надо, я очень занят; пойди сообщи Женевьеве обо всем, что я сказал. Да, возьми вон там на столе стопку золотых и с этими деньгами жди в гостинице, пока Женевьева не выйдет и не присоединится к тебе.
