Иоаннида, или О Ливийской войне - Флавий Кресконий Корипп
Посередине пляжа, омываемого волнами моря (подобно тому, как река омывает свои берега), есть длинная расселина, спрятанная [песком]. И воды реки, направляясь к морю, срывают поля впереди себя горькими волнами. В это место обратно плывут водоросли и грязь, и их толстые отложения разлагаются под рябью потока. Лошадь героя, достигнув того места, испугалась черных водорослей и в страхе повернулась. Фыркая, она начала прясть ушами, выказывая свой страх, повернулась боком и покрылась пеной, словно дикий зверь. Она выкатывала глаза и не отдавала себе отчета в поджидающей ее опасности. Но великодушный вождь, хоть и пытался отбиться от врага, увы, завершил свою поездку, а вместе с ней и жизнь. Наседавший враг криками оттеснял воина все дальше. Вновь и вновь пришпоривая лошадь, он удвоил удары своего хлыста по ее могучим плечам, и лошадь от побоев встала на дыбы и галопом понеслась по непроходимому для нее пути. Она упала, водянистый провал поглотил ее, и нечестивая земля поглотила также и ее всадника в свою жестокую утробу. Так Фортуна спасла героя, похитив его у его врагов и прикрыв его так, что ему не пришлось бы стоять безоружным и униженно молить своих врагов о спасении. И она дала ему могилу, так что его тело не осталось лежать без погребения в ливийских песках.
Песнь VII
(ст. 1—153)
Тем временем наш полководец вел свои войска под знаменами по безопасному маршруту. Устав, он достиг стен небольшого городка – с союзниками, которые вернулись под его штандарты. Здесь потребность армии в пище была удовлетворена, его людям было позволено наслаждаться безопасностью после схватки, жар лошадей был исцелен водой и, поскольку они [тоже] были накормлены, скорбный голод отступил. Жаждущие воины ухаживали за лошадьми, [омывая] их в потоке, протекавшем неподалеку, и радовались воде, к которой тоже столь стремились. Вспоминая прошлые несчастья, они лили холодные струи воды на свои тела. Со временем, поев, они почувствовали, как понемногу возвращаются их силы, и после [перенесенных] страданий войны услаждали себя содержимым поданных им винных чаш. Черная ночь опустилась на землю и прекратила все труды мира, затемнив образы вещей под темным небом. Последовал расслабляющий ночной сон, неся сладкое утешение воинам и обнимая их своими тихими крыльями. Приветливый ночной покой щедро рассыпал на них свои сокровища и сомкнул их веки. Их сердца успокоились и забыли о горе и о самих себе, в то время как тяжелое дыхание заставляло содрогаться прочие члены их тел.
Но в этом запутанном положении наш полководец провел бессонную ночь, перебирая в сердце своем многочисленные заботы. Исполненный отеческих чувств командующий, подвигнутый жалостью и оплакивая смерть стольких людей, стонал, и слезы текли из его глаз. С ним там был Рицинарий, утешение полководца и соратник в борьбе. Он всегда сносил свою долю горя, смешанную с благом, и [сейчас] не спал, удалясь [для этого] к простым воинам, но присутствовал [рядом с Иоанном], как трезвый друг и человек, сильный доблестью, который никогда не побоится пожертвовать жизнь за свою страну.
Дикие персы хорошо знали достоинства этого человека, его характер и силу, его мудрый совет и стойкость, его отличную службу как воина и, наконец, его любовь к миру и благородную верность. Африка тоже знала, что он совершил среди враждебных мавров, и его преисполненный отеческих чувств командир сам знал, какую тяжкую работу подчас исполняет этот человек за его спиной. Так, в отношениях этих двух людей были любовь и готовность угодить. Он думал об Иоанне, как об отце, а Иоанн относился к нему, как к истинному сыну, рожденному от его крови. И вот так, без сна, каждый горько рассказывал другому о событиях дня, припоминая славные смерти, что случились на этой злосчастной равнине. Полководец говорил первым: «Воистину, человек напрасно бдит, если Бог не бдит вместе с ним[108]. Никто не может выиграть войну, полагаясь [лишь] на собственные силы. Только Всемогущий один может сокрушить врага, двигая, опрокидывая, уничтожая все вещи. Римский народ, конечно, не столь ненавистен Господу, ибо Его воля была на то, чтоб спасти моих людей, даже когда их теснили столькие тысячи врага. Теперь я решил, насколько возможно, извлечь хоть какую-то пользу из нашего поражения и внезапно напасть, пока победитель остается в [кажущейся] безопасности на месте, ибо воображает, что те, кого он разбил, бегут. Как часто, однако же, побежденные сами одолевали в бою [своих] гордых победителей! Большая победа дается тем, кто мал числом. Подумай, мой дорогой товарищ, что может быть лучше для нашего войска».
Тогда спокойный и серьезный Рицинарий так сказал, давая своему командиру желанный совет: «Благочестиво искать Божией помощи, великий вождь, но почему ты так страстно намерен атаковать снова? Твоя широко известная доблесть и сила твоей мощной десницы влекут тебя, однако же не нужно теперь подвергать свою жизнь опасностям. Жестокая Фортуна своей помощью сделала врага гордым и храбрым, но сердца тех, кто бежал с поля боя, всегда холодны от страха. Даже великая доблесть становится робкой, сломленная страхом смерти. Это свойственно природе лишь немногих – выстоять в смятениях войны, особенно после такой битвы, как эта, потрясшей наших людей недавней бойней. Большая часть наших людей рассеяна, хотя они и остались невредимы. Собери их, храбрый полководец, и прикажи восстановить силы. Затем разыщи и привлеки к действию те племена повсюду, которые всегда оставались верными заключенным с нами договорам. Уговори их прийти, пусть двинут свои тростниковые щиты и знамена. Таким образом, вся армия, собранная в одном месте, будет пребывать в безопасности, ибо точно приобретет здесь все, что необходимо для ее снабжения. Как ты знаешь, туземцы пригоняют с собой большие стада, и наши корабли перевезут их сюда, а также хлеб и вино, поскольку погода сейчас благоприятствует мореплаванию. Если мы поступим так, наше войско восстановит расшатанные силы и наши отряды, забыв свой страх, возобновят борьбу».
Его совет был принят благосклонно. Внимательно выслушав превосходные слова верного друга, командующий разослал
